Черные ангелы - Франсуа Мориак

Ливень хлестал по окнам, громыхала гроза, но я не слышал ничего, кроме прерывистого дыхания Матильды. Я робко протянул руки.

— Да! с самых ранних лет! — прошептала она. — А ты?

Я держал ее в своих объятиях, а над головой раздавались тяжелые шаги. Адила… Освободиться от нее прямо сейчас… Не откладывая ни на минуту. Я отстранил Матильду и попросил ее подождать.

К Адила я вошел без стука, словно вор. Она ходила по комнате и, перебирая четки, читала молитвы — оттого мы и слышали все время ее шаги. На камине горели свечи. Мое появление ее, похоже, встревожило, она остановилась, четки повисли у нее на запястье.

— Я хотел увидеть тебя до ужина. — Ласковое звучание моего голоса поразило меня самого. — Я много думал после нашего вчерашнего разговора. Послушай, Адила, я и так уже причинил тебе столько зла. Этот брак был бы настоящим безумием…

Она устало отмахнулась:

— Оставь, тут нечего обсуждать. Мы все сказали друг другу.

Ярость понемногу овладевала мной. Я прошептал:

— А что будет со мной — не важно! Мое счастье не в счет?

Адила повернула ко мне голову и внимательно на меня посмотрела:

— Твое счастье? Оно в моих деньгах… и моих владениях…

С каким равнодушием она произнесла эти слова! Я отвечал, что деньги ее меня мало интересуют. Я уже не сдерживал себя.

— Я могу получить такое же поместье, как у тебя, и даже лучше… И при этом жениться на женщине, а не на… — И тут у меня вырвалось, что случается со мной крайне редко, одно из тех грязных словечек, какие мне несвойственны, ибо я питаю к ним врожденное отвращение. Тем не менее иной раз у меня такое с языка слетает, что вы и представить себе не можете…

Адила спросила дрожащим голосом:

— На какой женщине? На Матильде? Я так и думала. Я предчувствовала, — произнесла она с болью, а потом добавила ледяным тоном: — Нет, мальчик, ничего у тебя не получится.

— Это почему же? — прошипел я.

Она ответила, что знает, как мне помешать…

— Брось! Ты себя погубишь! — прокричал я в бешенстве.

Приступы моего неистового гнева ей доводилось сносить не раз. Она не дрогнула и спокойно выдержала мой взгляд.

— Я тебя не боюсь, — сказала она, — я готова на все. Запомни: я с наслаждением пойду на гибель ради спасения Матильды. Ты, кажется, еще не понял, что мне нечего терять, я уже все потеряла и все получила… ты не в силах что-либо изменить ни к худшему, ни к лучшему…

Я протянул руки к ее короткой белой шее:

— А вот этого ты не боишься?

Она покачала головой:

— Нет, потому что ты трус, Габриэль…

Я едва не бросился на нее, но она уже направлялась к двери. Только она вовсе не собиралась бежать от меня, как я было подумал, а, подойдя к лестнице, громким голосом позвала Матильду.

Скрипнули ступеньки под легкими шагами девушки. Я держался подальше от окна, и Матильда не сразу меня заметила. Я услышал ее голос:

— Ты здесь, Габриэль?

Адила закрыла дверь.

— Мы с Габриэлем, — сказала она, — не можем больше откладывать важное сообщение… Габриэль, ты обещал мне, что сам скажешь все Матильде…

Матильда, видно, решила сначала, что я поведал кузине о нашей взаимной любви, а та, со своей стороны, объявила о собственной помолвке.

— Каждая из нас нашла свое счастье! — радостно воскликнула она. — Открой же мне скорей его имя, Адила… Я его знаю?

— Ты еще не догадалась, дорогая? Он в этой комнате…

Адила говорила медленно, стараясь смягчить удар. Как сквозь сон я услышал голос Матильды:

— Что? Это шутка? Шутка? — повторяла она.

Мне хотелось одного: чтобы все поскорее закончилось. Но Матильда не унималась:

— Это же неправда, Габриэль?

Я пробормотал:

— Надеюсь, что нет…

Тогда Адила отчеканила заученным безразличным тоном, что мы с ней помолвлены и что я не могу этого отрицать. Матильда прошептала мне:

— Она издевается над тобой? Отвечай! Отвечай же!

Я покачал головой. Матильда что-то говорила, захлебываясь от волнения, я слышал ее, но слов не разбирал. Сознание мое как будто отключилось. Потом я пришел в себя, прислушался. Матильда кричала срывающимся голосом:

— Теперь понятно: ты и не предполагал, что я окажусь такой дурой… а вот в ее согласии не сомневался… Тебе главное было влезть в семью. Подумать только, как ты все рассчитал! Ты, Габриэль, ты оказался способен на такой расчет!

Никогда не забуду, с каким выражением Адила смотрела на причитающую Матильду.

— Кто бы мог поверить, что ты на такое способен…

Что ж, действительно, у человека, знающего мою жизнь, возмущение Матильды не могло вызвать ничего, кроме усмешки.

— Не бойся, я у тебя его не отобью! Это было бы несложно! Но оставь его себе, старушка! Забери насовсем! — В гневе своем она даже иногда переходила на местное наречие.

Тут Адила шагнула вперед и, не поднимая глаз, проговорила очень быстро:

— Речь не обо мне… Дело в том, что у нас есть сын, его зовут Андрес, ему пять лет.

— У тебя? Сын? — ошарашенно пробормотала Матильда и расхохоталась.

Пошатываясь, она вышла из комнаты, а затем мы услышали, как в коридоре она упала без чувств. Я рванулся к ней, но Адила бесцеремонно меня оттолкнула. Противиться ей в такую минуту было опасно. Она опустилась на колени, приподняла руками голову кузины — в таком положении я их и оставил, а сам, не оборачиваясь, побежал вниз по лестнице.

Я наступал в лужи. Дорога белела в темноте, но я все равно сбивался с нее, натыкался на сосны. Никогда в жизни я не был так близок к самоубийству. Между тем какой-то ернический голос нашептывал мне: «Не выйдет, смелости не хватит!» Говоривший, видимо, рассчитывал заполучить меня иначе. Что ж, я и вправду труслив, а трусость как раз тот порок, который часто нас спасает. Я вернулся ночью промокший, голодный, с окровавленными руками, но, увы, вполне живой!

Мне надобно спешить, господин аббат, не то, боюсь, у вас не хватит сил дочитать мои записки до конца. Матильда уехала на другой день. Адила вернулась в прежнее безразлично-покорное состояние. Отпраздновать свадьбу в Льожа нам не удалось: вдовы и раненые буквально засыпали меня угрожающими письмами. Возмущенная толпа собиралась под окнами замка. Мне пришлось бежать ночью, добираться на автомобиле до отдаленной станции и там уже сесть на поезд. Мы встретились с Адила в Париже, на венчании присутствовали только свидетели. Матильда же вышла вскоре за Симфорьена Деба.

По моему настоянию все имущество Адила перешло в нашу общую собственность. Она выполняла все мои требования. Нимало не заботясь об интересах Андреса, согласилась продать часть земли и положить деньги на мое имя; и завещание подписала, какое я составил. Впрочем, ничто не предвещало ее скорой кончины. Надеюсь, вы не подумаете… не заподозрите меня… Она умерла от гриппа через год после окончания войны, когда эпидемия уже, казалось, миновала. Смерть ее была, как у вас говорится, «хорошей», хотя и ничем не примечательной… Стоя за дверью, я слышал кое-что из ее последних слов: она думала только обо мне, имя сына даже не упомянула… Согласитесь, в вашей вере много нелепого. Как можно искупить что-либо страданием, принести в жертву жизнь, которая нам не принадлежит?.. Разве только допустить, что истина сама нелепа?.. Поверите ли вы мне, если я скажу, что оплакивал Адила, что до сих пор она для меня не умерла и не ушла из моей жизни?

Как только я овдовел, Алина первым делом потребовала, чтобы я на ней женился, однако я скорее предпочел бы каторгу; она это быстро уразумела и стала шантажировать меня немилосердно. Волей-неволей судьба свела меня с Симфорьеном Деба.

Он вам знаком. Уже в ту пору он был болен. Избытком чувствительности, что называется, не страдал. Если бы Матильда вышла за меня, она бы, по крайней мере, узнала любовь… Само собой, ее постигло бы потом горькое разочарование, но в течение нескольких недель, а то и месяцев она была бы счастлива. Но тут, вообразите, какая ей выпала семейная жизнь. Тем не менее она родила дочь — Катрин. Бедняжка, появившись на свет, нашла свое место занятым: после смерти Адила Матильда написала мне, что хотела бы заняться воспитанием Андреса. С тех пор он при ней и рос.

Симфорьен Деба раскусил меня сразу. Разумеется, он был неспособен вникнуть во все тонкости или хотя бы приблизительно представить себе, каков я в действительности. Он увидел во мне банального жулика, но по его меркам именно так и следовало меня воспринимать. Я унаследовал от Адила все, что в рамках закона супруг мог унаследовать в ущерб сыну. Притязания Алины, а также, признаюсь, и собственный мой образ жизни (знали бы вы какой!) очень скоро вынудили меня начать вырубать сосны, сперва старые, а потом уже и самые перспективные. И вот однажды в Париже мне нанес визит Симфорьен Деба. Сказал, что я гублю свое поместье, а потому мне следует отдать земли ему в управление. Он гарантировал мне приличный доход и выдал авансом сумму, какую я запросил. Не стану утруждать вас перечислением всех хитростей, на какие он пускался, чтобы скупить мои леса, примыкавшие к его владениям. Когда же Андрес вырос, Деба придумал ход, в некотором роде оправдывающий меня в моих собственных глазах… (Будто такой, как я, еще нуждается в оправданиях! Но теперь речь шла о моем сыне), а главное, обезоруживающий Матильду. Матильда защищала от моих посягательств интересы Андреса, словно бы он был ее сыном; вы достаточно хорошо ее знаете, и вам известно, что она любит Андреса больше, чем собственную дочь. Я помню, с какой яростью она обрушилась на мужа, когда узнала, что он, используя мою неуемную потребность в деньгах, попросту меня разоряет.