Жизнь как жизнь - Иоанна Хмелевская

— Нет, сказала сердито пани Марта. — Действительно, ничего такого. Нас могли только обокрасть до нитки. Нас мог бы хватить инфаркт при виде этого дома. Этого ты, разумеется, в расчет не принимаешь. Неужели я действительно не могу просто выйти из дому на несколько часов?

— Деточка, пойми, — поспешно сказал пан Кемпиньский, видя, что дело идет к конфликту. — Мы подумали, что на тебя кто-то напал, что в дом ворвались бандиты, что тебя, самое меньшее, похитили: двери открыты, все перевернуто вверх дном, а вдобавок этот жуткий топор! Ты можешь себе представить, как испугалась твоя мама! В следующий раз не оставляй на виду таких убийственных орудий…

Тереска почувствовала, что с нее хватит. Какая глупость: постоянно обращать внимание на эти дурацкие мелочи! Однако пережитое сегодня — пусть сомнительное — счастье придало ей больше кротости, чем обычно.

— Ну хорошо, хорошо, — сказала она примирительно. — Один раз у меня так получилось, больше не повторится. Я ведь думала, что сразу же вернусь. Откуда я знала, что у вас такая извращенная фантазия? Я принесла колбасу, сейчас все уберу, и будет полный порядок.

Шпулька смотрела на Тереску с восхищением, но и с некоторой завистью, думая, что вот она, Шпулька, никоим образом не смогла бы устроить такую кутерьму, имея в распоряжении столь ничтожные средства. Пани Марта постепенно приходила в себя. Пан Кемпиньский извинялся перед участковым.

— Ерунда, — сказал участковый. — Хорошо, что ничего не произошло. Нечего вам расстраиваться, есть куда худшие дети. Я сам с ужасом смотрю на то, какими вырастут мои собственные. Только бы девочка не попала в плохую компанию, а так я вижу, что с ней все будет в порядке.

Шпулька начала прощаться, участковый тоже попрощался и, глядя на темноту за окнами, предложил подвезти девочку домой.

При виде дочери, выходящей из милицейской машины, пани Букатова схватилась за сердце. Шпулька считала неподобающим посвящать мать в личные дела подруги, поэтому в ответах на град вопросов ограничилась только тем, что милицию встретила случайно, что было чистой правдой, и что подвезли ее исключительно из заботливости и вежливости, что также соответствовало истине.

— Не знаю, что это такое, — сказала безысходно пани Букатова, — но стоит тебе оказаться вместе с Тереской, как потом случаются всякие странные вещи…

«Я их ненавижу, — думала Тереска. — Видеть их не могу. Боже, как же я их страшно ненавижу…»

Это была единственная мысль, которая приходила ей в голову, единственная, которая занимала сейчас ее душу, сердце и ум. Она пыталась воздвигнуть вокруг себя что-нибудь вроде невидимой стены, звукоизоляции, но и сквозь воображаемую стену все-таки доходили отдельные слова и выражения, которые подливали масла в костер ненависти.

Семья ужинала. За столом сидели родители, бабушка, Янушек и тетка Магда, которая пришла их проведать и узнать, как дела. Тетке Магде, самой младшей в семье, было тридцать два года. Она имела лицо и фигуру кинозвезды, а главным ее занятием в жизни было выходить замуж и разводиться. Ее теперешний муж, четвертый по счету, имел шанс задержаться подольше, учитывая существование Петруся, сына тетки Магды, которому было уже четыре года. Тетка Магда, по мнению Терески, смотрела на девочку с просто-таки болезненным любопытством и проявляла к ней интерес явно нездоровый.

Рассказ о страшном вечере с топором в главной роли привел к тому, что Тереска стала вдруг самой животрепещущей темой разговора. Речь шла о недостатках молодости, о легкомыслии, безответственности и рассеянности, о преступной беспечности и загадочных причинах бессмысленного поведения. Ну что могло привести к тому, что Тереска покинула дом в кошмарном разгроме на произвол судьбы? Господи, о чем она думала?! И вообще, думает ли эта молодежь о чем-нибудь…

С точки зрения Терески, это был шабаш ведьм. Предположение, что ее деятельность наверняка результат влюбленности, свойственной этому возрасту, вызвало с одной стороны глуповатое снисходительное хихиканье с долей укоризны, а с другой — полное негодование. В этом возрасте надо учиться, а не думать о всяких глупостях…

«Ну как же, — в бешенстве думала Тереска, — любить надо под старость, лучше всего после пятидесяти, лучше и вообще в гробу! Стадо кретинов!»

… Поразительное легкомыслие и беззаботность… Что из них вырастет?.. Они только требуют, считают, что у них есть только права и никаких обязанностей! Пиявки, паразиты, высасывают все соки из старшего поколения, эгоисты…

— Гиены кладбищенские… — вырвалось у Янушека.

Младший брат Терески сидел все это время тихо, как мышь под метлой, необыкновенно довольный тем, что на сей раз это не он оставил дом нараспашку и раскидал везде топоры и не его обрабатывает святая инквизиция. Но при этом он сознавал, что не сегодня-завтра вылезет на свет Божий то, что в лагере он взял в долг деньги, которые должен будет вернуть отец. Тогда уж все накинутся на него и придется оттерпеть пытку чудовищных нотаций всего-то за восемьдесят семь злотых и пятьдесят грошей. Восемьдесят семь злотых и пятьдесят грошей — не такая сумма, чтобы за нее вытерпеть столько бессмысленных страданий, но что делать, раз уж так вышло. Он с досадой подумал, что надо было одолжить больше, но тут же вспомнил, что больше уже ни у кого не было.

— Вам кажется, что это все шуточки, — с горечью и обидой сказала пани Марта. — А ведь скоро дойдет до того, что из вас люди вырастут!

— Так в этом, по-моему, ничего страшного нет, — заметила Тереска в минутном приступе здравомыслия.

— Да, вот только это не гарантировано…

Тереска придерживалась другого мнения. Семья, видимо, коллективно спятила и впала в безумные преувеличения. И она сама, и ее брат ходили в школу, учились хорошо, пагубных привычек не имели и вообще ничего плохого не делали. Ну, может быть, по отношению к Янушеку это не так уж верно, но не по отношению к ней! Они просто придираются. Обыкновенно придираются, потому что им делать нечего. У них нет своей увлекательной жизни, самое лучшее доказательство — тетка Магда: одни ошибки и промахи, и потому они лезут в глубоко личные дела ее, Терески, исключительно затем, чтобы высмеять, раскритиковать и переделать на свой устаревший, замшелый, лицемерный манер!

«Ненавижу их, — думала она, — ненавижу. Ну что, никогда они, что ли, не отцепятся? Что за мерзкая семейка…»

Облегчение, с которым она взбежала к себе наверх после ужина, почти не смягчило бушующие в ней чувства и не отразилось на лице. Все еще пылая ненавистью, Тереска вошла в ванную и машинально посмотрела в зеркало.

Зеркало было искренне. Оно немилосердно отразило надутую, набычившуюся физиономию, диковатый взгляд и лоб, наморщенный, как у мартышки. Тереска с минуту не соображала, что видит, а потом ее охватил ужас.

«Только не это! — подумала она в панике. — Это не лицо, а совсем наоборот! И они это видели?! Не хватало еще, чтобы мой Богусь это увидел! Я же хочу ему нравиться!»

Ужасное волнение из-за того, что ее самые глубокие чувства так бессовестно вылезли на физиономию и показались окружающим во всей красе, перехлестнула волна блаженно-сладкого чувства: ее Богусь… Он приходил, он здесь, он еще обязательно придет…

Зеркало справедливо изменило свое мнение. Отразило сияющие глаза и чарующую радостную улыбку. Тереска с подлинным удовольствием смотрела на эту картину. Она одобрительно кивнула головой своему отражению, после чего снова понурилась. Она вспомнила, что для некоторых лица au naturel интереса не представляют, поэтому надо бы продумать какой-нибудь изысканный макияж. В шкафчике над ванной было много всякой разной косметики…

Тетка Магда поднялась наверх, потому что у нее к Тереске был деловой вопрос. Она собиралась сообщить ей, что дочке ее подруги нужен будет репетитор в объеме средней школы уже с самого начала школьного года. Она не нашла племянницы в комнате, увидела, что в ванной горит свет, и заглянула туда.

Занятая своим лицом Тереска забыла закрыть дверь. То, что увидела в зеркале тетка Магда, заставило ее надолго окаменеть. Ее шестнадцатилетняя племянница зачесывала темно-пепельные волосы на одну сторону, а физиономия ее представляла собой невиданное зрелище. Светло-зеленые глаза были подкрашены голубыми тенями и обведены двойной черной чертой. Ресницы и брови покрывал толстый слой черной туши. Впечатление было жуткое. Густые румяна цвета розовой карамельки, наложенные поверх изрядного количества крема и пудры, страшно резали глаз в сочетании с оранжевой помадой, единственной, которую Тереска нашла в ванной. Ее собственная помада гораздо больше подошла бы, но сейчас ей не хотелось выходить и шарить в сумочке. Эффект получился потрясающий.

Тетка Магда подумала, что в такой боевой раскраске Тереска выглядит весьма оригинально, только вот кажется на десять лет старше. Потом у нее мелькнула мысль, что племянница вырастет настоящей красавицей. Затем она ужаснулась, что Тереска уже считает себя взрослой и со дня на день начнет, не дай Бог, бегать по городу с такой физиономией. Потом она заподозрила, что Тереска не различает цветов и, наконец, решила, что сейчас среди молодежи так модно. В итоге она сказала: