Жан Баруа - Роже Гар

Жан (сумрачно). Мне кажется, господин аббат, что я могу стать вольнодумцем.

Аббат (смеясь). Вот так штука! (Ласково.) Нет, дитя мое, не бойтесь; за это я отвечаю... И как только вы могли допустить такую мысль?

Жан. Я переменился. Раньше ничто не смущало моей веры: никогда мне и в голову не приходило спорить, рассуждать. Теперь я не могу уйти от этого... я пытаюсь понять и не могу... и тревога овладевает мною...

Аббат (очень спокойно). Но, дитя мое, это в порядке вещей.

Жан порывается что-то сказать.

Вы в таком - возрасте, когда человек по-настоящему начинает жить и открывает множество вещей, о существовании которых он дотоле и не подозревал. Ребенок взрослеет, но вера его остается детской, между жизнью и верой возникает несоответствие.

Лицо Жана постепенно проясняется. Это не страшно. Надо только быстрее преодолеть трудный период, подкрепить веру разумом, приспособить ее к новым обязанностям. Я вам в этом помогу.

Жан (улыбаясь). Я вас слушаю, господин аббат, и мне уже становится легче. (Торопливо.) Другой вопрос; возьмем, к примеру, самый обыкновенный проступок: все знают, что это грех, и твердо решают не совершать его. И что же?.. Молятся, дают себе слово - кажется, можно бы больше не беспокоиться... Но, глядишь, и все зря: привычка сильнее самого господа бога!

Аббат. Сын мой, потому-то и нет ничего опаснее для веры, чем часто повторяемый грех, даже самый пустяковый; он подтачивает веру, как вода камень, и этого нужно остерегаться пуще всего.

Жан. Совершенно верно, господин аббат... Но почему же я не могу устоять против соблазна?

Комический жест аббата, ускользающий от напряженного взгляда Жана.

Я спрашиваю себя: для чего все эти искушения, все эти испытания? В детстве нам кажется вполне естественным, что есть счастливые и несчастные, здоровые и больные. Так уж заведено, вот и все... Но стоит только задуматься, и приходишь в ужас: на свете так много несправедливого, так много дурного... И если бы еще можно было утверждать, что несчастье - всегда заслуженная кара! Должно быть, у бога были свои причины создать мир таким, каким мы его видим, но, по правде говоря...

Аббат (с улыбкой). Прежде всего, бог не создал мир таким, каков он сейчас. Сам человек, нарушив священный завет создателя, повинен в наших страданиях.

Жан (упрямо). Но если бы Адам был совершенством, он не смог бы нарушить... К тому же, сотворив мир, господь сотворил и змия.

Аббат становится серьезным, жестом прерывает Жана. Окидывает мальчика дружеским взглядом, в котором, помимо его воли, сквозит превосходство.

Аббат. Вы, конечно, понимаете, Жан, что не вы первый потрясены этими кажущимися противоречиями. Эти возражения порождаются злом. Они были опровергнуты уже давно и различными способами. Очень хорошо, что вы рассказали мне все. Коль скоро этот вопрос вас занимает, я подберу книги, прочитав которые вы окончательно успокоитесь.

Жан молчит, он несколько разочарован.

Однако я вижу в вашем возмущении и хорошую сторону: зрелище людских страданий укрепляет в нас инстинкт милосердия, и сколько бы мы ни творили добра, всегда остается сделать еще больше. (Беря Жана за руку.) Вы сейчас в таком возрасте, Жан, когда сердце молодо, когда оно пробуждается, преисполненное нежностью ко всему, что есть в мире; и то, что человек обнаруживает вокруг, может причинить ему жестокие страдания; вы должны быть готовы к ним. Остерегайтесь собственной чувствительности: в мире гораздо меньше зла, чем кажется с первого взгляда! Подумайте сами: если бы сумма зла превышала или даже равнялась сумме добра, то везде царил бы хаос! Мы же, напротив, наблюдаем безукоризненный порядок, перед которым можем только благоговеть! Пионеры науки достигают каждый день новых вершин, и это позволяет нам все глубже познавать совершенство божественного промысла. Что значат страдания отдельных грешников в сравнении с такой добротою? Кроме того, несчастья - увы, я не могу отрицать, что они существуют, ибо мое назначение облегчать их, и, если возможно, избавлять от них, - не проходят даром, вы сами в этом когда-нибудь убедитесь: лишь тот, кто страдал, может следовать дальше по стезе добра, по пути, ведущему к опасению. А что для нас важнее: земная или загробная жизнь?

Жан. Но ведь речь идет не только о человеке... А животные?

Аббат. Страдание всякого живого существа угодно богу, сын мой, как условие, как непременное условие самой жизни, и этого вполне достаточно, чтобы сломить гордыню, что восстает в вас. Бытие высшего существа, бесконечно доброго и всемогущего, сотворившего небо и землю из ничего, изо дня в день осыпающего нас знаками своей отеческой заботы, служит веским доказательством необходимости зла в этом мире, который оно создало для наилучшего удовлетворения наших нужд. И если даже мы не можем постичь его замыслов своим несовершенным умом, нам должно преклониться перед его волей и решить в сердце своем, что страдания, при чин которых мы не понимаем, угодны нам, ибо они угодны ему... Fiat voluntas tua... [Да свершится воля твоя... (лат.)]

Жан молчит, нахмурив брови и стараясь понять. Из соседней кельи доносятся звуки старой фисгармонии, ей вторят тонкие голоса.

Жан, я замечаю в вас несколько повышенную склонность к размышлению. (С улыбкой.) Я отнюдь не хочу преуменьшать полезность отвлеченного мышления. Но я все более и более убеждаюсь, что разум приобретает настоящую ценность лишь тогда, когда преследует цель, выходящую за пределы абстрактных категорий, лежащую вне его, когда ищет себе практического применения. Ум должен оживлять деяние, без него деяние суетно. Но каким бесплодным становится ум без деяния! Он уподобляется слабому светильнику, что горит рядом с маяком и угасает, никому не нужный. (Со сдержанным волнением) Вы пришли ко мне, сын мой, за наставлением. Так вот, я всегда стану побуждать вас не к философским размышлениям, а к действию! Развивайте свой ум, это не только ваше право, это - ваш долг. Но делайте это исключительно в интересах людей. Если всевышний наделил вас скромным сокровищем - незаурядными способностями, найдите им такое применение, чтобы они принесли пользу всей великой человеческой семье. Не зарывайте свой талант в землю. Обогащайтесь, но делитесь с ближним своим. Будьте среди тех, кто жертвует собою. Я пережил то же, что волнует вас. И в моей жизни была пора исканий... Господь открыл мне глаза на мои заблуждения. Лишь в деянии, в самопожертвовании, в самоотречении и преданности можно обрести истинную отраду, спокойствие тела и духа, подлинное счастье. Верьте мне. Порою мы ищем счастье где-то далеко, а оно здесь, рядом, в наших истинно человеческих чувствах, например в братстве; все остальное - суета! Приходите как-нибудь вечерком к нам, в благотворительное общество. Я дам вам книги, о которых говорил. А затем (с просветлевшим от вдохновения и гордости лицом) вы побудете с нами, увидите, какие там люди, убедитесь, какое удовольствие трудиться для них. (Вставая.) Помните, Жан! Истина только в одном: в сознании, что ты творишь добро (ударяя себя в грудь, весело), что ты умеешь передать другим немного огня, который господь вложил нам... сюда!..

V

Маленькая гостиная в доме Паскленов.

Комната в первом этаже, длинная, узкая, заставленная старомодной мебелью.

Сесиль одна. Она наводит порядок в комнате, которую г-жа Пасклен, уходя, не успела убрать.

Октябрь. День быстро угасает.

На улице слышны шаги. Сесиль стремительно подбегает к окну, улыбается: Жан переходит дорогу, в руках у него портфель. Она радостно бежит ему навстречу.

Сесили Пасклен - шестнадцать лет.

Она высокая и хрупкая. Не красивая, но по-девичьи привлекательная. Изящная, гибкая шея. Узкие плечи закутаны в белую шерстяную пелеринку. Маленькая шаровидная голова; темные волосы челкой. Глаза черные, круглые, слегка навыкате; немного косящий взгляд придает лицу неуловимо раздражающее очарование. Губы сочные, яркие, очень подвижные; мелкие блестящие зубы. Веселая, бездумная улыбка.

Временами слегка шепелявит.

Сесиль. Ты не слишком рано! Иди скорей, молоко, верно, уже остыло.

На подносе - ужин для Жана. Сесиль садится против него; глаза ее блестят, она смотрит, как он жует бутерброд. Они глядят друг на друга и смеются; просто так, от удовольствия.

Жан. А теперь - за дело!

Выкладывает на стол книги из портфеля.

Сесиль зажигает лампу, задергивает занавески, подкидывает дрова в огонь, придвигает свой низкий стул к свету.

Сесиль. Что тебе сегодня задано? Жан. Уроки по греческому.

В гостиной тепло. Гудит лампа, гудит огонь в камине. Мерное дыхание двух существ. Шорох платья Сесили, шорох страниц.

Когда Жан переворачивает страницу, когда Сесиль вдевает нитку в иголку, их взгляды встречаются.

Жан (взволнованным, необычным голосом). Послушай, на что я наткнулся сегодня утром... У Эсхила... Он описывает Елену и говорит: "Душа ясна, как спокойного моря простор..." Хорошо, правда? (Смотрит на нее.) "Душа ясна, как спокойного моря простор..."