Гёте. Жизнь и творчество. Т. I. Половина жизни - Карл Отто Конради

В свете огромной и поистине необъятной деятельности Гёте в самых различных областях, которая впервые с такой наглядной убедительностью встает со страниц книги Конради, особую важность приобретают постоянные раздумья Гёте о коллективности материального и духовного опыта, о преемственности в истории человеческой культуры. Такой общепризнанный новатор в искусстве, как Гёте, утверждал, что в основе подлинного новаторства лежит, по существу, более глубокое осмысление и переосмысление уже

1 Goethe J. W. Die Schriften zur Naturwissenschaft. Vollstandige mit Erlauterungen versehene Ausgabe. Weimar, 1947 ff. (28 Bde); Goethe J. W. Amtliche Schriften. Bd. 1—4. Weimar, 1950 ff.; Der junge Goethe. Neu bearb. Ausgabe in funf Banden. Berlin—New York, 1963—1974.

2 Эккерман И. П. Разговоры с Гёте в последние годы его жизни. М., Художественная литература, 1981, с. 101.

19

накопленного опыта: «По сути дела, мы все существа коллективные, что бы мы там ни думали, что бы о себе ни воображали. Да и правда, много ли мы собой представляем в одиночку и что есть в нас такого, что мы могли бы считать полной своей собственностью? Все мы должны прилежно учиться у тех, кто жил до нас, равно как и у тех, что живут вместе с нами. Даже величайший гений немногого добьется, полагаясь лишь на самого себя. Но этого иногда не понимают даже очень умные люди и, гонясь за оригинальностью, полжизни ощупью пробираются в темноте…

Своими произведениями я обязан никак не собственной мудрости, но тысячам предметов, тысячам людей, которые ссужали меня материалом. Были среди них дураки и мудрецы, умы светлые и ограниченные, дети, и юноши, и зрелые мужчины. Все они рассказывали, что у них на сердце, что они думают, как живут и трудятся, какой опыт приобрели; мне же оставалось только взяться за дело и пожать то, что другие для меня посеяли» 1.

Это высказывание Гёте особенно наглядно подтверждает мысль о том, что для действительного уяснения соотношения традиции и новаторства в творчестве каждого художника необходимо как можно глубже погружаться в эпоху данного художника, чтобы понять внутреннюю логику его духовного развития, специфику его связи с традицией, его индивидуальность. На важность этой стороны исследования обращал внимание и В. Г. Белинский: «Задача критики состоит совсем не в том, чтобы решить, почему Гёте жил и писал не так, как жил и писал Шиллер, но в том, почему Гёте жил и писал, как Гёте, а не как кто–нибудь другой…» 2 С этой точки зрения книга Конради полностью удовлетворяет требованию, выдвинутому в свое время Белинским. Автор не стремится подогнать Гёте под те или иные расхожие схемы или навязать ему собственный взгляд на мир, его целью, напротив, как раз и было наиболее полное выявление особенностей индивидуального жизненного пути Гёте. Оттого–то он так педантичен в деталях, так дотошен в подробностях, словно опасается, что какой–то опущенный им за кажущейся незначительностью нюанс помешает читателю наглядно представить себе ту или иную

1 Эккерман И. П., там же, с. 637—638,

2 Белинский В. Г. Полн. собр. соч. T. VII M., 1955, с. 310.

20

черту индивидуального облика Гёте.

Постоянную открытость Гёте объективному миру, неиссякаемую пытливость его творческой мысли можно проиллюстрировать многими примерами, прежде всего, конечно, анализом его художественных произведений, таких хотя бы, как «Годы странствий Вильгельма Мейстера», «Западно–восточный диван» и, конечно, «Фауст». Об этих произведениях Конради говорит достаточно подробно и убедительно. Но и в сферах общегуманитарной и общественной раздумья Гёте были необычайно плодотворны. Так, лишь в наше время получила развернутую характеристику и соответствующую оценку выдвинутая Гёте идея всемирной литературы, которая его особенно занимала в последние годы жизни и которая родилась у него, по сути дела, как закономерный итог неутомимой жизнедеятельности и проникновения в сущность развития современного ему мирового искусства 1. Одну из любопытных страниц, свидетельствующих об открытости позднего Гёте новейшим общественно–политическим идеям, представляют собой раздумья Гёте об идеях сенсимонизма, получивших особенно широкое распространение уже с 1820–х годов. Французский утопический социализм интересовал Гёте в течение многих лет, не приводя его к однозначному и определенному выводу. С одной стороны, Гёте находил в сенсимонизме «непосредственно направленный на нравственно–практическую сферу жизнедеятельности и отталкивающийся от общественной действительности образ мышления, который не уклоняется от принципиальной критики социально–экономических пороков капитализма и принципиальных сомнений в его государственном и экономическом устройстве» (письмо К. Цельтеру от 9 ноября 1829 г.). Как честный художник и мыслитель, Гёте стремился охватить представшее перед ним явление в его исторических границах и возможностях. Он находил для себя много важного и поучительного в изучении взглядов утопических социалистов. По всей вероятности, последний монолог «Фауста» и описание «педагогической провинции» в «Годах странствий Вильгельма Мейстера» отражают определенные симпатии Гёте к французским сенсимонистам. В то же время Гёте правильно понимал ограниченность и историческую бесперспективность сен–1 См.: Аветисян В. Гёте и его концепция мировой литературы. — «Вопросы литературы», 1984, № 10, с. 104—144.

21

симонизма. В научной литературе уже отмечены определенные точки соприкосновения критики Сен–Симона у Гёте (например, в письме К. Цельтеру от 28 июня 1831 г.) с более поздней критикой К. Марксом «истинного социализма» Прудона в «Нищете философии» 1.

Гёте критикует антиисторизм и идеализм социалистов–утопистов, резко выступает против абстрактно–морализирующих тенденций в сенсимонизме. «Кто берет на себя смелость судить, что такое человек, тот должен принять в расчет, чем был человек раньше и как он им стал», — не без иронии замечает Гёте в вышеупомянутом письме К. Цельтеру, имея в виду механистичность французского материализма, сказавшуюся и в сенсимонизме. Гёте хорошо понимал, что развитие отдельных индивидуумов протекает под воздействием повседневной практики общественной жизни, со всеми ее превратностями и случайностями. В отличие от сенсимонистов Гёте уже тогда отрицал возможность серьезных общественных преобразований при помощи одной только пропаганды с морализирующей позиции. Еще в 1810 году он указывал, что «мировую историю нельзя писать с точки зрения морали» (письмо К. Рейнхарду от 22 июля 1810 г.). Современные исследователи нередко подчеркивают, что Гёте было доступно понимание сложного многообразия взаимообусловленных факторов общественного прогресса, без понимания которых невозможно научное познание законов истории. «Гёте был одним из первых мыслителей, который правильно включил историческую случайность во всеобщую диалектическую взаимосвязь» 2.