Петербург Достоевского. Исторический путеводитель - Лев Лурье

1881, 9 февраля

Смерть Ф. М. Достоевского.

Маршрут 1

Город, который не любил Достоевский

Памятник основателю города Петру Великому, с легкой руки Александра Пушкина получивший название «Медный всадник», – центральный символ Петербурга в русской литературе. «Все мы находимся в вибрациях его меди», – писал в 1910 году Александр Блок.

Установка первого в России памятника Петру стала частью кампании, предпринятой Екатериной II для упрочения своего положения на троне. София Фредерика Августа Ангальт-Цербстская в 1745 году стала супругой будущего Петра III – наследника русского престола, внука основателя Петербурга. В 1762-м, через полгода после его воцарения, она возглавила государственный переворот.

Петр III был низложен и убит, а она, под именем Екатерины II, волею генеалогической случайности 34 года правила Российской империей. Именно при ней культ Петра Великого был возведен в ранг государственной идеологии. На постаменте надпись на латыни и на русском: «Петру Первому – Екатерина Вторая».

Французский скульптор Этьен Морис Фальконе, рекомендованный Екатерине Дидро и Вольтером, работал над монументом с 1768 по 1778 год.

Ему помогали француженка М. Колло и русский ваятель Ф. Гордеев. Окончательно памятник был открыт в 1782 году в присутствии двора и гвардии.

Конь, вздыбленный могучей рукой Петра, на обрыве естественной гранитной скалы (она была найдена под Петербургом и с огромными сложностями доставлена на площадь для дальнейшей обработки) – аллегория петровского переворота в русской истории. Клубящаяся под копытами коня змея олицетворяет противников петровской реформы. Сам по себе памятник характерен для классицистического Петербурга. По остроумному замечанию француза Кюстина, «эта человеческая фигура на коне ни антична, ни современна: это римлянин времен Людовика ХV». Медный всадник как ни одно архитектурное сооружение города оброс литературными и историческими ассоциациями.

В октябре 1833 года Пушкин написал «Медного всадника» – короткую поэму с подзаголовком «Петербургская повесть». Поэма эта на 150 лет вперед определила итог полемики о месте Петербурга в русской истории.

Вступление в «Медный всадник», известное наизусть каждому образованному русскому, – гимн великому городу, апология Петра и его столицы.

…Люблю тебя, Петра творенье,Люблю твой строгий, стройный вид,Невы державное теченье,береговой ее гранит…Красуйся, град Петров и стойНеколебимо, как Россия,Да усмирится же с тобойИ побежденная стихия…

Сюжет самого повествования прост. Евгений, бедный петербургский чиновник, любит девушку по имени Параша. Они живут по разные стороны Невы: Евгений – в Коломне, Параша – в Гавани. Страшное наводнение 19 ноября 1824 года отрезает их друг от друга. Евгений пережидает его у Медного всадника. Параша гибнет, Евгений сходит с ума от горя. В безумном кружении по городу он снова оказывается около памятника «того, чьей волей роковой под морем город основался», вспоминает случившееся и проклинает Петра, построившего город на гиблом месте. Ему кажется, что памятник срывается с пьедестала и преследует его по улицам Петербурга.

…И, озарен луною бледной,Простерши руку в вышине,За ним несется Всадник МедныйНа звонко скачущем коне…

Поэма, как и большинство сочинений Пушкина, не имеет однозначного толкования. Автор не принимает ни сторону Петра, ни сторону Евгения.

Но с тех пор в русской литературе, более всего в поэзии, конфликт поэмы трактуется, как минимум, трояко: маленький чело век (Евгений) – государство (Петр); цивилизация (Петр, Петербург) – природа; Московская Русь, Москва – Российская империя, Петербург.

В ряд символов русские поэты позже включили и змею из-под копыт Медного всадника.

…А что было у нас на земле,Чем вознесся орел наш двуглавый,В темных лаврах гигант на скале, —Завтра станет ребячьей забавой.Уж на что был он грозен и смел,Да скакун его бешеный выдал,Царь змеи раздавить не сумел,И прижатая стала наш идол.

Многозначность Медного всадника и порождаемых им ассоциаций многократно возрастает и оттого, что у подножия памятника 14 декабря 1825 года произошло событие, ставшее переломным в русской истории, – восстание декабристов.

В ноябре 1825 года на юге России, в Таганроге, умер победитель Наполеона – Александр I. Он был бездетен, и, по закону, ему должен был наследовать следующий по старшинству брат – Константин. Но император, минуя Константина, завещал престол другому брату – Николаю. Константин, в отличие от Николая, был популярен в гвардии.

Междуцарствие послужило сигналом членам тайных обществ, существовавших в гвардии. Сторонники конституции и равенства подданных перед законом (а значит, освобождения крепостных), они черпали свою идеологию у Монтескье и Адама Смита, использовали опыт прусского «Тугендбунда» (тайное общество для борьбы с французскими оккупантами) и русские традиции дворцовых переворотов.

Когда стало очевидно – Константин престола не примет (на 14 декабря намечена присяга Николаю), – заговорщики решили захватить Сенат, располагавшийся рядом с Медным всадником, и заставить сенаторов провозгласить конституцию. Однако, заранее оповещенный о готовящемся заговоре, Николай собрал сенаторов накануне в Зимнем дворце.

С утра 14 декабря сторонники переворота (3 тысячи офицеров и солдат) встали в каре между Медным всадником и Сенатом. Постепенно их окружили 12-ю тысячами верных правительству войск. Многочасовое стояние на холодном декабрьском ветру закончилось тремя залпами правительственной артиллерии. Восставшие (по месяцу события их назвали декабристами) были рассеяны и арестованы. Пятерых после суда повесили, более сотни заговорщиков сослали на каторгу и в ссылку.

С петровского времени просвещенное дворянство и императорская власть были, в общем, едины в своих устремлениях. С 1825 года судьбы государства и интеллигенции, Медного всадника и Евгения в Российской империи начинают расходиться.

Достоевский постоянно возвращался к проблематике, ассоциируемой с Медным всадником. Петровская реформа находилась в центре главного, на десятилетия, спора двух направлений российской общественной мысли – славянофилов и западников.

Первые полагали, что петровские реформы (и основание Петербурга) – насилие над прирожденными свойствами русского народа, его культурой и государственностью. Петербург – чужеродный нарост на теле России:

Настало время зла и горя,И с чужеродною толпойТвой град, пирующий у моря,Стал Руси тяжкою бедой.Он соки жизни истощает,Названный именем твоим.О, русской он земли не знаетИ духом движется чужим.

Вторые, напротив, считали: только с Петром Россия вышла из тупика изоляции на большак европейской культуры, а Петербург – зримое свидетельство этого выхода: «Петербург… новый город в старой стране, следовательно, есть новая надежда, прекрасное будущее этой страны» (В. Белинский).

Достоевский был ближе к славянофилам: «Петровские реформы создали у нас своего рода statum in statu (государство в государстве). Они создали так называемое образованное общество, переставшее… мыслить о Руси… изменявшее народным интересам, совершенно разобщенное с народной массой, мало того, ставшее во враждебное к ней отношение», «Культуры у нас нет (что есть везде), а нет – через нигилиста Петра Великого».

Но если Петру он не отказывает по крайней мере в стремлениях по усилению русского государственного величия, обещающего в будущем алкаемое им торжество славянства, то Петербург для писателя всегда оставался городом искусственным.

«Народ… Ведь это море, которого мы не видим, запершись и оградясь от народа в чухонском болоте. Люблю тебя, Петра творенье. Виноват, не люблю его – окна, дырья и монументы».

Западную часть Сенатской площади занимает грандиозный ансамбль, построенный в 1829–1834 годах Карлом Росси.

Это соединенные аркой, перекинутой через узкую Галерную улицу, здания двух важнейших правительственных сооружений Российской империи – Сената и Синода.

Сенат, основанный Петром в 1711 году, к середине ХIХ века служил высшей кассационной инстанцией России. При Николае I, когда, по выражению поэта-славянофила Алексея Хомякова, империя была «в судах черна неправдой черной», Сенат воспринимался как всероссийский центр мздоимства. После судебной реформы 1864 года, введшей суд присяжных, он стал оплотом правительственного либерализма. Достоевский к судебной реформе отнесся с сомнением: «учреждение гласного присяжного суда все же ведь не русская, а скопированная с иностранного мера». В последнем романе Достоевского присяжные засудили невиновного Митю Карамазова.