Оправдание Шекспира - Марина Дмитриевна Литвинова

(«Хозяин гостиницы, именуемый в пьесе Добрый корень, – это сам автор в образе художественного персонажа, размышляющий над новым миром, который он сотворил».) Прошу обратить внимание, Бен Джонсон никогда не отстранялся от своих пьес, он в них присутствовал, либо прямо заявив об этом, либо косвенно – вылепливая вполне узнаваемый характер, прототипом которого был он сам. Естественно, что и за другими героями пьес должны были маячить определенные лица.

Что касается аллюзии на строку в «Юлии Цезаре», она подробно исследована шекспироведами (Джон Пальмер, Довер Уильсон, Т.С. Дорщ в Арденском Шекспире).

Хотелось еще добавить, что это единственная шекспировская пьеса, которую упоминает Фрэнсис Бэкон и в трудах, ив письмах. Бэкон пишет на континент своему юному другу Тоби Мэтью, что тот, конечно, ждет «Юлия Цезаря», но он шлет ему нечто более серьезное.

И, наверное, самое главное в цитате из «Записных книжек»: Шекспир был одержим страстью писать пространно, – по мнению Джонсона, это самый большой его недостаток. В самом деле, возьмите монологи Гамлета из второго кварто и Первого Фолио. Цитата намекает, что Шекспир был не в меру говорлив, и Пунтарволо, и Аморфус, и Политик-ли («Лис, или Вольпоне»), прообраз которых – Ратленд, щедро наделены этим качеством, их длинные речи вычурны, изысканны, полны неожиданных фантазий, оборотов, словечек. Например, вся речь Аморфуса о своей способности подражать человеку любой профессии. Вот ее начало: «Садитесь сюда, сэр, и созерцайте меня. Вам предстоит быть оче-слухо-зрителем того, как я наглядно опровергну парадокс, или, вернее, псевододокс, являемый теми, кто носит лицо как показатель своего внутреннего состояния, чего люди благоразумные никогда не делают…» Затем Аморфус изображает купца, ученого книжника, солдата, юриста, придворного. О придворном говорит так: «Продвинутый придворный – тот, кто все еще торит тропу, колею, дорогу, но не добрался еще до punctilio (итал.), то есть до пика своих надежд; вот вам его лицо: открытое, гладкое, задорное, переполненное – кажется, вот-вот убежит и перельется в вас…» И все пятьдесят строк этого монолога (да и другие) в том же духе.

Бен Джонсон умел пародировать речь осмеиваемых героев. В них мы и сейчас узнаём прототип – как же они были узнаваемы современниками! Конечно, он создает образ Ратленда, как видят его лукавые глаза. Но образ настолько осязаем, что, стянув с него пародирующее одеяние, мы легко лепим повадки, манеру изъясняться, круг интересов и занятий нашего Ратленда-Шекспира. Разглагольствования его у Джонсона отмечены употреблением непростых слов: либо сочиненных по случаю, либо иностранных, либо возвышенных синонимов; а также юридическими терминами и еще употреблением длинной цепочки эпитетов. Этот последний прием применяют и другие поэты-елизаветинцы, но шекспировские пьесы им изобилуют. Можно сказать, это признак их стиля. Что касается неологизмов, то Шекспир общепринято считается автором множества вошедших в ту эпоху слов. Бен Джонсон в предисловии к книге «Кориэтовы нелепости» даже назвал Кориэта (Ратленда) «логодедалом», то есть «словостроителем».

Вот так одна цитата, полная аллюзий, подвела нас к текстам и фактам, на основе которых стало возможным воссоздать образы двух участников давнего прошлого и провидеть частично их отношения.

Вглядываясь в каждое слово, сопоставляя слова и выражения из пьес, стихов, писем и самого Шекспира и других авторов, начинаешь различать контуры, казалось, невосстановимой жизни, невосстановимых человеческих отношений.

Так постепенно, с помощью цепочек ассоциаций, извлекаются из небытия тени, оживают исторические окаменелости.

КНИГА первая

ДЕЛА ДАВНО МИНУВШИХ ДНЕЙ

ПРОЛОГ

ПРЕТЕНДЕНТЫ

Сегодня в шекспироведении имеются десятки претендентов на авторство шекспировского наследия. Начало было положено в середине XIX века американкой Делией Бэкон, которая отважилась в одиночку во всеуслышание заявить, что стратфордский Шакспер – никакой не Шекспир. Ее избранником был Фрэнсис Бэкон, по мнению англичан второй после Шекспира гений; правда, в своем грандиозном сочинении «Философия пьес Шакспера раскрыта» («The Philosophy of the plays of Shakespeare Unfolded», 1857) она развивает групповую теорию, но именно с ее легкой писательской руки философ Фрэнсис Бэкон стал, по мнению многих, и «Шекспиром». С тех пор предложено еще несколько имен, среди них графы, поэты, писатели, даже королева Елизавета. Есть и групповая теория. Все эти «Шекспиры», решив несколько загадок, ставили новые знаки вопроса. Ответы на них давались, но они были столь, же натянуты и неубедительны, сколь и умозаключения стратфордианцев, которые тщетно пытались и до сих пор пытаются разрешить вопиющую неувязку между творчеством Шекспира и каждодневной жизнью Шакспера в Лондоне и Стратфорде – судя по документам, более нигде стратфордский мещанин не был.

Сейчас имеется шесть главных кандидатов: Фрэнсис Бэкон (1561-1626), Эдвард де Вер, семнадцатый граф Оксфорд (1550-1604), Уильям Стэнли, шестой граф Дарби (1561-1642), Роджер Мэннерс, пятый граф Ратленд (1576-1612), поэт Кристофер Марло (1564-1593) и Стратфордец Уильям Шакспер (1564-1616). Обратите внимание на даты рождения и смерти, уже они могут привести к некоторым важным умозаключениям.

Сомнения начались очень давно, документы свидетельствуют, что уже в XVIII веке, когда авторство неоспоримо закрепилось за человеком из Стратфорда, были люди, которые или знали, кто настоящий Шекспир, или не сомневались, что Стратфордец им не был (об этом подробно, в ироническом ключе, разумеется, пишет Сэмуэл Шенбаум в книге «Жизни Шекспира», в четвертой части «Deviations»)[10]. Но настоящий бэконианский бум разразился во второй половине XIX века.

Как могло Делии Бэкон прийти в голову, что автор шекспировских пьес не Шакспер? Она родилась на Среднем Западе США в штате Огайо, в бедной семье; детей было много, отец рано умер. Ее взяли на воспитание друзья семьи в Хартфорд, столицу штата Коннектикут. Шенбаум и о ней пишет подробно, но с такой издевкой «…из этих кошмарных нагромождений, рожденных паранойей Делии, смутно вырисовывалось некое умозаключение. И должен был встать вопрос: кто он?»[11], что хочется сказать: «Юпитер, ты сердишься, значит, ты не прав».

Делия писала стихи, рассказы, даже пьесу; всегда не было денег, ей помогал старший брат, священник, человек замечательных достоинств; с успехом читала лекции в Бостоне и Нью-Йорке. Эти скупые подробности рисуют ее деятельной способной натурой: Делия ловила свою «синюю птицу». Что толкнуло ее взяться за чтение книг Френсиса Бэкона? Возможно, в какой-то мере – фамилия, она ведь была самоучкой. Так или иначе,