Рассказы о прежней жизни - Николай Самохин

Вот что случилось с Резо (он это сам вычислил вслух при попутчице).

Перед отлетом, то есть перед отъездом в аэропорт, он зашел в кафетерий — выпить чашку кофе. Барменша («У-у, каркадил!»), между прочим, предложила ему: «Может, коньячка сто граммов хотите?» Резо посмотрел на этикетку бутылки, презрительно сказал: «Эта коньяк называешь? Эта коньяк — стаканы поласкать», — чем, наверное, жутко обидел барменшу. Однако сразу она виду не подала. Резо допил кофе, вынул сигарету и стал чиркать зажигалкой, но безуспешно — газ в ней, что ли, кончился? Он достал из кармана спички. И тогда барменша, вдоволь насладившись его манипуляциями, сказала:

— Погляди назад.

— Зачем мне глядеть назад? — спросил Резо. — Ты стоишь вперед — ты гляди.

— Погляди назад! — повысила голос барменша. — Видишь, что написано? «У нас не курят».

— А ха-ха! — раскинул руки Резо. — У них, панимаешь, не курят. А у нас курят.

— А у нас не ку-рят! — отрубила барменша и сшибла его спички за прилавок, в общую коробку.

— Падавись… копейкой, — сказал Резо.

— Нна! — барменша звонко хлестнула о прилавок копейкой, припечатала ее. — А курить ты здесь не будешь!

— Падавись этой тоже! — брезгливо скривился Резо и вышел вон с гордо поднятой головой…

Эпилог

Как пережил свою утрату незнакомый мне Резо, не знаю. Думаю, однако, что с протянутой рукой по миру не пошел. На чем-нибудь да утешился.

Вася Припухлов в данный момент, взяв отпуск без содержания, монтирует электрооборудование на животноводческом комплексе колхоза «Рассвет».

Объявления в газете продолжают публиковать. К «Москвичу-412» прибавился «Москвич-2140 люкс» (расчетный чек требуется на 8 200 р.).

Муж Дарьи Петровны, после отработки на «химии», продал «Волгу» и купил «мерседес». Два «мерседеса» в нашем городе: одни — у директора кладбища, второй — у мужа Дарьи Петровны.

Сама Дарья Петровна работает на прежнем месте, и хотя недоливать ей теперь нечего — в связи с решительным курсом на искоренение, — уходить вроде не собирается. Единственно — спички она ни под каким видом не принимает, когда ей завозят их с базы. А посетителям, интересующимся наличием спичек, таким голосом отвечает: «Не держжим!» — что они шарахаются от нее, как от огнедышащего дракона.

ХОД СООБЩЕНИЯ

Дело было в Англии.

А может, и не в Англии. Это сути не меняет. В общем, где-то там, у них — в шибко свободном мире.

Одни узник, приговоренный к пожизненному заключению, прорыл подземный ход. В соседнюю камеру. Четырнадцать лет он упорно трудился — скреб землю бутылочным стеклышком, дробил камень зубочисткой — и наконец объявился у соседа: ку-ку, дескать, а вот и я!

Сосед удивился этому несказанно. Он тоже пожизненно сидел и уже не надеялся живой души увидеть — а тут на тебе: вылезает из-под каменной плиты личность, щурится на свет, очки поправляет.

У соседа волосы дыбом поднялись.

А вылезший раскланивается: позвольте, мол, представиться. Такой-то и такой-то, уроженец таких-то мест. Имею честь быть расквартированным через стенку от вас.

Сосед, видя, что перед ним все же человек, а не привидение, слегка пришел в себя. Обрел дар речи.

— Ффу! — говорит. — Доннер-веттер!.. Так и напугать можно… Ты откуда взялся-то?

— Из подземного хода, — отвечает личность. — Точнее выражаясь — из хода сообщения, отрытого мною собственноручно. Не желаете ли взглянуть?

Сосед свесил башку в дыру, видит — точно, подземный ход. Смежная камера просматривается. Парашу видно и часть кровати.

— Грандиозно! — говорит сосед. — Высокий класс!.. Прямо граф Монте-Кристо.

— Не совсем точно. Граф Монте-Кристо сам ход не копал. Копал его аббат Фариа. И копал, заметьте, чтобы выбраться на волю. Но, как известно, ошибся в расчетах. Я же в своих расчетах не ошибся…

— Погоди, погоди! — растерялся сосед. — Как это не ошибся?.. Ты что… специально ко мне докапывался? Чтобы в гости ходить?

— Ну, если не возражаете, то и в гости. Соседа слеза прошибла.

— Амиго! — закрутил головой он. — Ценю!.. Гран мерси!.. Век не забуду!..

Короче, подружились эти сироты. Стали друг к другу в гости ходить. Точнее, ползать. Сползутся, чашки с похлебкой рядышком поставят, сидят — мирно беседуют.

Сосед попервости нет-нет да и спрашивал своего гости: что же ты, друг, не на волю ход рыл? Гость отвечал мудрено. В том смысле, что свобода-де как таковая — прежде всего свобода выбора. Вот он сделал свой выбор свободно, а не по принуждению, и тем счастлив.

В другой раз соберутся — сосед опять подзуживает: ну, ладно, раз ты ко мне пробился, значит, мог бы и наружу? Так? Сидел бы сейчас где-нибудь в холодке, винцо попивал, устрицами закусывал… Гость ему в ответ: главное, чтобы дух был свободен. А где сидишь при этом — неважно. И устрицы человека поработить могут.

Однако сколько веревочка ни вьется, а концу быть. Застукал их как-то за этим собеседованием надзиратель — в глазок дверной усмотрел. Ну, конечно, поднял тревогу. Сбежалась вся администрация. Начальник тюрьмы притрусил — бледный, перепуганный, пот холодный платком вытирает.

— Хватай их, — кричит, — разбойников! Держи крепче! Где у нас кандалы?! Вон что удумали, архаровцы, — побег! Ну, все! Все! Прилепят вам теперь по второму пожизненному!

Только узники держатся достойно, не выказывают боязни. Ну, второй ладно: не он копал — какой с него спрос. Но и первый, на ком вина, смотрит спокойно, глазом не моргнет. Даже как будто обижается.

— О каком это побеге вы говорите? Я ведь не наружу ход копал, а намеренно в соседнюю камеру. У меня и чертеж имеется — можете лично убедиться. — И протягивает начальнику какую-то бумагу.

Тот развернул её, видит — точно, чертеж. То ли труба, то ли канава изображена в трех проекциях, размеры указаны, стрелки стоят. А пониже — формулы, строчек десять. Синусы разные, косинусы, червяки двухголовые, буквы, скобки.

Начальник смотрит — понять ничего не может.

— Да вы специалиста пригласите, — деликатно подсказывает автор.

Вызвали специалиста — тюремного инженера. Инженер помозговал над чертежом, на линейке логарифмической что-то прикинул, а потом уважительно глянул на узника и докладывает начальнику:

— Все правильно — он к соседу ход копал. Азимут у него точно взят, можете не сомневаться. Удивляюсь только: как он направление сумел определить.

— А я по звездам, — говорит узник. — У меня там окошечко имеется — так я по звездам.

Инженер опять посмотрел на узника пристально и головой покачал. А потом отозвал начальника в сторону, шепчет:

— Уникальный случай. Знаю я это окошечко. Сам проектировал. Из него полторы звезды видно, а какие — убей меня бог — не скажу.

Начальник тюрьмы, сообразив, какая птица к нему залетела, перестал на кандалах настаивать.

— Ладно, — сказал, — оставьте все как есть. Разберемся.

Доложил начальник об этом нелогичном случае своему начальству, начальство отрапортовало по инстанциям высшему руководству, высшее руководство — министрам, министры — королю. Эти уже преподнесли историю не как курьезный случай, а наполнили ее глубоким смыслом.

— Вот, Ваше Величество, — сказали министры, — вы все сетуете, что нравственность падает. А посмотрите, что в действительности происходит, какого размаха патриотические чувства достигли. Узник, даже на пожизненное заключение осужденный, не желает тюрьму покидать. И в доказательство своей лояльности, чтобы, значит, не голословным выглядеть, прокопал подземный ход. Но не на волю, а в соседнюю камеру. То есть подчеркнул тем самым, что мог бы и на волю прокопать, кабы не благословлял своей судьбы, определенной ему законами нашего демократического государства.

Король выслушал донесение министров, ноготок задумчиво покусал и спрашивает:

— Не желает, значит, на волю?

— Никак нет, Ваше Величество! Активно не желает.

— Ну, пусть пока посидит.

Словом, легализовалось положение. Начальник тюрьмы рад-радешенек. Он, конечно, вроде бы и предотвратил побег — с одной стороны, но с другой стороны — у него под носом как-никак четырнадцать лет подкоп вели, пусть даже и не злоумышленный. За такое могло и не поздоровиться. Но, слава богу, все разрешилось наилучшим образом. Более того, начальник тюрьмы к высочайшей особе доступ получил. Стал его король регулярно вызывать. По вторникам.

Вызовет, помолчит, ноготок розовый покусает и спросит:

— Ну, как там наш… патриот? Сидит?

— Сидит, Ваше Величество! — радостно отвечает начальник.

— Хм-хм… И что же он… не копает больше?

— Куда там, Ваше Величество. Накопался!

— Ага… Ну, ступай себе, любезный.

Начальник на обратном пути наберет белых булок, повидла банки четыре — и в камеру. К этим… смежникам. Побудет у них с полчасика, послушает про свободу выбора и растрогается: