Сердце России - Юрий Кареткин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Глядя вместе со всеми на кильватерный след гидроцикла, Елена помимо своей воли погрузилась в мечты. На ее глаза, в который уже раз за этот день, сами по себе навернулись слезы.
— Елена…
Голос Ильи вернул ее к действительности.
— Прошу прощения?.. — виновато улыбнулась девушка.
— Глазки свои синие не расплескайте! — Илья по-прежнему обращался к Елене на «вы», выжидая для перехода на «ты» более удобный момент. — У вас был отсутствующий взгляд, очень трогательный. Хотите, угадаю, о чем вы мечтали?
— Угадайте, — сказала Елена и подумала: "Неужели угадает?".
— Вы мечтали о том, как через несколько лет будете рассказывать нашим детям: ваш отец ворвался в жизнь вашей мамы на водном мотоцикле, едва не сделав ее заикой!
Судя по растерянности, коротко мелькнувшей в ее глазах, Илья понял, что попал в точку. Однако Елена быстро справилась с собой.
— В жизни не скажу своим детям ничего подобного, — заявила девушка, — еще решат, что их мамочка слабонервная! А вы любите детей? — тут же спросила она с любопытством.
— Люблю, — признался Илья и улыбнулся. — Хотите, чтобы я вас удочерил?
— А я себя ребенком не считаю.
— Давно?
— Минут сорок примерно. И сколько у нас будет детей? — в голосе девушки ощущался живой интерес.
— Лена!! — предостерегающе воскликнула Светлана.
Она чувствовала, что разговор принимает опасный оборот.
— Мы просто шутим, мама.
— Какие же могут быть шутки с детьми? — возразил Илья. — Детей у нас будет трое.
— Двое, — поправила его Елена.
— Трое, — настаивал Илья.
— Двое! — заупрямилась девушка, мысленно уже выбирая в магазине пинетки для первого ребенка.
— Предлагаю компромисс.
— Интересно…
— Рожать вы будете дважды.
— Та-а-ак…
— Но — троих!
Владимир Петрович Добродеев, с улыбкой наблюдая за стремительно развивающимся у всех на глазах таинством, имя которому — Любовь, понял, что через несколько минут для молодого человека, искавшего с ним встречи, он просто перестанет существовать.
— Илья, — решил напомнить о себе академик, — твой декан сказал сегодня, что у тебя есть ко мне вопросы относительно моих изысканий. Каких именно?
Илье показалось, что кто-то, забавляясь, срезал ему крылья, и он обрушился в крутое пике прямо с набора высоты. Добродеев, ощутив себя в роли злого гения, виновато усмехнулся.
— Видите ли, Владимир Петрович, — с сожалением оторвав взгляд от Елены, заговорил Илья, внутренне прокляв в этот миг все научные достижения цивилизации, — вы ввели понятие экологической социальной ренты и разработали формулу, согласно которой можно определить стоимость одного часа счастливой жизни человека.
Добродеева приятно удивила точность формулировки одной из проблем, над которыми он и сотрудники его Института работали в последние годы. Еще более удивила его легкость и непринужденность, с какой эта формулировка была сделана. И кем?! Только что влюбившимся без памяти студентом!
— И что тебя смутило? — с интересом спросил академик.
— Я пытался применить эту формулу к себе, — заявил Илья, — и получил два взаимоисключающих результата.
— Назови результаты, — предложил Добродеев, предвкушая интересную длительную дискуссию.
С того момента, когда Илья перелетел каменную гряду, ошвартовался у причала и встретился глазами с Еленой, ни длительные, ни короткие научные дискуссии в его сегодняшние планы больше не входили. Но не ответить на прямой вопрос было невозможно.
— Я понял, — заговорил Илья, лихорадочно соображая как, не обидев академика, перенести разговор на другое, более подходящее время, — что либо у всего человечества не хватит ресурсов, чтобы сделать хотя бы один час моей жизни счастливым…
Рев лодочного мотора метрах в ста от берега заставил его обернуться. Он проследил взглядом резиновую лодку с двумя людьми на борту, шедшую под мотором вдоль береговой линии. «Меркурий», определил он на слух и насторожился: со стороны лодки блеснула оптика.
— Либо?.. — поторопил академик.
— Либо, — не сразу отозвался Илья, слегка передвинув стул, чтобы прикрыть Форварда от возможных неприятностей, и дождавшись, когда лодка отойдет на расстояние, с которого гарантированный прицельный выстрел невозможен, — для собственного счастья я должен быть абсолютно беден.
— Вот как?! — с юношеским задором воскликнул Добродеев, тут же забыв о своем преклонном возрасте. — Формулу помнишь?
— Конечно, — уныло произнес Илья, взял со стола бумажную салфетку и повел вокруг глазами в поисках авторучки.
Авторучку мгновенно протянул ему Борис, который не меньше Ильи был заинтересован в том, чтобы научные дискуссии сегодня как можно скорее закончились: ему не терпелось сбыть с рук драгоценную ношу, которую он добровольно взвалил на себя два года назад.
— Еще раз тебя с Ленкой увижу — и ей, и тебе головы поотрываю! — вспомнил он слова Анастасии, которой, по ее милостивому распоряжению, пару месяцев назад сделал предложение. — Вот только решу кому первому!
Илья быстро набросал формулу и протянул салфетку академику.
Добродеев расплылся от удовольствия в улыбке: формула на салфетке была воспроизведена с абсолютной точностью.
— Что ж, коллега, — весело начал академик дискуссию, которую намерен был завершить победой молниеносно, часа за полтора. — Как ты думаешь, сколько лет тебе потребуется, чтобы стать, например, настоящим ученым?
— Нисколько, — проследив взглядом исчезающую за ближайшим мысом лодку, рассеянно ответил «коллега». — Я по сути своей — не ученый.
Сергей Николаевич Бокалов от души расхохотался: он много лет пытался наставить на путь науки своего самого талантливого студента и уже давно понял, что дело это безнадежное.
— Отлично! — заматеревший в научных баталиях академик только возрадовался тому, что дискуссия усложняется. — Тогда, чего именно ты намерен добиться в жизни лично для себя?
— Ничего, — ответил его оппонент и, взглянув на Елену, улыбнулся.
Улыбнулся, потому что девушке, мечтавшей остаться с ним наедине, было совершенно ясно, что и он мечтает о том же, и теперь она с интересом наблюдала, как Илья сумеет выпутаться из навязанной ему ситуации. Этот интерес читался в ее глазах.
— Совсем ничего?! — растерялся Добродеев.
— Совсем ничего, — подтвердил Илья.
— Карьера, общественное положение…, - подсказывал академик.
— Суета, — пожал плечами Илья.
— Власть, слава…
— Боже упаси! — воскликнул Илья совершенно искренне.
— Счастье, наконец! — вскричал академик.
— Вы ведь не станете отрицать, уважаемый Владимир Петрович, что счастье без любви невозможно, — сдержанно начал его оппонент, и академик понял, что Илья просто щадит его преклонные годы.
— Не стану, — вынужден был согласиться ученый.
— В таком случае, оцените мою любовь и проставьте ее рублевый эквивалент в любом месте вашей формулы.
Илья говорил, пристально глядя на Елену. Она слушала его с замершим сердцем, не смея ни вздохнуть, ни опустить глаз. Все, кто сейчас находился в беседке, заворожено смотрели на нее, стократ усиливая ее смущение.
— Оцените эти прекрасные одухотворенные глаза, — продолжил Илья. — В них, как в безупречном зеркале, отражается чистая искренняя душа. Сколько эти глаза, по-вашему, стоят? А эти теплые неумелые губы, роскошные лохматые волосы?
Елена машинально провела рукой по своей гриве.
— В какую сумму их можно оценить? Способна ли ваша формула описать бесконечность, через которую мы с этой девушкой перешагнули сегодня навстречу друг другу, чтобы оказаться вдвоем на причале? Ваша формула точна, она не приемлет неопределенности, иначе теряет смысл. В какое количество лет или хотя бы тысячелетий вы готовы уместить эту неописуемую бесконечность?! Так можно ли, уважаемый Владимир Петрович, с помощью вашей формулы определить, сколько стоит моя любовь, моя вторая половинка, которую я сегодня обрел и без которой было бы немыслимо мое счастье?
— Наше счастье, — чуть слышно поправила Илью его "вторая половинка" и улыбнулась сквозь слезы.
— Вы оба сошли с ума! — громогласно заявил Владимир Петрович, вставая. — И я рад за вас. Вот тебе моя визитка, Илья. Как только придешь в себя, позвони, с удовольствием продолжу с тобой дискуссию. Засим, позвольте откланяться!
— Если не возражаете, я вас провожу, — поспешно произнес несостоявшийся оппонент.
Чтобы ограничить число провожающих лишь собственной персоной, он громко добавил:
— У меня к вам пара-тройка личных вопросов, Владимир Петрович.
Разомлев на жаре, пожилой академик вспомнил о "личных вопросах" лишь дойдя, опираясь на плечо Ильи, до своего персонального «Мерседеса», ожидающего его на гостевой стоянке внутри огороженной территории «Оазиса». Когда водитель Добродеева, поджарый мужчина неопределенного возраста, с помощью Ильи заботливо усаживал хозяина на заднее сиденье, академик с улыбкой произнес: