Словарь запрещенного языка - Престина-Шапиро Лия Феликсовна

Уезжали в самый тяжелый, трагический день для Москвы. День страха, день паники. И чего только не наслушались родители в толпе!

«Зачем я, дура, разрешила сыну жениться на еврейке? Вот и бежим, а то я бы сейчас дома была. Ну что не встретить чужаков, ведь люди — не звери».

«Смотрите, смотрите, одни жиды бегут, ну и хорошо, обратного хода не будет».

«А добра, добра сколько везут! Наверняка, евреишки. Нет, не похожи. Значит, другие сволочи.»

«Я думала, они все в Ташкенте, а их так много!»

«Мань, а Мань, а что ты, едешь?»

«Евреи едут, они умнее»

.

* * *

Родители попадают в Башкирию, в село Тюрюшля, и отец через неделю уже работает в местной сельской школе учителем.

В каком-то доме бывшего ссыльного он находит Библию на английском языке. Так как он знал ее наизусть, то переводит на иврит, а затем па русский и таким сложным способом начинает учить английский язык, записывая русскими буквами каждое слово. Кроме того, пользовался и школьным учебником.

Это была чрезвычайно трудоемкая работа, но она послужила основой, и затем в Москве он уже продолжал работать со словарем и справочниками. Правда, он не мог правильно произнести, вероятно, и прочесть ни слова, но запас слов у него был очень большой, и уже внук Володя вспоминает, что дед помогал ему, студенту, в переводе статей.

Но в 1943 году Сутеева вызывает Москва и направляет на фронтовые съемки. С ним уезжает Долли, и вскоре им удается вызвать и родителей в Москву.

В середине 1943 года отец возвращается на работу в Трудовые резервы.

Туг я позволю себе небольшое отступление, связанное больше со мною. Но роль отца была так велика, что нельзя об этом не написать.

1943 год. Мне 30 лет. Я вдова, живу и работаю в далеком селе Кировской области, Котельнического района. Я влюбилась, с кем не бывает, но понимала, что человек не подходящий, пьющий, а если уж выпьет, то и жидовкой может меня назвать (не жидовкой, а жидовочкой, считал, что это очень ласково). Но разум — разумом, а чувства — чувствами. Я не знала, что делать. Написала правдивое, подробное письмо отцу с криком о помощи: «Забери меня отсюда, иначе я сделаю непоправимый шаг». И, представьте себе, в скором времени получаю письмо: «Держись, дорогая, я всегда верил в твой разум. Я добиваюсь командировки в город Киров, там большая деревоотделочная фабрика, изготавливающая наглядные пособия (большие линейки, циркули, транспортиры, различные геометрические фигуры и др.), и по дороге обязательно буду у тебя».

Учтите, конец 1943 года. Разгар войны. Железные дороги забиты, первыми пропускают военные эшелоны. Поезда идут без расписания. На запасных путях стоят часами. От железнодорожной станции Котельничи до нашего села 27 километров, постоянного транспорта нет.

Никто не встречает. На попутных санях добирается, без всякого уведомления входит, и я в его объятиях.

А папе уже был 65-й год! Сутки проговорили. Пообещал, что постарается сделать все, чтобы вызвать меня в Москву. Безусловно, Николай мне не пара, да и Володе Николай очень не нравится. Володя придумал свой план: «Если ты выйдешь за него замуж, буду вставлять в стул булавки. Выходи мама за военного, папиного товарища».

В начале 1944 года я получаю официальный вызов и приглашение на работу в Комитет трудовых резервов, подписанный Москатовым.

В сентябре того же года вторично выхожу замуж, действительно за военного, за лучшего друга Миши Престина — капитана Наума Аккермана. В дальнейшем он стал одним из ведущих ученых в области ракетостроения.

* * *

В 1948 году в возрасте 69 лет отец уходит на пенсию. Это старый, болезненный, измученный человек. Несмотря на усталость, нездоровье, ему не сидится без дела.

Продолжает самостоятельно изучать английский язык (дошел до уровня, позволявшего ему переводить статьи на различные темы). Изобретал какие-то пособия. Считал деньги, которые рассчитывал получить за изобретение (совместно с Рыбниковым, не помню имени и отчества) особой складывающейся линейки, из которой можно строить различные геометрические фигуры и тут же измерять не только линейные размеры, но и площади. Деньги, естественно, получены не были, что не мешало отцу делить предполагаемый доход между тремя дочерьми. Одновременно Шапиро увлекается литературной деятельностью: начинает писать рассказы, повести, скетчи и пьески. Написал пьесы: «На отдыхе» (в одном действии, из жизни пенсионеров), «Собачий процесс» (фантастическая комедия в одном действии, двух картинах), «На пороге коммунизма», рассказы «Зеленый змей» (о борьбе с пьянством), «По зову», «Тост» и др. Ходил в клубы, драматические кружки предприятий и договаривался о постановке своих пьес.

Но это еще не все. Вся эта творческая деятельность была для него интересной, но не приносила дохода, а пенсия была очень маленькой (в то время мы не сомневались, что в стране Советов самое лучшее пенсионное обеспечение). Папа получал 150 рублей и хлебную надбавку, на иждивенку-маму еще 60 рублей. После хрущевской девальвации они вдвоем получали 21 рубль.

Шапиро организовывал мастерские по ремонту школьных наглядных пособий. Я не помню, давала ли эта работа какой-либо доход, но знаю, что отец был очень горд, что ценные приборы из физических и биологических кабинетов (микроскопы, различные измерительные приборы), приготовленные для свалки, обретали новую жизнь. Наладил выпуск каких-то коробочек для лакмусовой бумаги. Работу делал дома, и мы все помогали папе выполнять данный ему план. Это была хоть и небольшая, но ощутимая прибавка к пенсии.

***

Тяжело перенес период борьбы с космополитизмом (его уход на пенсию тоже был вызван этим периодом — все министерства освобождались от евреев). Часто после прочтения очередной газетной статьи у него были сердечные приступы. Мы старались прятать статьи, но и радио трещало целые дни об одном и том же.

Одно событие согревало наши сердца. В мае 1948 года создано государство Израиль.

Информация в газетах неполная, недостаточно ясная, надо читать между строк, додумывать и слушать домыслы друзей.

Мы знали, что поддержал создание государства Израиль министр иностранных дел Громыко, т.е. Союз, и как-то на задний план уходят космополитические издевательства. Есть свое государство! Но тут же началась неравная борьба всего арабского мира с маленьким Израилем. Победа Израиля наполнила наши сердца гордостью и счастьем. Сам же Израиль был для нас также недосягаем, как Луна. Мы сочувствовали, беспокоились, переживали, как о далеком родственнике, с которым нет надежды на встречу. Через шумы, треск, свист слушали «вражеские голоса» с надеждой получить хоть какую-либо правдивую информацию

***

1952 год.

Полный разгром еврейской культуры (закрытие театров, всех культурных еврейских центров, еврейских газет), аресты и расстрел лучших представителей еврейской интеллигенции.

Со многими из них отец был знаком.

Поэзию и прозу других любил.

Дружил с поэтом Галкиным, переводчиком Шолом-Алейхема Слонимом, его женой актрисой театра Михоэлса Фридой Слоним.

Апофеозом было дело врачей.

Среди наших близких, знакомых и родных было много врачей.

Приходили, делились, не понимали происходящего.

Однажды на меня напал хулиган (я шла из школы в Саввинском переулке), начал избивать, приговаривая: «Коган-отравительница, я тебя убью, меня не будут судить. Врагов надо уничтожать».

У меня был шок, я боялась одна выходить на улицу, и папа с палочкой, еле передвигая ноги, провожал меня в школу (к счастью, школа была близко), а обратно всегда провожали ученики.

А по вечерам папа снова сидел с потухшими глазами и клеил коробочки.

1953 год.

Пусть извинит меня читатель, но написать «умер» — бесчеловечно: сдох И.В. Сталин.