Френдзона для бэдбоя - Яна Лари
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Что ж, мне повезло не видеть выражения его лица. Макс уверенно прёт вперёд по узкому коридору, оставляя грязь с подошв на свежевымытом полу.
Не сказать, что я удивлена. Просто успела забыть, что нормами приличия он предпочитает подтираться, как в принципе любыми существующими правилами.
Действительно, зачем разуваться?
Не пачкать же в этой халупе свои белоснежные носки.
При других обстоятельствах я бы не смолчала, но сейчас всё ещё пребываю в лёгком шоке от его живописного вида. Даже не знаю, что меня больше выбивает из колеи: тот факт, что я сама пригласила этого пройдоху в дом, его неожиданное согласие или отвешенный с барского плеча комплимент.
А я и поспешила растаять!
Недаром говорят, глупость заразна. Ссадины обработаю и пусть чешет.
Прописав себе воображаемый подзатыльник для ускорения, оттесняю прыткого гостя к стене.
— Дождись меня здесь. — Встаю перед Максом, строго упирая руки в бока.
Какая же я мелкая рядом с ним…
Выгляжу комично, конечно, учитывая, что Мартышев на целую голову выше ростом, но лучше так, чем потом все полы за ним перемывать.
Вместо ответа, он расплывается в волчьей улыбке, как ни в чём не бывало продолжая напирать.
— Эй? — хмурюсь. — Ты меня слышал?
— Прекрасно слышал, — кивает эта бацилла беспардонности, доставая изо рта жвачку, чтобы прилепить к стене.
И смотрит нахально. Как он смотрит! Аж щёки жаром обдаёт. Ни на кого так не реагировала. Никогда.
Бесит, гад! Как же бесит!
Пожалела на свою голову теперь, чувствую, в благодарность на место, которым думала, приключений найду. Зачем я только с помощью своей полезла? Недаром говорят: инициатива — дело наказуемое.
Стараясь не делать резких движений, пытаюсь аккуратненько так проскользнуть по стене, чтоб даже не соприкоснуться с ним ненароком. Достаточно того, что от одного его запаха внутренности непонятно крутит. Как от купленного на вокзале пирожка — так неожиданно и подло обеспечившего мне пару дней расстройства.
Внезапно во всём доме гаснет свет. В ненастную пору явление у нас на окраине частое.
— Телефоном посветить?
— Не нужно. Сейчас свечу принесу, — торопливо отказываюсь от его намеренья увязаться следом.
Едва касаясь пальцами стены, иду в сторону своей комнаты, надеясь поскорее отыскать необходимое и выпроводить наглеца из дома, а заодно и с глаз долой. На ощупь разыскиваю в шкафу толстую свечу и аптечку.
Всё это время Мартышев ничем не выказывает признаков своего присутствия. Поразительная сознательность — решаю я между делом. На поверку очень опрометчиво.
В честь чего вдруг такая покладистость, становится очевидным, по мере продвижения назад по коридору. Пустому, попрошу заметить, коридору!
Этот троглодит! Этот идиота кусок! Этот беспардонный убийца нервных клеток! Копается в холодильнике, подсвечивая себе телефоном.
— Э-ге-гей! — кричит он, просунув голову между пустых полок. — Ахметова, у тебя здесь даже эхо с голоду откинулось. А с виду кажешься хозяйственной.
С громким стуком опускаю аптечку на стол. А хочется — ему на голову.
Легко ему говорить, когда мама — завуч, а отчим — пилот. Моей матери не стало, когда мы с Амилем появились на свет. Отец всеми силами старается нас с братом поднять на ноги, но много ли может простой сантехник? Временами одной только рыбой, что он в свободное время наловит, и сыты.
— Опачки, а тут у нас что? — делится Макс восторгом, вчитываясь в надпись на круглой упаковке. Даже на подоконнике пошарил, зараза. — Плавленый сыр сливочный. Хм-м… Не фонтан, но сойдёт.
Уже даже не слегка офигевая, смотрю, как он кладёт телефон на стол экраном вверх, открывает пластиковую крышку и втыкает указательный палец в белесую массу.
— Ты же не против накормить бойца? — спохватывается мой в край обнаглевший гость в последний момент.
Я брезгливо пожимаю плечами, с трудом пряча мстительную ухмылку.
— Стоп! — Под его недоумевающим взглядом хватаю со стола пачку спичек, зажигаю приготовленную свечу и только затем обращаюсь к своему контуженному «бойцу». — Вот теперь — bon appétit!
Ладно, каюсь. Пожалела дурака.
Потому что при более-менее сносном освещении не заметить копошения в упаковке может только круглый дурак. А Мартышев не такой. Нахальный — да. Отвязный… ну, есть немного. Ладно, очень даже много. Процентов девяносто девять. Но точно не тупой. В тупого бы я не…
— Ахметова! — Его вопль заставляет меня подскочить по стойке смирно. «Сырок», который ни разу не сливочный, наспех запечатанный крышкой, метко летит в открытую форточку. Подозреваю, будь окно закрыто, он бы не раздумывая выбил мне стекло. — Марьям, чёрт тебя раздери! Это что вообще было?!
— Опарыши, — тяну невиннейшую улыбку.
— А сразу сказать трудно было?!
— Ты не спрашивал… — начинаю смеяться, но сипло осекаюсь, когда Макс резко вжимает меня в стену.
— Хочешь повеселиться? — говорит он негромко, но глаза при этом горят каким-то странным блеском.
Его шёпот звучит, как предупреждение. Скорее всего, оно и есть, проверять не рискую.
Инстинкты хором советуют заткнуться, сковывают связки, и вот я уже выдохнуть боюсь. Дрожу как кролик под его пронизывающим взглядом.
— Это папа приготовил для рыбалки, — шиплю, отворачивая лицо, чтобы не говорить ему в губы. — Удочки вечером забрал, а наживку, видимо, забыл.
— И не страшно тебе в грозу бродить одной по старому дому? — внезапно меняет он тему. Дыхание частое, жаркое толчками мне в ухо втрамбовывает.
— Я как ходить начала, слоняюсь здесь ночами. Но обязательно обращусь к тебе, если захочу стать заикой. — Зло скашиваю на него глаза, всё ещё ожидая, когда же Мартышев поймёт, что стоит ко мне слишком близко. Нервирующе близко. Напрасно. Его, похоже, всё устраивает. — Кран слева. Помой руки и давай уже я тебе лицо обработаю, — морщусь раздражённо.
— Ну ты и язва, Марьям, — тянет он глухо, но отходит. Свершилось, наконец-то.
Пока Макс в полумраке роняет в раковину то сложенные с краю кружки, то моющее средство, я сосредоточенно достаю из аптечки йод и ватные палочки. Стою к нему спиной, но в какой-то момент всей кожей ощущаю, что Мартышев наблюдает за мной. Это заставляет цепенеть от непонятного волнения.
— Я готов.
Глубоко вдыхаю, поворачиваюсь на отчего-то ставший тихим голос. Пламя свечи освещает только левую часть его лица, но даже этого хватает, чтобы рассмотреть, насколько Макс бледный.
Может, зря я с ним так резко?
Какой нормальный пацан признается, что ему больно? Понятное дело, будет строить из себя ещё большего раздолбая, чем он есть.
Мартышев в этот момент подмигивает мне и я, ощутив короткий укол под рёбрами,