Отработавший инструмент отправляют в переплавку - Владимир Михайлов

Если бы я сейчас оперировал приборным зрением, то не задумываясь свалил бы всё на сбои оборудования. Но сейчас работали именно мои глаза, и ничто другое. Так что либо начала глючить моя нервная система, либо же… Либо же?

По законам и правилам безопасности, которые именно я обязан был блюсти, до конца общего ориентирования на всём, что окружало нас, были как бы развешаны категорические запреты: «Руками не трогать!». И если бы мне почудилось, что кто-то из нашей группы попытался притронуться к чему угодно хоть пальцем, я учинил бы тот ещё скандал. Никто не имел права до моего разрешения вступать в контакт со средой. Но как я мог дать – или не дать – такое разрешение, не разобравшись в обстановке? Никак. А как я мог разобраться, не вступая в контакт сам? Да тоже никак. Старая истина: первым нарушает закон тот, кто его установил.

Так что размышлять тут долго не пришлось. И в следующее мгновение мой компьютер – моего скафандра я имею в виду – получил мысленную команду полного подчинения. Это означало, что вплоть до отмены распоряжения он управляет костюмом не по своему усмотрению, а по моим приказам, и только.

И вот, повинуясь этим приказам и моим сигналам, костюм – и я в нём соответственно – плавно присел, протянул руку, осторожно сработал пальцами – и…

Тут придётся, наверное, на минуту вернуться к деталям той обстановки, в которой мы тогда находились. Я говорил уже, что под упорами-амортизаторами нашего корабля – и под нашими ногами соответственно – находилась надёжная, устойчивая кремниевая платформа. Но не отметил при этом, что сверху коренная порода была, разумеется, присыпана осколками и осколочками того же, в основном, происхождения. Такое, собственно, подразумевалось: ветры, мощнейшие электрические разряды, да, наверное, и колебания температуры – всё неизбежно вело к образованию такого вот слоя, хотя и крайне тонкого: в пределах видимости – от десяти до тридцати сантиметров. Слой этот, кстати, сглаживал неровности основы, и всё это автоматически учитывалось при посадке. Вы представляете себе, да? Прекрасно. Так вот, обломки эти были где-то от десяти до ста миллиметров в поперечнике – при неправильной, иногда даже, можно сказать, причудливой форме. И вот форма одного из попавших в поле моего зрения осколков показалась мне настолько неординарной, что я не удержался, поднял его, поднёс поближе к иллюминатору шлема и даже дал подсветку, чтобы разглядеть находку как следует.

И убедился в том, что с моим восприятием всё в порядке. Это было именно то, чем и казалось. Вы-то теперь знаете – что именно. А Мастер в тот миг ещё не знал, естественно. Но мои действия не ускользнули от его взгляда, потому что, ведя обзор по спирали, он в это время как раз был обращён лицом почти точно ко мне. И понятно, что тут же последовало:

– Блюститель, что там у тебя? Кошелёк нашёл или, может, гриб-боровик?

Мастер находился от меня шагах в пятнадцати. Это расстояние я преодолел наверное не более чем за три секунды – он даже сделал шаг в сторону, чтобы увернуться от тарана. Но мне просто жутко не терпелось. И, лихо затормозив рядом с ним, я на ладони протянул ему находку и сказал только:

– Вот такие дела.

Он несколько секунд только смотрел. Потом осторожно, кончиками пальцев – не голых, разумеется, а в перчатках из космодермы – снял шестисантиметровый обломок с моей ладони и стал вертеть перед глазами, и по внутренней связи слышно было, как он сопел и причмокивал, словно сосал шоколадку.

Потому что обломок был не просто обломком, но почти целой – угловым размером около трёхсот градусов – фрагментом шестерни. Нормального зубчатого колеса, частью какой-то силовой передачи, если угодно. Идеально обработанного. Без следов износа. И – что и вовсе любопытно – без следов излома. Словно бы деталь эта так и была задумана и выполнена: не окружность в триста шестьдесят градусов, но именно в виде трёхсотградусного сектора. А к тому же – без какого-либо отверстия в центре или ещё каких-то следов крепления этой штуки в воображаемом механизме. Вот такие блинчики.

Только когда всё это стало ясно Мастеру так же, как за секунды перед этим мне самому, он нарушил тишину, провозгласив:

– Всем закончить обзор. И ко мне!

Мы с ним находились, как вы понимаете, не в пустоте. Остальная тройка успела уже заметить и сообразить, что назревают – или уже назрели – события. И все кинулись к нам, как если бы подали команду обедать. Мастер передал мою находку тому, кто подбежал (если только это слово тут уместно) первым, сопроводив таким напутствием:

– Посмотри и передай товарищу.

Недоделанная зубчатка пошла по кругу. Облачённые в скафандры, мы не могли видеть ни выражений лиц друг друга, ни выразительных телодвижений вроде пожимания плечами, поскольку всё это оставалось внутри нашей скорлупы. Но я был совершенно уверен, что осмотр находки сопровождался поднятием бровей, цоканьем и даже покачиваниями головой – насколько такое было возможно в шлеме. Когда круг замкнулся и изделие вернулось к Мастеру, последовал его вопрос:

– Ваши мнения: что это такое и как оказалось здесь? Высказываться по очереди. Ты, – он чуть повернулся в мою сторону, – будешь последним. Ну?

– Выходит, мы тут не первые, – прозвучал ответ номер один. – Кто-то уже гостил. И потерял эту хреновину. Тоже, наверное, садился для подзарядки. И раз его здесь нет – выходит, убрался по-хорошему. Воодушевляет.

– Ага, – буркнул кэп. – Иные суждения?

– Так, наверное, и было, – согласился второй. – Только вот насчёт «убрался» – не уверен. Не получается «по-хорошему»: тогда обломков не остаётся.

– Если кто-то тут садился, – высказался третий, – а более удобного места нет, мы сами видели, то скорее он всё-таки унёс ноги. Потому что признаков катастрофы нет, кроме этой загогулины. Я думаю, что это не обломок. Просто брак. У них были неполадки, что-то забарахлило, понадобилось заменить какой-то узел, они стали растить деталь, семечко оказалось с дефектом, шестерня выросла сами видите какая, вот её и выкинули. Если бы речь шла об обломках, их тут нашлось бы много.

– Ну, а ты что скажешь? – это было обращено уже ко мне.

Пока ребята выдвигали свои гипотезы, я успел уже в общих чертах просечь ситуацию. И ответил так:

– К серьёзным выводам не готов. Но какие-то точки отсчёта есть. Первая: мы с моим компом тут наскоро просчитали возможности и вероятности. И получается, что если и была серьёзная авария, то следы должны быть не обязательно здесь. Разница температур в зоне яркой тучи и в теневом полушарии даёт максимальную возможную скорость атмосферного потока самое малое на порядок выше того, что мы наблюдаем сейчас. Если помножить эту величину на плотность атмосферы, её массу, результат получится внушительный. Если такой ветерок задует в момент старта, машине не устоять – её понесёт, как сухой лист. В таком варианте серьёзные обломки надо искать там, в горах; если же её швырнуло бы в жидкость, то обломков и вообще не сохранилось бы: там такой набор кислот, что даже защита вроде нашей долго не продержалась бы, она уже при ударе откажет – сперва полевая, а потом и химическая. Так что – в горах или на побережье. Но только вообще эта версия о другом корабле меня не убеждает: скорее всего, его тут и не было вовсе.

– У тебя получается «А был ли мальчик?» – возразил мне первый из трёх. – Проаргументируй.

– Попробую. Первое соображение: эта планета не могла быть целью какого-то рейса – просто потому, что о самом существовании её никому не было известно. Значит, возможность одна, как и у нас: случайность. Если корабль тут и остался, то он неизбежно должен был попасть в рубрику пропавших без вести и находиться там и по сей день. Так вот, я тут на минутку связался с нашим корабельным супером и получил информацию: все без исключения корабли, что проходят сейчас как без вести пропавшие, принадлежат к классу непосадочных: тяжёлые машины, что и монтируются на орбитах, и стартуют с орбит, и финишируют тоже – связь с планетами осуществляется средствами малого флота. Так что ни одна из этих машин сесть сюда просто не могла. Значит, её и не было. Это – доказательство первое. Но для меня оно не самое убедительное. Есть и другое.

– Ну-ну, – сказали мне. – Давай.

– Да вот оно, – сказал я, осторожно вынимая из капитанских пальцев всё ту же находку. – Нормальная деталь, верно? Будь она закончена, просверли дырку для оси – и ставь на место. Так это выглядит, верно? Но есть одна закавыка. В каждом нашем костюме есть холодный экспресс-анализатор. Никто не поинтересовался включить? Мы увлеклись формой – а как насчёт содержания? Насчёт материала, из которого она состоит? Не пришло в головы?

– Умных детей настругали твои родители, – сказал Мастер, и в его голосе мне почудилось удовлетворение. – Логически думать, парни, это искусство, не надо им пренебрегать.

– Мастер, а что сами-то вы предполагаете? – не выдержал второй из троицы, нарушив правило «Капитана не спрашивают».