Досье Сарагоса - Пьер де Вильмаре

Разумеется, сказал мне Вагнер, я не мог поверить в провокацию с их стороны. Я знал их уже долгие годы. Я не мог, в этом марте 1945 года, когда советские войска уже начали окружать окрестности Берлина, посоветовать им отвергнуть предложение Мюллера. Дело зашло уже слишком далеко, чтобы он не отдал бы приказ ликвидировать их в случае отказа. Вокруг него были его подручные, и он не поколебался бы. По ходу событий, они увидели бы как можно избавиться от его господства, так как, даже если Мюллер и был защищен, но он не мог быть хозяином ни обстоятельств, ни своей собственной жизни.

Что касается меня, продолжил Вагнер, проведя мимоходом рукой по своей ве-ликолепной белой шевелюре, я был после этой беседы тем более убежден, что у Канариса, Вихмана и меня были все причины предполагать, что Мюллер пе-решел на советскую сторону…»

Это главное свидетельство совпадало с моим внутренним убеждением. Остава-лось копаться в жизни Мюллера, если только откроются немецкие архивы, а также американские, английские, французские архивы и, возможно, архивы СССР. В 1947 году об этом не могло быть и речи, как, собственно, и в начале 1970-х годов, когда Вагнер доверил мне свои воспоминания. Он сделал это тем более охотно, что был разочарован западной политикой по отношению к СССР; и еще больше тем, как Райнхард Гелен руководил БНД. Вопреки советам, Гелен набрал в БНД бывших высокопоставленных эсесовцев из СД, о которых Вагнер думал, что их стоило бы повесить.

Но Гелен считал, что его друзья возражали ему по личным причинам, и не про-щали нацистов за то, что они разрушили и их страну, и ту элитную часть, кото-рой был Абвер.

Вагнер подтвердил некоторые из моих анализов, появившиеся в парижской пе-чати. Например, по поводу позиции Берии на следующий день после смерти Сталина.

Каким бы ни был этот человек в своей частной жизни, Запад мог бы поставить на него, прежде чем начало рабочих восстаний в Восточном Берлине и в не-скольких других городах ГДР не стали поводом, чтобы арестовать, а затем каз-нить его.

Берия был готов пожертвовать Восточной Германией и изменить отношения между Востоком и Западом, в обмен на гарантию того, что СССР оставили бы в покое. Он мечтал быть преобразователем, не коммунизма, а коммунистических методов ведения хозяйства. Но Запад уже сделал ставку на Никиту Хрущева, того, кто получил явную выгоду от падения Берии.

«Эйзенхауэр и американские либералы, говорил мне Вагнер, напрасно думают, что Хрущев — это хитрый крестьянин, с которым они могут спорить, и которым они будут более или менее легко манипулировать. Они ничего не поняли в со-ветской системе, и из-за того, что они не могут повернуть против Москвы ее ме-тоды подрывной деятельности и дезинформации, марксисты в длительной пер-спективе выиграют войну, и им не потребуется для этого ни единого выстрела.

Советско-марксистский международный аппарат — это наводнение, а с наводне-нием нельзя бороться ядерным оружием или настойчиво демонстрируя ему свою добрую волю. Вода просачивается под стенами или огибает их, или же они мед-ленно гниют. Что осталось — только комедия. Именно через тех, кто воображает, что сможет направить марксистское наводнение в нужное русло, оно-то и про-сочится…»

Сорока годами позже этот анализ остается актуальным. Берлинская стена пала и, десять лет спустя, марксистская вода стоит повсюду, да еще и так высоко, что некоторые купаются в ней, как будто никогда не было Гулага, и как будто ошиблись те, кто вздумал бороться с наводнением.

Один инцидент, неожиданно случившийся вечером 1995, спустя пять лет после того, как Запад пролил три слезы по жертвам советского тоталитаризма, чтобы потом не рыдать больше, как по жертвам его нацистского близнеца, должен быть внесен здесь в досье Мюллера.

1.4. Некий господин «Кент» подтверждает

Французское телевидение в 1995 году пригласило на круглый стол после показа документального фильма полдюжины людей, среди которых был некий Анато-лий Маркович Гуревич, автор книги, которая только что вышла в Париже: «Не-кий господин Кент». Итак, этот господин «Кент» был ни кем иным, как одним из главных руководителей того, что в Германии после его разоблачения в конце 1941 года называли «Красным оркестром».

(В 2007 году, примерно за полтора года до смерти Гуревича в начале 2009 года, в Санкт-Петербурге был издан значительно дополненный и исправленный вариант этой книги на русском языке под названием «Разведка — это не игра». — прим. перев.)

Гуревич родился в 1913 году в семье харьковских евреев, воевал в интернаци-ональных бригадах в Испании, входил в кадры Коминтерна и перешел под ко-мандование ГРУ (советская военная разведка). В 1939 году Гуревич оказался в Бельгии с тремя другими «разъездными» агентами того же происхождения. Их заданием было взять в свои руки в Нидерландах, Бельгии и во Франции аген-турные сети, несколько пострадавшие с 1937 по 1939 годы от сталинских чи-сток.

Немецкая контрразведка смогла засунуть свой нос в бельгийскую организацию. Гуревичу, он же «Кент», удалось убежать в Марсель и с грехом пополам возоб-новить свою деятельность, пока он не был обнаружен, арестован и доставлен для допросов в Париж в ноябре 1942 года. Берлин тогда создал специальную комиссию, действующую по всей оккупированной Европе, для расследования действий «Оркестра». Именно Гестапо-Мюллер руководил этой комиссией. Три-жды он приходил, чтобы лично присутствовать на допросах «Кента», и поручил одному из своих сотрудников майору СС (штурмбанфюреру) Хайнцу Паннвицу лично заняться этим делом. Мюллер был, кроме того, единственным, кого Гит-лер и Мартин Борман уполномочили вести знаменитый «Funkspiel», или радио-игру, цель которой состояла в том, чтобы использовать перевербованных аген-тов для дезинформации Москвы, заставляя поверить, что они ведут свои пере-дачи, находясь на свободе.

Телевизионная передача 1995 года дала неожиданную возможность прояснить этот исторический эпизод и поговорить с Гуревичем. Было интересно узнать, что произошло, когда Леопольд Треппер и он возвратились в СССР в 1945 году. Треппер действительно был одним из руководителей «Красного оркестра», па-раллельно с «Кентом».

После возвращения обоих в СССР Треппер вдруг обвинил напарника в измене, из-за чего Гуревича отправили в Гулаг. Из него он вышел только в 1965 году, когда Треппер признал, в конечном счете, что обвинил его несправедливо. Тем не менее, «Кенту» пришлось еще много лет бороться за свою полную реабили-тацию.

Телевизионная передача в 1995 году должна была побудить участников зада-вать важные вопросы о том, что происходило за кулисами войны: Как мог бы он объяснить, что в декабре 1942 года, через месяц после его собственного аре-ста, Гестапо-Мюллер послал Гиммлеру и Гитлеру «окончательный доклад», в котором уверял, что «Красный оркестр» «абсолютно разгромлен»? Это значит, что к этой дате, и уж тем более в течение 1943 года, такое большое количество секретов, проверенных Москвой, никогда не могло бы поступать одновременно из Голландии, из Бельгии и из Франции. Или же существовали еще другие сети «Красного оркестра», но какие? Или же Гестапо-Мюллер нагло хвастался. У «Кента» должны были быть свои мысли относительно этой темы, так как он воз-вратился в СССР в обществе офицера, которого назначил Мюллер для ведения его дела. Отсюда другой вопрос: Как объяснил бы «Кент» весьма важный доку-мент, опубликованный на странице 8 французского издания своей книги? Мы воспроизводим его ниже, таким как он есть. В нем раскрываются условия, в ко-торых так называемый немецкий надзиратель и «куратор» сопровождал «Кен-та» до Москвы.

Начальник полиции безопасности и СД

Группенфюрер СС

Берлин, 1 февраля 1944 г.

IV A-B Nr. 180/43 g R s

Советнику уголовной полиции Паннвицу, начальнику отдела полиции безопас-ности СД

Париж

В продолжение нашей личной беседы 28 января 1944 года в Берлине по поводу дела «Кента», я сообщаю вам следующее:

Само собой разумеется, что я расцениваю своим долгом защиту «Кента» после выполнения им задач, которые на него были возложены.

Первое мероприятие, которое я намереваюсь предпринять, будет состоять в том, чтобы перевезти его на территорию Рейха. Я думаю о том, чтобы устроить также переезд его жены и ребенка. Большие возможности, которыми Рейх смо-жет располагать после окончания войны, позволят удобно устроить «Кента». Я предусматриваю, кроме того, вознаграждение, если его работа будет хорошо выполнена. Никоим образом он не должен беспокоиться о том, что полиция без-опасности проявит в отношении него скупость.

Хайль Гитлер!

Подпись: Группенфюрер СС Мюллер

Таким образом, 1 февраля 1944 года Мюллер уже рассматривал «большие воз-можности», которые, по его мнению, открылись бы в Германии после окончания войны. Но откуда эта уверенность? Как осмелился он написать это одному из своих подчиненных, если война закончилась только пятнадцатью месяцами позже?