Отработавший инструмент отправляют в переплавку - Владимир Михайлов

Совершенно чётко помню: мы как раз принялись обсуждать все «за» и «против» дальнейшего сближения с Бродягой, как вдруг один из нас, тот, что сидел на визуальном контроле, прервал наши разговоры возгласом: «Э-эй!» И не столько само междометие, как выражение, с каким оно было произнесено, заставило всех, кто был в центре, отвернуться от своей аппаратуры и перенести взгляды на Большой Курсовой.

Наблюдатель держал планету в центре экрана, и она потихоньку всё вырастала на нём, не сразу угадываемая, как тёмный диск на тёмном же фоне, который был лишь на самую малость светлее; из-за такого отсутствия контраста никто и не обращал особого внимания на визуаль – кроме того парня, которому полагалось заниматься именно этим. Он-то и возопил сейчас, увидев нечто.

Началось с того, что чёрный диск, то и дело грозивший совсем растаять в окружавшей и его, и нас мгле, с одного бока вдруг зарумянился. Чуть-чуть, самую малость; уже через минуту этот проблеск превратился в достаточно чёткий полумесяц, который, в свою очередь, разрастаясь, приобрёл несомненные очертания овала. Возникло впечатление, что где-то там, по ту сторону планеты, существовал источник света, обращавшийся вокруг этого воплощения мрака – какое-то карманное солнышко, кружившее, видимо, вокруг небесного тела – и достаточно быстро. Впрочем, то могло быть и светящееся пятно на поверхности, ну скажем – мощное извержение. И передвижение его перед нашими глазами было на самом деле следствием вращения самой планеты. Вулкан или нечто вроде всем известного красного пятна на Юпитере.

Совершенно несомненным стало одно: планета – вовсе не царство тьмы. Значит, она могла оказаться отнюдь не мёртвым телом, иными словами, следовало ожидать ещё каких-нибудь сюрпризов. И, наконец, определилась скорость вращения планеты вокруг оси – если только источник света действительно был жёстко привязан к ее поверхности: часов десять с минутами. Лихо. Мы только переглядывались и пожимали плечами. Это свидетельствовало о всеобщем удивлении, а где удивление, там неизбежно возникает и любопытство. Так что задача, стоявшая перед нами, то есть – определиться в пространстве, чтобы проложить обратный курс, – как-то сама собой отошла на второй план, а на переднем крае оказалась совсем другая: разобраться – с чем же мы, собственно, тут столкнулись. И хотя каждый в глубине души понимал, что любое приобретенное здесь знание будет чего-то стоить лишь тогда, когда (и если) удастся доставить его в свой мир, ни у кого не возникло мысли о том, что нужно сперва определиться, а потом уже разбираться в ситуации. Все мы были исследователями не только по профессии, но и по самому складу характера, и разгадка тайны для нас всегда была предпочтительнее решения задачи, хотя бы и достаточно сложной. И когда засветился уже весь видимый диск, что говорило, несомненно, о мощности источника света, все мы разом отвернулись от экрана; но не потому, что яркость стала такой уж невыносимой, ничуть, на самом деле она была весьма умеренной, – а отвернулись мы, чтобы взглянуть на нашего Мастера и безмолвно то ли спросить его, то ли выразить наше единогласное желание.

Мастер прочитал нас с той лёгкостью, с какой пьянчуга – вывеску винного магазина. Я уверен, что ему самому хотелось того же самого – да вы можете спросить его самого, если хотите, только вряд ли он так сразу сознается; но капитанский статус не позволял ему идти на поводу у личного состава экспедиции, да и ответственность за корабль, за нас, за выполнение полученного на Земле задания лежала в конце концов только и исключительно на нём. Так что он поступил так, как мы, собственно, и ожидали: поджал губы, покачал головой и произнёс с полной непреклонностью в голосе:

– Ни-ни. Не могите и думать. Сперва дайте мне место, потом будем мыслить дальше.

– Капитан!.. – вякнул было кто-то из группы планетографов. – Нам ведь только осмотреться там, а потом…

– Если через сутки у меня не будет места, – прервал его мастер, – я снова ухожу в СП, потому что придётся тогда искать место методом тыка и ляпа. А болтаться здесь и тем более – садиться у нас нет времени: заправляться тут, как вы сами понимаете, негде, энергия расходуется безвозвратно. Может, вы хотите остаться спутником этого Бродяги на веки вечные? Как понимаете, найти нас здесь никто не сможет – потому что места эти вообще никому не ведомы. Может, кто-нибудь из вас знает, где тут заправка?

Возразить было нечего. Заправочной станцией для нас является любая точка звёздного пространства – то есть именно того, где звёзды видны; в таком пространстве пополнение запаса энергии – дело элементарное: приблизиться к светилу на нужное расстояние – и сосать из него гигаватты, только и всего. Но часть пространства, в которой мы сейчас оказались, отличалась, вы не забыли, как раз полным отсутствием видимых звёзд. Мы могли, конечно, сократить потребление энергии до минимума; но и в таком режиме остатков хватило бы ненадолго. Так что выбирать, по сути дела, не приходилось.

– Давайте место! – ещё раз повторил Мастер и отправился в свои капитанские покои.

Мы немного погалдели, одновременно сокрушаясь, возмущаясь и соглашаясь. После чего командир штурманского заведования сказал:

– Ладно, берёмся за дело. Ищем место.

– Искать там, где не потеряли, – пустое дело, – отозвался планетограф.

– И всё же шансы есть. Начнём разматывать кваркштурман; у него должны быть записаны все дёргания нашего узла в сопространстве; дальше попробуем, взяв за исходную точку место, где мы находились, когда карусель закрутило, совмещать нештатное движение узлов, проецируя силовую сеть СП на нормальное пространство…

Тут все зашумели:

– Да не существует такой проекции! Только предположения…

– Пока мы подсчитаем, вселенная состарится!

И в том же духе. Похоже, не осталось ни одного из двадцати шести человек – а именно столько нас было без капитана – кто не высказал бы своего мнения. Штурман же осадил всех одним вопросом:

– Кто может предложить другую методику?

Ответил только один – из группы механиков:

– Мастер её предложил: нырять – и возникнуть где-нибудь, где звёзды.

– Ты дашь курс? – поинтересовался штурман.

Вопрос был по делу. Потому что, не имея хотя бы приблизительной ориентировки, можно вынырнуть и в таком отдалении от звёздного пространства, откуда до звёзд – при неуклонно садящихся батареях – вообще будет не дойти.

– Ладно, – сказал кто-то, – чем колебать атмосферу, давайте раскручивать штурманца. – Он имел в виду, конечно, кваркштурман.

– Добро, – сказал незаметно вернувшийся Мастер. – А прочие, кто к этому не имеет касательства, займитесь своими заведованиями и подготовьтесь доложить об их состоянии. Чтобы не наспех, как тогда, в горячке.

Мы стали расходиться по своим местам. И действительно занялись бы своими делами. Но тело, вокруг которого мы обращались, имело, похоже, свою точку зрения на наше ближайшее будущее. Потому что мы не успели ещё приступить, как грянули колокола громкого боя. И одновременно наблюдатель, что так и не отрывался от главного экрана, возопил во всю мочь:

– Метеоритная тревога!

И мы опять разом повернули головы к экрану и очень неплохо сыграли классическую немую сцену.

Слава Высшим силам, что система предупреждения и защиты нашего транспортного средства не потерпела никакого ущерба во время той трёпки. Потому что предмет, обозначенный системой как метеорит, с хорошей скоростью пёр прямо на нас. В левом нижнем углу экрана запрыгали цифры, обозначавшие размеры метеорита, его массу, скорость, курс относительно корабля и расстояние до нас. А снизу строкой пошла рекомендация системы. Мы прочитали её хором: «Изменить курс NWU на 17о, увеличить ускорение до 1,5 км в сексек».

– Не спать! – рявкнул Мастер.

Но вообще-то это было лишним: тут срабатывает автоматика, на людское быстродействие надежда плохая. На счастье, и она оказалась в порядке. Хорошо, что никто из нас не успел вскочить на ноги. Так что обошлось без телесных повреждений.

– Что это было? – потребовал кэп в форме вопроса. – Запись! Ну!

Пришлось перетаскивать наши расширенные от невольного испуга глаза с ходового экрана на журнальный. Никто кроме капитана даже подумать не успел о том, что эта штука могла записаться; часто мы автоматически наделяем технику своими собственными недостатками, и раз уж мы ничего не успели сообразить, то и наше оборудование упустило мгновение. Но кваркотроника о нашем мнении не знает и действует исправно. И на экране уже болтался, чуть дёргаясь из стороны в сторону, искомый нарушитель спокойствия, в весьма замедленной демонстрации, сперва, по мере приближения, всё увеличивавшийся, а потом, в миг наибольшего сближения с нами, вдруг взорвавшегося – или лопнувшего, если хотите, но как-то ненормально: осколки (хотя скорее брызги) не стали разлетаться во все стороны, как им вроде бы полагалось, но образовали этакую струю, устремившуюся к нам, а не ещё куда-нибудь, и доставшую таки нас – правда, никаких серьёзных повреждений датчики не зафиксировали, так что прошёл эпизод вроде бы без последствий… Повторили просмотр раз и другой; этого было достаточно, чтобы шальная мысль о рукотворном происхождении метеорита пустила крепкие корни в сознании каждого участника экспедиции. Уж больно искусственной казалась его форма до того, как он лопнул, – совершенно правильная сфера – при размерах примерно футбольного мяча; впрочем, это мы установили уже потом, когда сопоставили видимый поперечник с тем расстоянием, которое разделяло нас в миг наибольшего сближения. Конечно, тело могло оказаться и, предположим, вулканической бомбой. В обычных условиях нам потребовалось бы, пожалуй, не менее получаса, чтобы затеять дискуссию; но на сей раз жизнь свернула с наезженной дороги. Потому что тут же последовала команда: