Мистер Камень - Анна Николаевна Ольховская

убийцы, о существовании которого никто не догадывается! Мысль об этом бежала по моим венам ледяной водой, наполняя меня изнутри холодом. Жуткое ощущение, давненько я с таким не сталкивалась… Да и не хотела бы столкнуться, но кто ж меня спрашивает?

Я не знала, что делать дальше. Я не верила, что это самоубийство, но никакой толковой версии случившегося предложить не могла. Да и с чего мне заниматься этим? Это только в сериалах каждая посудомойка – частный детектив. Я впервые в жизни столкнулась с убийством и не представляла, как реагировать.

Больше всего мне хотелось отстраниться от этого. Просто забыть, что я видела этот камень, и откреститься от собственных выводов. Притвориться, что я на самом деле ведьма-шарлатанка, которая имеет о психологии примерно такое же представление, как опоссум – о ядерной физике. Мне сказали, что это самоубийство, я поверила – все, конец истории! Я плохо знала Регину, и подругами мы точно не были, у меня не осталось перед ней никаких долгов.

И все равно я так не могла – забыть, смириться… Я должна была сделать хоть что-то. К сожалению, мой выбор «хоть каких-то мер» всегда оставлял желать лучшего.

На следующий день после похорон я пошла в полицию. Как ни странно, меня даже не развернули при входе, снабдив подарочным пинком под зад. Видимо, сказался опыт ведьмы, уже два года раздававшей приказы. Да и зад этот был слишком хорош для казенного ботинка, что уж там…

Я добилась приема у дежурного следователя. Он смотрел на меня глазами дохлой рыбы – но не остекленевшими и мутными, а уже ссохшимися желтыми глазками соленой воблы, которую обивают о край стола дворовые пьянчуги. Я с первых секунд поняла, что ничего хорошего из этого разговора не выйдет. Но я все равно зачем-то пыталась – с упрямством, достойным лучшего применения.

Я не говорила ему про камни и магию. После таких заявлений меня ожидала бы бесплатная поездка в палату с мягкими стенами, а я такие интерьеры, знаете ли, не люблю. Я делала акцент на другое. Регина была моей подругой, я – дипломированный психотерапевт, я точно знаю, что она не могла покончить с собой. Это не делают просто так, должны быть предпосылки, группа риска, а Регина как раз была из тех, кто держится за жизнь до последнего. Неужели это никому не важно? Она бы не бросила свою маленькую дочку на произвол судьбы! Или даже на опеку родни. Я мало что знала о ее семье – но кое-что она упомянула, и некоторые выводы я сделала для себя на похоронах. Регина не хотела бы, чтобы ее дочь воспитывали эти люди!

Но следователь меня не слышал. Он даже не делал вид, что слушает! Думаю, если бы я умела читать мысли, я бы не обнаружила в его голове, покрытой давно не мытыми волосами, ничего нового. Я утомляла его и чуть-чуть раздражала. Он не хотел даже думать о деле Регины. Проверку провели, самоубийцу закопали – все, других дел хватает! Что же до моих показаний, то в каждом случае суицида находится какой-нибудь знакомый жертвы, который не верит.

Он не сказал «жертвы». Он сказал «жмурика». Все, что мне нужно было знать о его отношении к работе вообще и делу Регины в частности. Его не интересовали такие сложности, как причина самоубийства. Бабы – истерички по умолчанию, может, она прыгнула с крыши, потому что у нее мужика не было!

Так что из участка я вышла в предсказуемо отвратительном настроении. Я уже знала, что для полиции в этом деле поставлена точка. Но и я не собиралась больше дергаться, я сделала для Регины все, что могла. При чем тут вообще я? Мы с не в общей сложности видели друг друга часов пять-шесть! Полиции платят за расследование преступлений – и они спокойны. У Регины была семья – но они даже не чешутся. Думая о них, я выдавала себе индульгенцию. Не должна, не хочу, не обязана.

Мне было жаль Регину, жаль до слез. Но даже так, я готова была принять ту версию правды, в которую уже верили все остальные. Что же до истины…

Ну кого в наши дни волнует истина?

Глава 2

Кладбище всегда казалось мне очень похожим на город. Город-государство со своими жителями, законами, архитектурой. Не похожий ни на что, другая планета, и вместе с тем – очень похожий на жизнь, все еще продолжающуюся за его пределами. Здесь тоже встречаются причудливые памятники архитектуры, а соседи выпендриваются друг перед другом – правда, за счет потомков и по их же воле. Здесь селятся семьями и порой воссоединяются пары, чтобы уже не разлучаться никогда. Или не воссоединяются, как повезет. Мне вот, например, не повезет, но об этом я стараюсь не думать, потому что наивно верю: тот не слишком веселый момент еще далеко.

Признавая скоротечность времени, люди все равно умудряются верить в собственное бессмертие. Я – не исключение. Ну а что делать? Мне приятнее выбирать платье на Новый год, чем надгробный венок. Да и вообще, вся эта посмертная архитектура нужнее живым, чем мертвым. Кто-то устанавливает мраморного ангела, рыдающего слезами осеннего дождя о том, что не успело сбыться. Кто-то засаживает всю могилу капризными цветочками, а потом с остервенением поливает их разведенным навозом. Будто мстит усопшему за что-то. Впрочем, не мое дело.

Когда Лена была жива, она терпеть не могла кладбища. Понятно, почему: она знала, что ее ждет. Знала за несколько лет до того, как все сбылось – и даже до того, как она сказала мне. Я их не боюсь, напротив, в таких местах я чувствую странное спокойствие. Такое наступает, когда тебе обещают, что все будет хорошо, даже если знаешь, что это все вранье и будет только хуже.

Мне сейчас было очень нужно это спокойствие. Тихий будний день на кладбище, морозный воздух, пронизанный запахом прелых листьев и раздавленной птицами рябины. Тяжелое рыжее солнце лениво укладывается на разноцветные надгробья. С могильных плит смотрят лица людей, которых давно уже нет, будто из окон выглядывают. Некоторые улыбаются, но частенько смотрят угрюмо, как в дуло ружья. Никогда не понимала, зачем последним ликом усопшего выбирают строгое паспортное фото.

Надо мной небо синее, как бывает только в холодный день, и немного желтое из-за нависающих ветвей берез. Они щедро бросают вниз внезапно обретенное золото, пока не задумываясь о том, что очень скоро это превратит их