Дерзкие параллели. Жизнь и судьба эмигранта - Эдуард Гурвич

Помню, однажды ко мне в камеру посадили одного очень красочного цыгана по прозвищу Аванта, которого поймали на воровстве. Он работал на фабрике галош и каждый день, уходя с работы, надевал дополнительную пару! Он не унывал и даже в тюрьме щеголял в элегантных галошах, которых во время войны не было ни у кого. Своими рассказами и непосредственностью цыган скрашивал мое заключение. Вскоре в этой большой тюрьме пришла и маленькая свобода: во дворе под навесом стояли сломанные, с погнутыми колёсами, велосипеды. Это был основной вид транспорта для милиционеров. Я был самый юный заключённый. Потому, вероятно, мне доверили привести велосипеды в порядок. В сарае с велосипедами стояли мешки с луком, который периодически мне поручали чистить. В камерах были окна без стекол, только с двумя железными перекладинами. Когда я чистил лук, Аванта протягивал руки из камеры, я подбрасывал луковицу и ему часто удавалось её поймать. Так мы добирали свой паёк.

А теперь о главном. Моя камера в этой тюрьме имела окно, которое выходило в тюремный двор. И вот в это окно я вдруг увидел маму. Аванту к тому времени осудили, отправив в лагерь, а в мою камеру привели, наконец, мою мать. Тут уж тюрьма показалась мне раем. Мама много рассказывала мне о странах и городах, о Лондоне и Париже. Мы сблизились с ней в этой тюрьме больше, чем дома…

Такие перемены в судьбе Никиты не были случайностью. Международный комитет Красного Креста в Женеве получил письмо из Парижа, в котором сообщалось, что болгарские власти нарушают международные конвенции и содержат в тюрьме 11-летнего ребёнка, без предъявления обвинений и приговора, к тому же, похищенного болгарами на территории Греции. Заключение Никиты в Военную тюрьму было нарушением закона даже по советским правилам. В Советском Союзе разрешалось судебное преследование детей – 12-ти лет и старше. Тут уместно историческое отступление.

Не так давно была рассекречена запись встречи писателя Ромена Роллана со Сталиным в его кабинете в Кремле. Встреча состоялась 28 июня 1935 года. Сталин сказал, что рад побеседовать с величайшим мировым писателем. Ромен Роллан сожалел, что здоровье не позволило ему «раньше посетить этот великий мир, который является гордостью для всех нас». Странным образом эти комплименты не помешали французскому писателю напомнить, что в СССР недавно был опубликован закон о наказании малолетних преступников. Он посетовал, что «текст этого закона на Западе недостаточно известен, и даже если он известен, он вызывает серьёзные сомнения. Получается, что над этими детьми нависла смертельная казнь». Может быть, в этот момент бровь диктатора вопросительно поднялась и прогрессивно настроенный писатель спохватился: «Я хорошо понимаю мотивы… но публика не понимает. Это может быть источником очень большого движения протеста. Это нужно немедленно предотвратить». По контексту речи получалось, что предотвратить надо не введение закона, а отсутствие опровержений и разъяснений, которое как раз и плодит клевету на советский строй.

Нелепые пояснения Сталина, возможно, вынудили засекретить запись этой беседы. Впрочем, пусть читатель судит сам:

Сталин. Может быть. Возможно, что вы правы. Конечно, можно было бы реагировать энергичнее на эти нелепые слухи… Теперь позвольте мне ответить на ваши замечания по поводу закона о наказаниях для детей с 12-летнего возраста. Этот декрет имеет чисто педагогическое значение. Мы хотели устрашить им не столько хулиганствующих детей, сколько организаторов хулиганства среди детей. Надо иметь в виду, что в наших школах обнаружены отдельные группы в 10–15 человек хулиганствующих мальчиков и девочек, которые ставят своей целью убивать или развращать наиболее хороших учеников и учениц, ударников и ударниц. Были случаи, когда такие хулиганские группы заманивали девочек к вмзрослым, там их спаивали и затем делали из них проституток. Были случаи, когда мальчиков, которые хорошо учатся в школе и являются ударниками, такая группа хулиганов топила в колодце, наносила им раны и всячески терроризировала их. При этом было обнаружено, что такие хулиганские детские шайки организуются и направляются бандитскими элементами из взрослых. Понятно, что Советское правительство не могло пройти мимо таких безобразий. Декрет издан для того, чтобы устрашить и дезорганизовать взрослых бандитов и уберечь наших детей от хулиганов. Обращаю ваше внимание, что одновременно с этим декретом, наряду с ним, мы издали постановление о том, что запрещается продавать, покупать и иметь у себя финские ножи и кинжалы.

Ромен Роллан. Но почему бы вам вот эти самые факты и не опубликовать? Тогда было бы ясно – почему этот декрет издан.

Сталин. Это не такое простое дело. В СССР имеется еще немало выбившихся из колеи бывших людей, жандармов, полицейских, царских чиновников, их детей и родных. Эти люди не привыкли к труду, они озлоблены и представляют готовую почву для преступлений. Мы опасаемся, что публикация о хулиганских похождениях и преступлениях указанного типа может подействовать на подобные выбитые из колеи элементы заразительно и может толкнуть их на преступления.

Ромен Роллан. Это верно, это верно.

Сталин. А могли ли мы дать разъяснение в том смысле, что этот декрет мы издали в педагогических целях, для предупреждения преступлений, для устрашения преступных элементов? Конечно, не могли, так как в таком случае закон потерял бы всякую силу в глазах преступников.

Ромен Роллан. Нет, конечно, не могли».

Вот такой диалог друга детей, вождя Страны Советов с величайшим мировым писателем состоялся в Кремле. Он отражал отношение к детям пролетарского государства. Болгарские товарищи-коммунисты во второй половине сороковых годов спешно перестраивали жизнь страны. Это касалось и школ, и тюрем. Выслуживаясь перед Москвой, в данном случае, они проявили излишнее рвение. Но было дано соответствующее указание и вскоре Никиту выпустили из тюрьмы. Её он вновь решится посетить в разгар перестройки, в 1992 году, с разрешения болгарского министра внутренних дел. В этой поездке приняли участие советское телевидение и корреспондент «Советской культуры» в Софии Светлана Балашова, которая была инициатором этого посещения. Волнующий эпизод, когда бывший малолетний узник идёт по коридору этой тюрьмы, снимался кинооператором, благодаря чему стал фактом истории. Высокое здание без решёток. Экскурсию сопровождает полицейский чин. Никто не догадывается, что переживает в это мгновение высокий седовласый господин, с американским паспортом в кармане. В саму камеру, впрочем, князь не попал. Её тогда ремонтировали.

«Восток-запад»

Всякий раз, когда я заново смотрю фильм «Восток-Запад» с Катрин Денёв, у меня наворачиваются слёзы. В кадрах прибытия на Родину эмигрантов, заманенных сталинской пропагандой, при всей их нарочитости, я видел своего отца, у которого сразу отобрали аргентинский паспорт. Вот почему в аэропорту Шереметьево меня всегда охватывает страх. Мой сын называет это паранойей. Наверное, он прав! Тем не менее, тот эпизод из фильма, где главный герой вплавь выбирается из «советского рая», пока его в нейтральных водах не подбирает иностранный корабль, трогает меня по сегодняшний день. Я вновь и вновь задаю себе вопрос, как мог мой отец уехать из свободной Аргентины, страны с очень высоким тогда уровнем жизни, как он мог поддаться иллюзии, что сталинский режим в Советском Союзе строит новую счастливую жизнь? И как отец Никиты мог остаться ждать «освободителей», а не уйти на Запад?

Ответы на эти вопросы не так просты, как кажется. Американец Сай Фрумкин, с которым мы были хорошо знакомы, рассказывал, как накануне фашистской оккупации его старший брат приехал в Литву, чтобы уговорить семью бросить всё и уходить. Родители пожалели дом, двор, корову, прочую живность, и остались. Вскоре вся семья оказалась в Дахау Отец, мать, братья, сестры, все погибли. Чудом выжил лишь 14-летний Сай. В 1945 году узники Дахау – и Сай в том числе – были освобождены американскими войсками. Помню, как Сай в наших продолжительных беседах на его кухне в Лос-Анджелесе рассуждал о своей семье. Он с пониманием относился к трагическому решению родителей остаться – они же не предполагали, что речь шла о жизни и смерти.

Я ещё не был в Буэнос-Айресе и не пытался исследовать обстоятельства, в которых жил мой отец. Знаю только, что коммунистом он не был никогда. Но устоять перед соблазном увидеть новый мир и поехать строить социалистический Биробиджан, видимо, не сумел. Впрочем, в тридцатые годы на наживку сталинской пропаганды попадались и гораздо более искушённые люди. Скажем, те же Ромен Роллан, Бернард Шоу, Герберт Уэльс, Анри Барбюс, Рафаэль Альберти, много лет живший в Аргентине. Почти все они встречались со Сталиным. Об одной встрече – Ромена Ролана с кремлёвским вождём – я рассказал, но ни он, никто из западных «инженеров человеческих душ» до самой смерти так и не выступил с разоблачением диктатора. Так что не только мой наивный, как я думаю теперь, отец, а весь мир верил в то, что Советский Союз строил новую невиданную жизнь!