Мусорщики 'Параллели' - Георгий Сидоренко

единственный человек, ради которого я сделаю исключение из правил, — сказал Петрос, смотря в глаза Бэбилу. — А в остальном даже мой сын, если бы он у меня был, прошёл бы все положенные бюрократические круги ада.

— Ладно, пошли. И хватит строить из себя недотрогу! Что-что, а ты уж в своё время не одно правило нарушил, — раздражённо добавил Гарибальди и двинулся в путь.

Бэбил сочувственно улыбнулся понурому Кэрри (тот в ответ лишь что-то промычал), поправил шляпу и двинулся следом. Печальный регистратор глянул вслед своему кумиру (Надо же так опозорится!) и вновь продолжил вытирать разлитый напиток.

— Тебе не кажется, что ты был с ним слишком строг? — спросил Бэбил, догнав Гарибальди. Тот, несмотря на свой маленький рост, двигался очень быстро и грациозно.

— Нет, не кажется, — резко ответил Петрос. — Он уже давно напрашивался.

— Ясно, — мрачно произнёс Бэбил, а после просветлел и с самым детским любопытством спросил. — Кстати, а что это он такое пил? Как по мне, вещь не очень приятная.

— Ты о миндалевом кофе? — немного оживился Петрос. — Он сейчас очень популярен. Да, на вкус так себе, но зато очень хорошо бодрит!

Тут он резко остановился, повернулся и, тыкнув пальцем в грудь Бэбила, добавил:

— И он почти безвреден! Слышишь?

— Хорошо, хорошо, дружище, — сконфуженно отмахнулся Бэбил. — Но, как я понял, ты по-прежнему мало спишь. Наверное, не более трёх часов в день?

Он внимательно рассмотрел старого друга и увидел, что под целым левым глазом залегли тени.

— Последний год уже по полтора часа, — мрачно ответил Гарибальди и двинулся дальше.

— Эй, эй, Пепе, — обеспокоено проговорил Бэбил, догоняя приятеля. — Ты это ведь несерьёзно?

Гарибальди вновь остановился. Они к этому моменту дошли до широкой двери, расположенной слева от центрального входа.

— Не занимайся морализаторством, Умник, — несколько грубо начал Петрос. — Мне и без тебя головной боли хватает. Я рад тебе и надеюсь, что ты мне поможешь разобраться с известной проблемой. Если ты, конечно, в итоге не станешь на его сторону.

— Пепе, послушай…

— Не собираюсь! — резко оборвал Гарибальди. — Ты просто о многом не знаешь. О тех многочисленных проблемах, что произошли за последнее время. Не буду пока вдаваться в подробности, если ты так печёшься о формальностях! А мы ведь так надеялись, что избавившись от Тахоса, нам станет легче, но нет! Но не будем пока об этом. И ладно бы только это, но, кажется, нашу репутацию теперь никогда не отмыть! О нас и раньше, благодаря Бену, не очень лестно отзывались, но после того, как мы стали цепными пёсиками Межпространственного совета, после этого проклятого государственного переворота в Рае, на всех Уровнях ниже Хатимана, да и выше тоже, нас теперь считают за палачей! И ни как иначе! Ты это понимаешь, друг? Мы больше не благоразумные миротворцы! Мы больше не пресекаем истинное зло на корню! Мы более не держим прогресс в пределах самосохранения! Теперь мы всего лишь на всего палачи! А ещё он! Как такое вообще возможно? Он может их одним махом поставить на место, но он этого не делает! Я понимаю, что у него есть весомые причины, о которых он мне так толком не поведал! До сих пор!! Он говорит мне, что нужно быть осторожней с Советом, а потом берёт и огрызается на них, рискуя разрушить то, что мы, да и он в том числе, восстанавливаем последние девятнадцать лет! Больше вреда, чем пользы от его силы, честное слово! И это после стольких десятилетий отсутствия!!

Он замолчал, схватившись за сердце. Бэбил хотел помочь ему, но Петрос дал ему знать, что в этом нет необходимости. Пепе продолжал произносить свою тираду шёпотом, где каждое слово было полно усталости и злобы. Бэбилу нечего было сказать в ответ. Он его понимал, но при этом считал, что Петрос просто утратил былую прыть из-за чрезмерной загруженности и взвалившейся на него ответственности. Тому уже было девяносто два года. Да, его физической форме могли позавидовать и двадцатилетние атлеты, но это не отменяло того факта, что он был уже не молод. Особенно ментально и душевно.

Они простояли в молчании полминуты, пока Петрос не двинулся дальше.

Они оказались в пустынном коридоре, пол и стены которого были выложены белым мрамором, а потолок покрывали панели из тёмного дерева. В конце коридора находилась ещё одна дверь, ведущая к лестничным пролётам, а слева располагались, отливая рубинами, дверные створки трёх лифтов. Петрос и Бэбил подошли к среднему из них. Гарибальди нажал на маленькую кнопку и как будто и не было нерва с пару минут назад, тихо спросил друга:

— Как ты вообще? Хоть и прошло со смерти Марго семь лет, но всё же?

— С чего вдруг этот вопрос, Пепе? — вздрогнув, осведомился Бэбил. — Это выглядит немного странно, знаешь ли. Я ведь не стал затворником после этого, — угрюмо сказал он, но потом весело добавил — Нормально. Я уже свыкся. К тому же на Мими свет клином не сошёлся. Ведь у меня есть ты… и вообще прекращай. Я не тот человек, что уйдёт в себя, после смерти близкого человека. Да и Марго мне бы этого не простила.

В этот момент лифт издал весёлую мелодию, и его створки открылись. Друзья вошли в лифт и после того, как Петрос нажал на кнопку с перевёрнутой «4», он начал медленно спускаться.

Два старых друга, стоя рядом бок к боку, заложив за спину руки и расставив ноги на ширине плеч (от былых привычек тяжело избавится), молчали, переполненные грустью и сожалением о столь неопрятной и короткой перепалке. Первым заговорил Бэбил:

— Я бы ни за что не принял бы его сторону, если ситуация была по-настоящему патовой, — начал Бэбил без тени улыбки, — Я, если ты не заметил, очень сильно изменился. Я стал относиться к жизни куда серьёзней. Особенно после смерти Марго.

— Да знаю я. — тихо ответил Петрос, смотря в пространство.

— А ещё… — осторожно начал Бэбил, искоса посмотрев на друга, — … ещё я вижу, что ты до сих пор на него злишься за то, что он тогда, почти семьдесят три года назад, дал слабину. Но он вернулся! Вернулся тогда, когда он тебе был нужен больше всего.

— А мог вообще не уходить! — резко ответил Петрос, повернувшись к Бэбилу. — И толку оттого, что он вернулся? Да, если бы не он, то меня, да и тебя, здесь не было, но он просто не подражаем в своих противоречиях! Я перед ними пресмыкаюсь, боюсь им слова лишнее сказать и всё по его советам! Но