Френдзона для бэдбоя - Яна Лари

Аргумент, хоть и произнесённый холодно, меня всё равно устраивает. В конце концов, природа щедро одарила Мартышева не только убойной внешностью, но и чисто мужской напористостью. Противиться ему при всём желании не выходит. Так и плетусь, любуясь тёмным, модно подстриженным затылком и довольно широкими для юного программиста плечами.

У мотоцикла он, наконец, поворачивается лицом. Смотрит на меня не отрываясь. Так пристально, что мне волосы поправить хочется, одёрнуть прилипающий к щиколоткам, намокший подол.

Силой воли заставляю себя не суетиться. Толку? Красивей я от этого точно не стану.

— Послушай, там на кухне я ничего такого не планировал. Накрыло. Крышу снесло, не знаю…

Он замолкает. Наверное, подбирает слова. Я молча жду. На душе отчего-то тревожно и тягостно, но не тороплю ни его, ни себя с выводами. Пусть выскажется.

— Я ценю то, что в некотором роде стал для тебя особенным и тоже хочу сделать небольшой подарок. В общем, это тебе, Мари. Примерь.

Макс недолго шарит в кармане толстовки, протягивает руку. В свете луны на раскрытой ладони тускло поблескивают небольшие серьги из светлого металла с россыпью голубых камней. Где только достал красоту такую посреди ночи?

А у меня уши даже не проколоты. Как-то не до лишних затрат было.

— Ну? — поторапливает он, видя мою нерешительность. — Не нравятся, что ли?

— Ты мне вместе с серебром отношения предлагаешь? — уточняю, с надеждой заглядывая ему в глаза.

Макс шумно выдыхает, склоняет голову набок, словно я сейчас произнесла несусветную глупость.

— Ты забавная.

— Нет, серьёзно.

— Это платина.

— Я не про то, — настороженно прищуриваюсь, покусывая нижнюю губу от волнения. — Брать такие дорогие подарки от мужчины неприемлемо, если это не родственник или молодой человек. ДНК у нас не совпадает, а значит… — многозначительно замолкаю, давая ему возможность вымолвить заветные слова.

— А то, чем мы занимались у тебя на кухне, значит, приемлемо? — погано ухмыляется Макс, кромсая в клочья мой сценарий, и силой вкладывает мне в ладонь серьги.

— На кухне не тебе одному снесло крышу. И я, по-моему, счёт за услуги нигде не выставляла. Чего ты мне теперь подачки тянешь?

— Совсем ку-ку?

И даже крутит у виска с характерным присвистом.

— Ку-ку была бы, если взяла.

— Ну вот что ты заладила, а?! — Макс вдруг прижимается ко мне всем телом, стискивает в кольце крепких рук и тут же отталкивает. — На всю голову чокнутая… Я даже близко представить не могу, чего ты от меня хочешь!

— Уважения и поступков.

— О'кей, пойду набью себе на лбу: «Ахметова, я тебя уважаю»!

— Зато сразу всем видно — идёт идиот! — выпаливаю, игнорируя его раздражение. — Вот скажи, что должен значить этот подарок?

— А что значит это твоё «молодой человек»? — вспыхивает он. Взрывной, нахальный, сложный во всех отношениях.

Ну почему именно с ним так остро всё? Совсем не думается, даже не дышится.

Неподаренные звёзды и несбывшиеся мечты

Платина жжёт ладонь, будто откуп. Понимая, что разъяснения все подчистую ушли в утиль, борюсь с желанием кинуть серьгами в Макса. Но не я на них зарабатывала, не мне ими разбрасываться.

— Забери.

— Верни, если сможешь, — в тон мне резко отзывается он. — Послушай, Мари, я не хочу ограничивать ни тебя, ни себя, но… Как ты себе наши отношения представляешь? На таком расстоянии. Максимум, что я могу тебе дать — это встречи по выходным.

— Зачем тогда пытаешься всучить безделушки? — замечаю недовольно.

— Да в чём проблема-то? — запальчиво бросает он в ответ. — Захотел и подарил.

— Хочешь сделать приятно — подари цветы.

— Такое «приятно» завянет на следующий день, мусор выносить умаешься! — парирует он. — А ты уже как бы мозг мой выносишь, надорвёшься ещё. Бери, говорю. На память.

— Поверь, я эту ночку и так не забуду, — комментирую едко.

Молчу, мрачно взвешивая в кулаке «откупные» серёжки.

Страшно представить, насколько мы из разных миров.

— Ты чего зависла? — спрашивает спустя минуту, не дождавшись продолжения перепалки. Поворачивает на свет моё лицо, водит пальцами по напряжённым скулам и настороженно окликает: — Эй?.. Мари? Не плачь, девочка моя, хорошо? Прости, психанул, с кем не бывает.

Рассмешил. Я вместо слёз обычно в себя ухожу. В семье, где одни мужики, шибко не поплачешь.

Издаю неопределённый звук, под стать своему неопределившемуся отношению к Максу.

— Ладно. Хорошо, теперь я твой молодой человек, — кривит он губы, вознося глаза к небу с таким видом, как будто оно сейчас рухнет прямиком на наши головы. — Ты главное, не реви.

Позволяю Максу себя обнять, а сама аккуратно просовываю серьги в задний карман его штанов. Предосторожность излишняя, потому что его молодой и ненасытный организм реагирует моментально и весьма однозначно. Что удачно уводит внимание от предмета спора.

Пока Макс жадно, по-звериному втягивает носом воздух у моего виска, цепляю взглядом участок забора с выломанным штакетом.

— А ну-ка, дай руку, — прошу, преисполнившись мрачной решимостью.

— Зачем? — бормочет он рассеянно.

Не вдаваясь в разъяснения, перехватываю его правую кисть и, пользуясь тем, что Мартышев сейчас слегка дезориентирован, со всей дури впечатываю его ладонь в торчащее из рейки остриё гвоздя.

— Вот это называется «на память», — улыбаюсь во весь рот его отборным матам. — Не потеряешь и не украдут. Всю жизнь вспоминать будешь.

— Ты!.. Идиотка психованная! — он затыкается, чтобы оценить рану. Весьма глубокую, судя по кровоподтёкам, и… зачарованно заглядывает мне в лицо.

— Что?

— Никогда таких сумасшедших не встречал, — признаётся вдруг хрипло. С иррациональным восхищением кривит уголок губ. — А давай рванём отсюда вместе, Ахметова? Прямо сейчас. Я квартиру один снимаю. Будем устраивать лучшие тусовки в городе!

Впору рассмеяться, если б не было так грустно. Где я, а где тусовки…

— Придержи коней, Мартышев, меня укачивает. — Зябко веду плечами, затем обхватываю их ладонями и начинаю растирать. — Но если ты теперь мой парень, то на зимние каникулы, может быть, сдамся и выберусь в гости.

— Сдашься, даже не сомневайся. Как немцы в сорок пятом, — заявляет он с мальчишеской улыбкой. А затем целует с таким исступлением, что у меня опять в глазах темнеет и подгибаются колени. По-взрослому глубоко и по-животному голодно. Так, что в гости к нему выбраться хочется прямо сейчас. — Марьям, мне правда, пора.

— Езжай.

Остаюсь стоять на месте. Запоминаю шальную улыбку, то как он оборачивается постоянно.

Ну так, на всякий случай.

В моей семье мужчины всегда держат слово, но Мартышева, по-моему, воспитала неизвестная форма жизни и где-то вообще не на нашей планете.

— Пять дней, детка. И я не знаю, что с тобой сделаю…

— Вот заодно и придумаешь.

Макс вдруг срывается