Жить и работать для людей - Владимир Киреев

Руднев даже и не понял, отчего произошла эта, явно не на пользу производства и коллектива, подмена. И то ли от обиды, то ли по чисто русской привычке заливать беду вином, – запил с размахом, надолго. Однако в какой-то момент просветления осознал, что это не его стезя, и пошёл трудиться на другое предприятие, где, безусловно, не могли не обратить внимания на дельного, хваткого и жадного до работы профессионала-производственника. Руднев и здесь добился бы многого, но однажды квартиру его посетили бывшие коллеги по комбинату, который после ухода Руднева влачил жалкое существование. И он дал себя уговорить вернуться на прежнее место работы.

Повесть вроде бы написана по следам событий десятилетней давности, но то, о чём в ней повествуется, – реалии и сегодняшнего дня. Мало того, это реалии и дня завтрашнего, что я слишком хорошо понимаю, потому что вместе со своим предприятием пережил самые худшие времена. Комбинат готов был погибнуть, и предпосылок для того было предостаточно, но не погиб исключительно благодаря усилиям той команды, которая сложилась в относительно благоприятные восьмидесятые годы. А ведь рядом погибло немало предприятий, хотя выпускали они нужную и в прошлом востребованную в городе продукцию. На каждом таком предприятии объявлялся свой «Архип», которому было наплевать и на производство, и на людей, и на город с его обнищавшей экономикой, и в считанные годы, а то и месяцы материальные ценности предприятия частично распродавались, частично откровенно растаскивались, в чём активное участие принимали и сами руководители, и их ближайшее окружение. Короче, всё те же «Архипы» и стоящие близко к ним подручные.

Новая книга названа по помещённому в ней рассказу «Вот и управились к празднику», в основу которого легли всё те же мои собственные наблюдения за окружающей жизнью, касающиеся прежде всего моих близких. Рассказ, конечно, нельзя назвать документальным в том смысле, что он фотографически отражает реальный факт, имевший место в семье моих родителей. Описанные в нём события характерны для многих семей, потому что в обнищавшей стране и зарплату выдавать водкой стало не зазорным, что происходило по всей России, и, что, безусловно, явилось позором для её правителей, ибо о какой же нравственности в обществе может идти речь, если с учителем рассчитываются таким вот образом. Но жизнь продолжалась, следовательно, и должны были в ней быть праздники. Об одном из таких, а вернее, о самом ожидании праздника, подготовке к нему и повествуется в рассказе.

Сама собой напрашивается мысль: русский человек так устроен, что даже при любой убогости жития умудряется не плакаться на свою жизнь, никогда и ни на что не жалуется, а живет тем, что есть, и внешне как бы остаётся довольным. И недаром, видно, сказано в пословице: что для русского хорошо, то для немца смерть. На этой вот удивительной способности жить, вопреки всему, отмечая какие-то праздники, и паразитируют те, от кого обустройство этой жизни зависит – имеется в виду вся, снизу доверху, вертикаль власти.

Это поколение безответных и мужественных людей, подлинно государственников – всегдашний укор такой власти, потому что так искренне и так беззаветно любить свою Родину, так служить ей и так болеть её болезнями могло, наверное, только поколение, к которому принадлежали главные герои рассказа Василий Петрович и Нина Васильевна. Поколение, снёсшее на своих плечах все тяготы довоенных, военных и послевоенных лет и сберёгшее до глубокой старости в душах своих, сердцах чистоту и незамутнённость помыслов, честность поступков и высокую веру в конечную победу добра над злом.

В книге помещены и другие рассказы, но более всего я склонен к написанию очерков, в которых, как мне кажется, и язык выразительнее, точнее, и множество наблюдений, и динамика повествования ярче выражена. Без моих путешествий по родному краю, которые сохранили первозданность суровой, но богатой красками сибирской природы, не было бы и моей литературной работы. Ничего не было бы, если бы я не встречался с самыми разными людьми, не напитывался бы от них умения выживать в условиях этой природы, не учился бы способности «жить, чувствовать, любить» эту землю такой, какая она есть.

Третья книга – «Журавли над полем» написана под впечатлением происходящих не в лучшую сторону перемен на Тулунской государственной ордена Трудового Красного Знамени селекционной станции. Причины перемен я вижу не столько в поменявшейся политике к селекционной науке и вообще к отечественной науке со стороны государства, региональной и местной власти, сколько в уходе из неё гигантов – тех, кто закладывал фундамент для научных исследований, кто двигал её вперёд, кто готов был за неё порадеть и пострадать. Что до Тулунской селекционной станции, то меня привлекла трудная судьба селекционера Василия Степановича Маркина, сумевшего всего за несколько лет работы создать задел для выведения новых перспективных, приспособленных к местным сибирским условиям, сортов пшеницы. Потом был 1938 год, донос в органы и восемнадцать лет лагерей, жизни на поселении и возвращение домой. Но уже не наукой занимался этот не сломленный, сильный духом и телом человек, а агротехникой, сумевший найти себя в должности главного агронома станции, и за эту свою работу он был отмечен на закате жизни высокими правительственными наградами и званиями.

Селекционер и гражданин своей страны В. С. Маркин – ярчайший пример человека, преданного своему делу, не предавшего это дело ни при каких обстоятельствах. Благодаря таким людям ставилась и ставится любая наука и, как человек, занимающийся научной деятельностью, я слишком хорошо это понимаю. О нём моя повесть.

Кстати, улица, на которой я живу со своей семьёй, носит его имя.

И для меня, и для всех жителей тулунской земли стал неожиданностью приезд прославленного писателя Валентина Григорьевича Распутина. С хлебом-солью встречала тулунская земля автора повестей «Деньги для Марии», «Последний срок», «Прощание с Матёрой», «Живи и помни», «Пожар», «Дочь Ивана, мать Ивана», глубокого исследования «Сибирь, Сибирь…», многих рассказов, очерков, публицистических выступлений в защиту Байкала, Сибири, всего, что русскому человеку дорого, и без чего не мыслима Россия.

Произведения В. Г. Распутина широкоизвестны, его творчество включено в школьную программу, имя прославленного писателя люди связывают с возрождением Родины в её судьбоносной для всей планеты великой миссии.

Встречали писателя у старинного села Шерагул, и в том, наверное, тоже был свой смысл, ведь эта земля напитана потом сибирских первопроходцев. Здесь жил и трудился крестьянин Иннокентий Лыткин. Его хозяйство в числе двух хозяйств Иркутской губернии отмечено было специальной премией к 300-летию Дома Романовых в 1913 году (всего было отмечено по России 306 хозяйств).

О нём и его обширном хозяйстве пишет в своих хрониках «Старые колодцы» писатель Борис Черных, и я не могу удержаться, чтобы не процитировать несколько абзацев.

«Два дома построили Лыткины, амбар великий и амбар поменьше, сарай, крытый дранкой, конюшню с сеновалом, хлев для мелкого скота, отдельно сеновал, крытый наглухо от искры, кузницу деревянную, скотный двор и, конечно, баню. Это не все постройки.

После столыпинского указа о хуторах подняли братья Лыткины дом с тесовой крышей, два амбара, завозню, конюшню и, разумеется, баню; был на заимке молотильный сарай, крытый драньём, две рубленые риги.

Оценочная комиссия все постройки в Шерагуле и на заимке оценила в 3 355 рублей.

А вот мёртвый инвентарь: 8 телег, 15 саней, 4 кошёвки.

А вот сельхозмашины и орудия: 4 плуга однолемешных, стоимостью от 11 рублей 50 копеек до 32 рублей 50 копеек, 2 сабана по 5 рублей каждый, 7 деревянных борон с железными зубьями, стоимостью по 3 рубля, семизарядная сеялка Эльворти – 96 рублей, жатвенная машина Мак-Кормика – 210 рублей, сноповязалка – 402 рубля, сенокосилка Мак-Кормика – 145 рублей, конные грабли – 61 рубль, четырёхконная молотилка – 200 рублей, сортировка – 48 рублей, простая крестьянская веялка – 32 рубля, два сепаратора «Корона» – первый стоил 78 рублей, второй – 40 рублей, две маслобойки по 23 рубля.

Пахотных земель за три поколения Лыткины разработали 76 десятин, из них под паром держали 28 десятин.

Крупный рогатый скот у Лыткиных был симментальской породы. Дойных коров имелось 15, несколько десятков тёлок, 15 овец, свиньи. Держали курей, гусей.

В среднем в год вырабатывали 15 пудов масла. Стригли овец, продавали мясо и так далее.

Революция смела хозяйство крестьянина Тулуновской волости Иннокентия Лыткина. Вторая революция девяностых годов – смела крепкий колхоз имени Чапаева, который успешно работал на землях села Шерагул.

Что будет дальше – никто не скажет, однако такая земля не может не родить новых Лыткиных, на этой обнадёживающей ноте и закончим своё отступление от короткого рассказа о приезде писателя.