В других краях - Юлия Пахоменко

Хлопнула дверь и раздался голос Валентины:

- Ну, как тут у вас? Ба, кого я вижу, Евгения! Не прошло и полгода, а ты в родных пенатах! Привет, путешественница!

Она навалилась на Женьку, обнимая, тиская, тормоша: ну, как дела? Окей или не совсем?

Женька задергалась:"Валя, сними скорей с меня эту повязку, посмотри, что там! Я ничегошеньки не понимаю, что со мной случилось!" Суетясь, она тянула бинт, он не снимался, острые края железяки царапали кожу. Теперь Женьке хотелось избавиться от этой штуки как можно быстрее. Валентина побежала просить ножницы. Разрезав повязки, она потрогала штуковину:

- Что в порядке? - жалобно протянула Женька. - Она пустая?

- Пустая - смотри, холодная какая. Расскажи скорей, как же тебе удалось?

Торопясь и сбиваясь, всхлипывая от волнения, Женька стала рассказывать о том, что помнила. Нина Павловна и Валентина придвинулись совсем близко и напряженно вслушивались, глядя ей в лицо и переживая все события. Когда Женька дошла до пустыря, Валентина всплеснула руками: "Я-то чувствую, полынью пахнет! Ты захватила с собой?" И, не дожидаясь ответа, полезла в карман блузки, которая висела на стуле.

- Ну, спасибо, ну, молодец, - приговаривала она, доставая оттуда смятый стебель полыни и горьких запах снова донесся до Женьки. Почувствовав его, она поняла, что действительно сделала все, что было надо, и расплакалась от волнения. Сквозь слезы Женька рассказала Валентине, почему ей показалось, что все это был только сон.

- Вот ведь дуреха, - ворчала Валентина, - вытирая Женьке мокрое лицо обрезками бинта. - Думаешь, так легко было вернуть тебя обратно прямо в теплую кроватку? Уж тут надо учитывать много чего...

Она с воодушевлением стала рассказывать что-то о временных петлях и перемещениях, но Женька не могла больше слушать. Она ощутила, что сделала что-то действительно нужное для всех, и ее жизнь изменилась из-за этого, и жизнь многих других людей тоже. Она вдруг поняла то большое и важное, что никогда не выразишь словами, и в груди у нее было горячо и легко.

Стерпеть все беды и напасти,

Неся свой крест, идти своей дорогой,

Прислушавшись к словам Фортуны

строгой...

Тогда поймешь ты, что такое счастье.

ПОНЕДЕЛЬНИК, ТРИНАДЦАТОЕ

Утро в понедельник - самое тягомотное, самое противное утро на свете. Ранний подъем, когда за окнами еще темнота, а лампы дневного света безжалостно бьют в лицо, холодный мокрый градусник, сунутый растрепанной Марфой, стоны и чертыхания со всех кроватей. Я хочу зарыться головой в тощую подушку и ничего не слышать... Утро в понедельник.

Лидка, натягивая халат, бредет к выходу, смотрит на календарь и ахает:

- Девки, сегодня тринадцатое! Валька, ты дежурная, не забудь!

- Забудешь тут, - бурчит из своего угла Валентина, с трудом попадая в тапки.

Понедельник...

Именно сегодня - самый подходящий день, чтобы пойти к Профессорше и затеять новый диспут о приметах. Подумайте только, она не верит в приметы! И черная кошка, и постучать по дереву - ерунда? А понедельник, тринадцатое, и как назло - неприятности друг за другом - что она на это скажет? С утра не было горячей воды и мы с Валентиной мыли полы скрюченными от холода пальцами; завтрак обещал быть просто ужасным (из пищеблока тянуло гарью, Седьмая Вода, отдохнув за два дня, орала на поварих с новым жаром); и на линейке - главная новость: к нам едет комиссия из Кардиналки, опять заберут кого-нибудь для своих жутких опытов. Ну, об этом, конечно, официально не объявляли. Но во время переклички Дарья была особенно сурова, рассматривала нас черезчур внимательно, поджимала сердито губы и после раздачи процедурных листков и хознарядов сказала недовольно:

- Красота! Не больные, а скаковые лошади! Как раз в Кардиналку, служить научному прогрессу.

Сделала выразительное лицо и ушла. Мы стояли, сбившись в кучу, обдумывая ее слова. В отличие от нашего стационара, где, несмотря на всевозможные исследования, можно было протянуть много лет (та же Профессорша служит подтверждением - старожилка, лет десять уже занимает уютный уголок в третьей палате, обжилась, удачно адаптировалась к "лечению", и - ничего, сверкает себе голубыми глазками, живо интересуется происходящим и всегда готова поспорить о приметах или снах), то в заведение типа Кардиналки можно было попасть совсем не надолго. Там применяли такие "кардинальные" методы исследования способностей человеческого организма, что последний сдавался очень быстро. И люди из Кардиналки ехали за новым материалом для опытов.

В отделении нависла очередная гроза, все лица были озабочены новой свалившейся опастностью. Понедельник! Конечно, именно понедельник, а вовсе не пятница, как иногда почему-то считают, самый несчастливый день! Пятница это предчувствие субботы и воскресенья ( почти вольных дней!), это облегчение оттого, что очередная тяжелая неделя позади, а вот понедельник... Как обидно всегда после тихих выходных, когда можно хоть немного расслабиться без процедур и постоянного присутствия врачей, снова окунуться в будни, где на каждом шагу подстерегают неприятности всех размеров - от упрека сестры до выдворения в бокс или штрафных работ. Да, теперь уже расслабляться нельзя. Все разбредались по палатам, перебирая в уме варианты спасения от Кардиналки. В принципе, выход был один - идти на поклон к Заразе. Но с чем?

Я перебирала в уме свои драгоценности, оставшиеся с последней перетряски. Заколка с розовым цветком (жалко, надюшкин подарок), остатки зеленки (надо экономить, использовать только в крайних случаях... а ведь у нас каждый случай - крайний, особенно если рану запустить, к сестрам лучше не обращаться - обработают так, что вряд ли останешься жив), шариковая ручка, иголка с ниткой, поясок с белой пряжкой (в выходные разрешают "наряжаться", в рамках основной формы, конечно) - ах, все это Заразе наверняка не нужно. Она женщина солидная, хозяйственная, что ей мои жалкие запасы. Придется нести печенье, нашу "воскресную радость", все оставшиеся четыре штуки. Каждый раз говорю себе - оставь на всякий случай побольше. Да как же оставить - совсем, что ли, и не есть? А какой тогда толк в воскресеньи? Ну, дай бог, будет Зараза добрая - поможет.

Да она вообще была не плохой бабой, хоть и держалась замкнуто, смотрела тяжело; так ведь здешняя жизнь - не сахар, никто не поет и не пляшет. Неприятностей из-за нее ни у кого не было, и все равно ее сторонились. Даже сестры опасались, не лезли по мелочам. Понятно, никому не охота по врачам всю жизнь мотаться, как мотались, говорят, те, кто вставал у Заразы на дороге. И как ее сюда сумели упечь? Наверное, какая-нибудь высокопоставленная пострадавшая... Девчонки рассказывали, что, когда Зараза была бригадиром на ткацкой фабрике (звали ее, тогда, конечно, по-другому), то были у нее и почет, и слава, и переходящие знамена, и характер вполне приличный; но после одного собрания, где она осмелилась усомниться в правильности генеральной линии, все это пропало, и осталась только большая обида на родной коллектив и "правильных" членов собрания. Интересно, по какой статье ее сюда упекли? Ведь трудно же доказать сглаз?

У дверей седьмой палаты уже толпился народ - у каждого в кармане припасенный подарочек. Девчонки занимали очередь и шли на процедуры, возвращшались и перешептывались, поглядывая в сторону лестницы, не идет ли какое начальство. Мне надо было еще решить непростую задачу - какую хворобу выпросить себе у Заразы? Конечно, хочется не очень маятную, чтобы побыстрей прошла и не забрали в изолятор, но ведь надо и убедительную для комиссии чтобы не захотели забрать с собой. Такую, чтобы сама вылечилась, а то была ведь хохма с Зиной - высокой, рыжей, вечно растрепанной и слегка заторможенной - она не хотела свою неделю дежурить на кухне и пошла к Заразе, принесла ей отличный подарок - маникюрные ножницы; Заразе подарок понравился, а Зина - нет, и она наградила ее большими рыжыми же бородавками на лице и руках. От кухни Зину освободили (Седьмая Вода в который раз орала "кого вы мне присылаете", а Кривуленция в который раз орала "а кто у нас есть, милочка"?), но она сама была не рада - умоляла Заразу убрать свои "украшения", та отнекивалась... Все вокруг были рады поводу развлечься.

Да, еще не хотелось бы подводить Дарью - ведь за плохое состояние личного состава старост ругают - значит, не инфекционное. Я посоветовалась с Валентиной - она придумала себе расстройство желудка, очень удобно: денек побегаешь, и все, а комиссию наверняка отпугнет, ведь надо везти. Мне Валентина предложила ячмень на глаз (сама однажды пробовала). Морока, конечно, но могут даже процедуры отменить на пару дней. Я сомневалась, тут подошла Фатима и спросила, к чему бы увидить сову во сне, и сама же стала высказывать различные предположения.

Я слушала ее трескотню, совсем сбившись со своих мыслей, и вдруг почувствовала, как сильно бьется сердце. Стало очень жарко, а в груди все стеснилось, будто в ожидании чего-то ужасно плохого, или, наоборот, хорошего. На процедуры я еще не ходила - так с чего бы это? Я сосредоточилась, пытаясь разобраться, и вдруг вокруг зашептались: идут, идут! По лестнице поднималась комиссия из Кардиналки - их, как обычно, вела Кривуленция, читая по дороге очередной доклад о проделанной работе.