Страж Монолита 2. Фантастический роман - Ильяс Найманов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В принципе, так поступали все промышляющие на территории Зоны сталкеры, но, по сравнению с Бобром, они могли время от времени проверить степень своего свинчивания с катушек с состоянием других людей: это позволяло людям оставаться людьми, по крайней мере в своих проявлениях, но все же Зона неизменно, день за днем, подобно скульптору, высекала из человеческой натуры все лишнее, все ненужное. Здесь психика человека была исходным материалом, тем самым гранитом, глядя на который скульптор пытается понять, что же сокрыто внутри.
– Так что мне делать? – тихо спросил он Лесника, понимая, что выбора ему никто не оставлял.
– Надо разбить Долг, – ответил Лесник.
– Всего-то? – усмехнулся Егор, вспоминая свой дробовик, оставленный в избе. Он даже не стал продолжать, понимая абсурдность ситуации.
– Да, – без тени иронии подтвердил дед, – надо выбить половину или большую часть личного состава Долга. Ты не думай, на убой тебя никто не пошлет. Зона поможет, да и я тебя кое-чему научу.
– Чему? – спросил Бобр, перебирая варианты, что может подсказать ему Лесник, чтобы суметь в одиночку разделаться с Долгом.
Варианты в голову не приходили.
– Да ты не дрейфь, – как-то буднично сказал дед, – не один ты будешь. Дает Зона детей своих, а я тебя научу, как с ними обходиться. Будут тебе они в помощь, иначе не сможет Зона черных остановить, тут человек нужен. Кто же, кроме человека, человека обхитрить может? А? Я, сколько лет живу и с мутантами якшаюсь, поверь мне, хитрее и изворотливее человека существа не видел, и Зона знает, что супротив человеческого ума только человеческий играть и победить может.
Действительно, изворотливость, жестокость и хитрость человеческого существа, оттачивающего мастерство обмана, захвата и подавления тысячи лет, не могло идти ни в какое сравнение с совсем юной частью территории вокруг ЧАЭС с выведенной на ней советскими учеными искусственным интеллектом. Пусть искусственный интеллект наделен волей, делающей его разумным и способным выбирать и желать, одновременно используя возможности Монолита, тем не менее этот интеллект, называемый Зоной, не способен остановить людей, не подчиняющихся ее, Зоны, законам и имеющим достаточно навыков и знаний, чтобы избежать с ней столкновения. В конце концов, действия Зоны – всего лишь программа, роль датчиков, сенсоров которой выполняют мутанты, программа, созданная хозяевами, чтобы развивать и сохранять внутреннюю экосистему, а затем защитить их и Монолит от посягательств внешних сил или при возникновении угрозы. А люди, идущие с верой и жгучим желанием уничтожить Зону и Монолит и дошедшие до Исполнителя, вполне могут повернуть Монолит против Зоны или, поменяв алгоритм действия и программу Зоны, заставить ее расширяться и расти или создать новую собственную реальность. Тут уж не до шуток никому, никто не сможет остановить человека, рвущегося к цели, кроме него самого, поскольку Монолит и Зона лишь рукотворные инструменты, изначально призванные служить людям, а те, кто их создал, Хозяева, постепенно выходящие из строя в своих автоклавах, не настолько всесильны, и даже им все чаще и чаще необходима помощь со стороны.
Бобр испытывал странное чувство опустошения и предопределенности, он был уверен, что может отказаться и покинуть Зону – ничто не давило и не заставляло его сейчас, когда вопрос начал вырисовываться. Да, он все еще оставался человеком, свобода выбора это – то, на что не могла посягнуть даже Зона. Но сможет ли он сделать правильный выбор, тот выбор, который не оставит его за бортом быстро происходящих изменений, а с головой окунет его в самую настоящую жизнь, в которой он, не пригодившийся снаружи, за периметром, вдруг ощутит себя центром вселенной, из которого не хочется выныривать, чтобы глотнуть свежего воздуха? С его полученным пониманием Зоны, совпадающей с описанной ему Сахаровым на Янтаре «реакцией инициированной среды», он без проблем может найти выход и покинуть Зону или устроиться на Янтаре к ученым вполне себе теплым сотрудником, изредка выказывающим нос наружу, только зачем? К чему были эти бои за свою жизнь с мутантами, бандитами, неизвестностью и завтрашним днем? К чему эти скрытые от него самого, но вечные попытки заглянуть за черту, за ту, которая, казалось, вот-вот откроет ему новый цвет в палитре жизни и новую ноту в ее звучании, если завтра запереться на Янтаре и превратиться в тухнущий мешок костей? Как он может отвернуться сейчас от того, что шлифовало его и создало его сегодня таким, какой он есть, гораздо более сильным и гораздо большим человеком, чем тогда, когда он переступил периметр? Как он может сидеть в норе, глушить себя водкой, постепенно разжижая волю и разум, и делать вид, что ничего не произошло, не происходит и не произойдет, когда он сам часть Зоны? Как он может отказаться от новых знаний, которые наконец-то начали давать ему понимание ролей в этой системе? В Егоре теперь не осталось ничего, что бы хотело спрятаться, убежать, поджать хвост или согласиться со слюнявой надеждой, что все будет хорошо и без его участия. Черта с два все будет хорошо для него, если он спасует! Он сам лишит себя того, что дороже жизни, и станет таким же зомби, как и миллионы и миллиарды других, только облученных выжигателем души, серым сгустком бессмысленно двигающейся материи там, на Большой Земле.
– Мутанты пойдут со мной? – спросил Егор, вспоминая Мелкого, оставленного на краю пустынных земель и Рыжего Леса.
Мелкий, еще недавний