Калейдоскоп (сборник) - Татьяна Саражина

Армянка предсказала очень скорый переезд в другой город, быстрое продвижение мужа по службе. «Жизнь ваша переменится, вроде как солнце взойдет», – сказала она. «А сын твой – непростой мальчик. У него во лбу звезда, и будет сидеть он на высоком стуле», – повествовала она. Она даже назвала срок нашего предстоящего переезда. А насчет «звезды во лбу» я прочитала много позже. Армянка, не очень хорошо владевшая русским языком, не могла толком мне объяснить. Говорила только, что это очень хорошо. Я потом поняла из прочитанного мной, что наш сын находится под особой защитой Высших Сил, в чем мы неоднократно, к своей радости, убеждались. Были тому многократные подтверждения. Все так и произошло, как предсказывала эта армянка, и мы даже переехали ровно через тот промежуток времени, как она и предсказала. И карьера мужа поползла вверх.

Мальчик мой рос очень любознательным. А поскольку он был очень мал для того, чтобы посещать детский садик, я не работала, и все свободное от хозяйственных дел время отдавала сыну. Очень много ему читала, мы купили мальчику фильмоскоп, и я без устали крутила ему фильмы-сказки. Когда работала по дому, непременно пела. Я знала великое множество песен, и Славик очень внимательно их слушал. Кроме детских песенок, он, как потом оказалось, усвоил и весь мой взрослый репертуар. Обучала его хорошим манерам. Славуня всех поражал своей вежливостью. Никто не мог поверить, что ребенок, который еще не очень четко говорил в свои два года, уже обязательно здоровался, и не забывал уходя попрощаться. Для меня это было естественно, а вот для других… Других это приводило в восторг. А внешность у него была просто херувимская. Красивое лицо в обрамлении белокурых кудряшек. Он очень напоминал маленького Володю Ульянова, изображенного на октябрятском значке.

Я воспринимала Славу взрослым где-то уже с трехлетнего возраста. Мужа всегда не было дома, – уходил рано, приходил поздно. И я по любому поводу советовалась с маленьким сынком. И он таки давал мне дельные советы. Эдакий маленький старичок, глаза как у пожилого человека – ясные и мудрые.

Когда муж служил в Ереване в штабе армии, куда его перевели, как и предсказывала армянка, мы повели нашего трехлетнего малыша на елку в Дом офицеров. Был он в костюме Буратино, который я ему соорудила накануне. В расписных бумажных черевичках с загнутыми носами, в красивой жилетке и вышитым колпаком на голове и «золотым» ключиком в руках. Мы с мужем не любим опаздывать, и поэтому прибыли немного раньше указанного в пригласительном билете срока. До праздничного представления было еще добрых полчаса. Наш ребенок, с интересом рассматривающий огромную елку, вдруг, встав под ней, начал своим звонким голосом петь, ничуть не смущаясь, чем немало удивил даже нас – своих родителей. Пел он так виртуозно, что возле нас стала собираться толпа. Подошел баянист, быстренько подстроился под Славу и начался настоящий концерт. Пропев всем известные детские песни, принялся за взрослые. Лихо и с задором исполнил «Смуглянку-молдаванку», «Амурские волны», «Летят перелетные птицы» и многое другое в том же стиле. Зрители были довольны, громко хлопали в ладоши. Уже неоднократно подходила организатор елки и говорила, что уже настало время начинать представление, а народ все просил и просил спеть. А после того, как Славику торжественно вручили подарок за проявленную инициативу и хорошее исполнение песен, представление, наконец-то, можно было начать.

Мы много раз переезжали с места на место. Поэтому часто приходилось быть в аэропортах и на железнодорожных вокзалах в ожидании транспорта. Слава и здесь не терялся. «Отрывался» на полную. Во весь голос начинал петь. Вел мелодию правильно и, что самое главное, – душевно. Отовсюду подтягивались люди, которым надо было как-то скоротать время, до этого они были заняты лишь разглядыванием друг друга, а тут тебе бесплатный концерт. Вскоре мы оказывались в плотном кольце из людей, которые просили исполнить ту или иную песню. Концерт мог продолжаться часами. Все были довольны. Слава – проявленным к нему вниманием, и тем, что занимался любимым делом, а люди – исполнением песен и тем, что приятно скоротали время.

Когда мы проживали в Ереване, я устроилась работать на так называемый «почтовый ящик». Были такие «закрытые» предприятия, работавшие на оборону. При этом предприятии имелся детский садик, в который ходили дети сотрудников предприятия. Мне надо было устроить туда ребенка, чтобы я могла начать работать. Русская группа садика была переполнена, хотя и четверти группы не составляли дети русской национальности. Но делать было нечего, и мы с трудом устроили Славика в армянскую группу. Все равно будет и присмотрен, и накормлен. А языки в таком возрасте усваиваются мгновенно. Что плохого в том, что он будет владеть армянским? Ребенок тем более обладал хорошим слухом, освоить чужую речь, как нам казалось, не будет для него проблемой.

И мы не ошиблись. Прошло всего лишь пару месяцев, как воспитательница заметила, что когда дети поют, Слава тоже «как бы поет». Ей стало интересно. «Наверное, просто открывает рот», – подумала она и решила подойти поближе. И каково было ее удивление, когда она услышала, что Слава лихо поет на армянском. И ко всему явно понимает, о чем поет. Ынкерь Таня, так следовало называть воспитательницу в армянских группах (типа «товарищ» Таня), быстренько позвала весь персонал, и они с удовольствием слушали нашего ребенка. Дома же у нас возникли некоторые сложности. Иногда, когда сын обращался ко мне, я его не понимала. Он нервничал: «Я же тебе русским языком говорю», – и произносил армянскую фразу. Мне приходилось записывать слова и спрашивать об их значении у себя на работе, я была единственной русской в коллективе, – работала инженером-исследователем в чисто армянском коллективе. Так я тоже начала учиться языку. И через пару месяцев стала складывать уже простые предложения.

Но наше с сыном обучение пришлось прервать, – мужа перевели в Грузию. Славина воспитательница плакала, когда прощалась со Славиком, так он ей пришелся по душе. Меня тоже провожали очень сердечно, по армянским обычаям. После прощального праздничного застолья вылили передо мной из специального сосуда с узким горлышком воду, – это чтоб я вернулась в Армению (и мы таки вернулись! Не верь потом приметам!) Подарили мне прекрасную джазву для варки кофе, выполненную мастерски в национальном стиле, чтобы и я варила столь любимый этим народом напиток. Должна сказать, что я сильно привыкла к этому напитку и с удовольствием варила кофе в этой специальной посуде.

В Грузии нам удалось устроить Славу в ведомственный железнодорожный садик, где он стал осваивать уже грузинский язык. Здесь тоже, хоть группа была русской, подавляющее число детей были не русской национальности. В Грузии, как в Одессе – полно жителей всяких национальностей, и все мирно, спокойно себе уживались. Были у Славика в группе грузины, русские, осетины, курды, армяне, мегрелы и т. д., и т. д… И все разнонациональные дети вместе осваивали английский язык. К моменту выпуска из садика мой ребенок уже имел солидный словарный запас английских слов, так что в школе ему было легче в изучении английского языка. В садике же он обучился и зажигательным грузинским танцам, равно как и песням тоже. Лихо он отплясывал лезгинку прямо на улицах Тбилиси, чем мгновенно заслуживал аплодисменты и бурный восторг грузин, которым было приятно, что беленький мальчик, явно славянской внешности, так «зажигает» национальные грузинские танцы. А мой сынок «наяривал», да так, что кудри разлетались в стороны.

Кроме явного умения петь у Славика был еще один большой талант, не побоюсь этого слова. Он умел фантазировать. Ему было всего-навсего четыре года. А он владел вниманием и взрослых, и детей. Слушатели всегда находились. С ходу сочинял изумительные истории. Все они начинались одинаково: «Ну, вот иду я дальше…». Я думала, что запомню эти замечательные истории, не записывая их, но забыла… О чем очень сожалею.

Не могу не отметить яркую черту его детского характера. Исключительную доброту. Если мальчику давали в садике две конфеты, одну он съедал, а вот вторую непременно нес домой родителям и никакие уговоры воспитателя на него не действовали. «Они же тоже хотят», – был ответ. Когда он уже учился в школе, то откладывал часть своих карманных денег (которых и так ему давали не много), в копилку. Накопив достаточно денег, по его мнению, разбивал ее и покупал подарки всем членам семьи. Он очень любил одаривать. Я всегда его спрашивала, – не жалко ли ему тратить с таким трудом накопленные деньги на других. На что Слава всегда отвечал, что ему нравится смотреть, как радуются другие.

В Тбилиси сын окончил четыре класса, а затем мужа опять перевели в Армению. В этот раз мы попали в высокогорный район. В город Ленинакан, сейчас он называется – Гюмри. Сначала учился в одной школе, классы в которой были катастрофически переполнены. В них было по пятьдесят с лишним человек. Дети сидели по трое на одной парте, пытались как-то писать, отчаянно мешая друг другу. Учителя явно не справлялись с таким количеством учеников. К доске вызывались только пару раз в четверти, и это в лучшем случае, и по этим отметкам выставлялась четвертная оценка. Успеваемость сына круто пошла вниз. Мы приняли решение перевести ребенка в другую школу с нормальным количеством детей в классах. И все сразу же нормализовалось. Наш мальчик опять был в первых рядах.