Я у мамы зельевар. Книга 1 - Комарова Марина

Я тряхнула волосами. Так, а ну-ка прекратить бредовые мысли! Очень не вовремя все эти фантазии не о… горшках. А надо бы о них.

Лавка выделялась на фоне других: крепкая, светлая, в отличном состоянии – не зря семейство Раудис следит за ней, как за родной дочкой. За лавкой находится святая святых – гончарная мастерская, куда абы кого не пустят. Мне удавалось побывать там, но только исключительно из-за симпатии хозяев. Их трое: дед, отец, сын. Они жили где-то на севере Лиритвы, но потом перебрались сюда. Талантливейшие гончары – глина сама принимает нужную форму под их пальцами и разве что не поёт от счастья. Верно говорят, что гончарный круг Раудисов зачаровал сам Ловкорукий – покровитель ремесленников.

При желании они могли давно перебраться в столицу и жить там, отбоя от клиентов не было бы. Но что-то сдерживало: то ли нелюбовь к большому скоплению людей, то ли… родовое проклятие.

Я постучала в дверь, но не услышав ничего в ответ, тихонько зашла внутрь. Солнечный свет, проникавший через аккуратные окошки, золотил волосы склонившегося над широкой макитрой мужчины. Неважно, что голова уважаемого пана Раудиса практически вся седая – оставшиеся рыжие пряди всё равно отливают яркой медью. Ему уже к семидесяти годам, однако выправка до сих пор привлекает взгляды женщин. Серые глаза внимательно смотрят через узенькие стёкла очков на выдавленный узор по бокам макитры. Руки пусть и покрыты морщинами, но силы до сих пор не потеряли.

– Кто крадётся рыжей кошкой? – поинтересовался он, не отводя взгляда от гончарного изделия.

Я замерла, едва не вцепившись в сумку. И как у него это получается делать? Чувствует, что ли?

– Доброго дня вам, пан Раудис. Рада, что вы открылись.

Он посмотрел на меня поверх очков. Серые глаза напоминали затянутое тучами грозовое небо, хмурое и… а, бялт его укуси, было бы хмурое, если бы не плясавшие в них смешинки.

– Доброго-доброго, Ядвига. Совсем позабыла про нас.

– Как это? – возмутилась я. – Я ходила, но лавка была закрыта!

– Как будто ты не знаешь, где тут чёрный ход, – усмехнулся пан Раудис, откладывая макитру в сторону и едва заметно улыбаясь тонкими губами.

– Ну, знаете, туда ходят либо воры, либо те, кого очень ждут, – заметила я. – Но хорошие люди, если хотят назначить свидание втайне от других, присылают листик.

Пан Раудис рассмеялся и опёрся руками на прилавок:

– Понял-понял, панна зельевар, и не поспоришь. Ну, рассказывай.

По лицу было ясно, что он рад меня видеть, несмотря ни на что. Впрочем, я испытывала к мужчине сходные чувства. Всегда.

Я подошла ближе, с интересом разглядывая горшки на полках за его спиной.

– Видите меня насквозь, пан Раудис. Я поняла, что созрела, вступила, так сказать, в тот возраст, когда женщина готова на всё.

Он приподнял седую бровь, явно заинтригованный моим вступлением.

– Я хочу говорящий горшок.

– А звучало так, словно взобраться на замковую стену обнажённой и призвать на состязание всех славных мужей Янтарного Союза за ночь любви, – с иронией прозвучал за спиной чарующий бархатный голос.

Ну, конечно-конечно, как же без тебя! А уж я-то решила, что всё пройдёт гладко.

Резко обернувшись, я встретилась с насмешливым взглядом серых, как Дзинтарово море во время шторма, глаз. Рыжие волосы, горящая огнём жидкая медь, как всегда, стянуты в низкий хвост, только выбившаяся прядь касалась щеки. Мочку правого уха немного оттягивала серьга в виде жёлудя на ребристой цепочке.

Высокий лоб, тонкие, но ни капли не женственные черты лица, изогнутые в усмешке губы. Узкие ладони, длинные пальцы – обманчиво изящные, не стоит вестись на их внешний вид, я не раз видела, как они сминают глину от неудавшегося изделия. Причём это может быть уже обожжённое гончарное изделие.

На нём светло-серая свободная рубаха, широкие штаны на манер восточных гостей из-за Жёлтого моря, фартук с витой буквой «Р» – клеймом семьи Раудис, которую они ставят на весь свой товар.

– Каждый слышит то, что хочет, Линас, – улыбнулась я, невинно хлопнув ресницами.

Впечатление, правда, испортило то, что улыбка больше походила на оскал. Вот так вышло, что я прекрасно нашла общий язык со старшими Раудисами, но при этом никак не получалось понять друг друга с самым младшим. Линас Раудис – талантливый гончар, первый красавец всего Ельняса, язва, гений и много чего другого.

Работы у него и правда загляденье. Смотришь-смотришь, а отойти не можешь. Не зря говорят, что Ловкорукий при рождении берёт ладошку младенца и посылает своё благословение. Судя по всему, Линаса он не только держал за ручонку, но и баюкал перед сном, потому что талант и правда был огромен. Его опыт значительно уступал отцовскому и дедовскому, но изделия могли вот-вот вырваться вперёд.

И всё бы хорошо, только… Мы не переносили друг друга. Вот просто с первого взгляда как увидели, так и поняли: «Ты мне не нравишься». Причём умом я понимала: Линас – красивый молодой мужчина с руками, растущими из плеч, а не из места, которое моряки величают кормой. Но он меня бесит. Вот просто бесит и всё тут! Временами смотришь на человека, а внутри возникает желание стукнуть. Нерационально, нелогично, да и, в общем-то, совершенно незаконно.

Мне это абсолютно не нравилось, ведь на людей никогда не кидалась, а тут прямо хочется до одури! Немного примиряло с ситуацией, что Линас испытывал ко мне сходные чувства. Желание просто стукнуть человека – это немотивированная агрессия. Желание стукнуть человека, который хочет стукнуть тебя, это уже поддержание вселенской гармонии.

Линас хмыкнул, сложил руки на груди и опёрся плечом на наличник у входа.

– Чем обязаны?

– Ядвиге нужен говорящий горшок, – подал голос пан Раудис, зная, что у нас будет задорная, но совершенно бессмысленная перепалка. – Я хотел бы, чтобы это был твой заказ, Линас.

Лицо последнего не изменилось, в серых глазах вспыхнула молния. Я невольно покосилась на пана Раудиса, стараясь не дышать. Ну это подстава, между прочим. Я на такое не подписывалась!

Только вот руки в боки да топать ножкой… я буду перед Муррисом. И то, когда он, повернувшись ко мне пушистым задом, начнёт трескать рыбу. Профессионал? Профессионал. Делает на совесть, дери его бялты? На совесть.

Пришлось сделать глубокий вдох, призвать весь свой самоконтроль и улыбнуться. От моей улыбки Линаса тут же перекосило. Отлично, чудное взаимопонимание без слов. Он явно не в восторге от предстоящей работы, но перечить деду не станет. Во-первых, в семье Раудис уважают старших, во-вторых, деду виднее. Конечно, не будем брать в расчёт, что в кого-то же Линас уродился. Уж не знаю, каким характером обладала женская часть семьи, но мужская однозначно сначала что-то делала, а потом с интересом смотрела, бахнет или нет.

Кстати, вот с женщинами Раудисов… загадка. Никто их никогда не видел, а сами мастера не спешили с кем-то делиться семейными историями. Спрашивать было неудобно, да и по большому счёту мне ни к чему.

– Ну что ж, – хмыкнул Линас, отлипая от стены и проходя мимо меня. – Тогда прошу в мастерскую. Будем обсуждать заказ, уважаемая панна Торба.

– Спасибо, уважаемый пан Раудис, – проворковала я, кивнула старшему и последовала за Линасом.

Так, надеюсь, находясь в стеснённых обстоятельствах и замкнутом помещении, мы друг друга не убьём.

В мастерской Раудисов было довольно просторно и светло. Три гончарных круга, столы с разложенными заготовками, печь для обжига, шкафы с инструментами, о предназначении которых я могла только догадываться.

Из приоткрытого окна слышалось пение птиц и шум ветра. Пахло свежескошенной травой и какой-то цветочной сладостью – у стен явно растут деревья с юга. Они всегда так кружат голову ароматом, что никакого сидра не надо.

Здесь было умиротворённо, правильно, хорошо.

Так и хотелось просто сесть на стульчик у подоконника, взять на колени котика или книжечку пани Ёршис и просто наслаждаться всем вокруг.

Но для этого надо было как минимум выставить одного рыжего бесстыжего господина, который здесь, по странному стечению обстоятельств, являлся хозяином.