Бифуркатор (СИ) - Алекс Белов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ладно, — отец вздыхает и встаёт. — Пойду-ка я с ним поговорю.
Я не сопротивляюсь, но почему-то становится страшно. Отец исчезает за холодильником, а я отламываю кусочек хлеба и отправляю в рот. Перед мысленным взором рисуются самые страшные картины самоубийства опарыша. Я жду, как сверху донесутся истошные крики папы, который открывает дверь в детскую, и видит Андрюшку висящего или порезанного в ванной, или разбившего себе голову, или… фу-фу-фу.
Сфокусировав взгляд на реальном мире, я откусываю кусок баранины. А крика сверху так и не доносится.
По вечерам вторников и четвергов мы с отцом смотрим сериал Блудливая Калифорния, и плевать, что на сериале стоит значок 18+. Когда мама однажды заметила сей рейтинг и даже указала на некоторое количество эротических сцен, отец лишь пожал плечами и ответил: А Артёмка у нас мужик растёт или не мужик???
Поэтому, когда мы уединялись перед телевизором, мама оставляла нас и скрывалась в комнате родителей, где с опарышем смотрела что-то семейное. Вечера вторников и четвергов оставляли в сердце тёплые воспоминания, когда столик перед диваном полон еды, в кружках дымится чай или шипит кола, мы с отцом сидим бок о бок и гадаем, чем же кончатся похождения красавчика Дэвида Духовны. А когда в фильме появлялись полуобнажённые девушки, да ещё мелькали сцены с поцелуйчиками, мы с папой поглядывали друг на друга, лукаво дёргали бровями и хором напевали: Ооооооо! Это как будто своеобразный обряд такой был. Отец иногда ещё присвистывал.
Этот вторник не был исключением. Проведя в детской с полчаса, отец спустился к сериалу. Мама немедля убежала за Андрюшкой смотреть в своей комнате по другому каналу каких-нибудь Букиных. Пока мы разогревали оладьи с клубничным джемом и разливали чай, я открыл было рот, чтобы спросить про опарыша, как он нарисовался в проёме сам. На сей раз хотя бы натянув шорты, но всё ещё в майке. Видок у Андрюшки удручающий: на лице поселилась смертельная бледность. И искра страха вновь затеплилась во мне.
— Всё те же оладьи. И клубничный джем.
Улыбка появляется на лице опарыша, но она не касается глаз. Механическая, как у робота.
— Да, — вздыхает отец, и я вижу, что тот не смотрит на Аднрюшку, будто не замечает изменений в младшем сыне. Отчаянье бабочкой бьётся в сердце. Неужели? Неужели папа поступил как и я? Он пытается избежать проблемы. Андрюшка здоров, температуры нет, ведёт себя немного иначе. И эта странность оттолкнула отца. Заставила взрослого мужчину махнуть рукой и сказать: само всё решится.
— Ты с мамой сейчас будешь сериал смотреть? — спрашивает он с наигранной озабоченностью изучая панель микроволновки.
— Не-а, — жмёт плечами опарыш. — Надоело смотреть одно и то же. Ладно, вы развлекайтесь, а я пойду позалипаю в компьютер, выясню, насколько ничтожна наша жизнь в просторах времени и пространства.
С этими словами опарыш разворачивается и оставляет нас с отцом наедине. Подобрав-таки челюсть, я гляжу на спину папы и выдавливаю из себя:
— Как прошёл разговор? Он вообще, как? Нормально? Что с ним? Он совсем ку-ку?
— Знаешь, твоего брата будто подменили, — ответил затылок отца. — Он рассуждал о космосе, вселенной и времени. Я-то пришёл поговорить о жизни, о прошедшем дне. В общем, мне пришлось сделать умное лицо и вспомнить знания астрономии, — отец оборачивается. — Может, у него переходной возраст так начинается, — пожимает плечами он.
— Не думаю, — мотаю головой. — А вообще, что он говорил?
Отец вздыхает снова, подчёркивая, что этот разговор его немного напрягает, и достаёт из микроволновки оладьи.
— Я уж и не помню. Отчасти потому, что половину не понял. Что-то про целостность времени и пространства. Такое даже ты, закончивший седьмой класс, не завернёшь. Говорил что-то о циклах и петлях времени. А вообще, давай пошлём всё это нафиг и пойдём уже смотреть Дэвида Духовны!
И мы пошли. Оладьи с джемом улетели за первую треть серии, чай остыл. Мы с отцом четырежды посмеялись и два раза поокали, но как-то вяло, как мне показалось. В головах каждого вертелся наш общий близкий родственник: младший сын и он же мой опарыш.
Космос. Вселенная. Время. Как часто эти понятия врываются в нашу жизнь? Почти никогда. Иной раз перед сном разум забредает в дебри, стремится к звёздам, тебя охватывает страх, что вот там, далеко миллионные температуры, смертельный вакуум, ионные лучи, радиоактивные пульсары, а вдруг это всё однажды доберётся до тебя? Но потом ты засыпаешь, и утром жизнь продолжается по плану. А когда Космос, Вселенная и Время врываются в жизнь младшего брата, ловишь себя на мысли, что кусочек этого запредельного пространства поселился у тебя в доме. Он сейчас в спальне наверху. И этот кусочек хочется встряхнуть и заорать на него: стань опять нормальным! как прежде!
И думается мне, что если опарыш ещё долгое время будет строить подобные капризы, мать или отец однажды не выдержат и встряхнут его.
*******После сериала я скользнул в душ. Успеваю заметить опарыша за компьютером. Предполагаю, Букиных с мамой он не смотрел.
Под струями воды я нежился долго, а когда вышел, на полных правах старшего брата выдворил Андрюшку из-за компа. Честно, я ожидал какой-нибудь необычной реакции, впрочем… Она действительно была необычной.
Опарыш встал и перешёл на кровать, не сказав ни слова против. Через пару секунд я уже забываю о младшем, поглощённый виртуальной сетью. Помню только, что закрыл Андрюшкину вкладку и успел заметить на ней материал о бескрайней Вселенной. Кажется, мой опарыш и впрямь начал интересоваться Космосом. Может и правда переходный возраст, но уж что-то рано как-то. Он у меня-то толком ещё не начался.
В сетях я провожу около часа, пока Вероника не уходит спать. Закрываю глупую переписку двух влюблённых, выключаю компьютер и забираюсь под одеяло. Теперь Вероника в аське, и я снова завожу несодержательный диалог, который могут вести только втюрившиеся друг в друга подростки.
Тишину комнаты нарушает шорох.
— Ты ещё не спишь? — шепчет опарыш.
— Сплю, — хмуро отвечаю, высылая Веронике вереницу смайликов.
Андрюшка выдерживает паузу, а потом говорит:
— Я хочу рассказать тебе кое-что. Маленький секрет. Ты будешь первым, кому я это скажу.
— Давай, — отвечаю и уже не слушаю мелкого.
— Можно к тебе?
Некоторое время я молчу, моё сознание с Вероникой, и оно уверено: опарыш там уже лопочет о своих секретах и тайниках за забором, где он закапывает в банке цветные стёклышки из мозаики, представляя, что это рубины, изумруды и… интересно синие осколки у него кодируются каким камнем? Аквамарин? Жемчуг?
Тут я опоминаюсь: опарыш молчит. Чары Вероники отпускают меня, и в голову снова лезут Вселенная, Космос и Время.
— Чего ты говоришь?
— Можно к тебе? — повторяет Андрюшка.
Односпальная кровать опарыша, сделанная в виде кораблика, прячется в углу у окна. Моя кровать стоит так, что вместе с Андрюшкиной образуют букву Г, с небольшим проходом на углу. Свою я называю Красной Площадью, потому что она полутораспальная, я могу лежать на ней даже поперёк, а ещё она упирается спинкой в середину стены, и я могу встать с любого конца. Справа и слева — прикроватные тумбочки. Всё для удобства.
Опарыш часто нырял ко мне, либо когда не мог уснуть, либо во время гроз. Видите ли он боялся лежать у окна, когда молния сверкает, идиот. был ещё и третий случай, но я узнавал о нём обычно утром. Просыпаюсь, а опарыш сопит рядом. Всё ясно, ему приснился кошмар, и мелкий спрятался на моей кровати.
Сегодня я бы послал опарыша куда подальше… да, чёрт, первые секунды я так почти и сделал. Влекомый перепиской с Вероникой, я говорю:
— А секрет этот до завтра подождать не может?
Опарыш какое-то время думает, а потом отвечает:
— Завтра уже будет поздно.
— Ну рассказывай, — отвечаю я с неудовольствием, но всё же чуточку заинтересованный. Может, мелкий сейчас раскроет причину своего сумасшествия.
Пока шажки опарыша шуршат к моей кровати, я отписываю Веронике, чтобы та подождала меня немного. Вот Андрюшка юркнул на левую половинку кровати и спрятался под одеяло.
— Только не прикасайся ко мне, а то вышвырну тебя на пол. Ногами! — тут же предупреждаю я.
Опарыш молчит, но и не прикасается.
— Что ты там хотел мне рассказать?
— Ты же мой брат, — тут же отвечает Андрюшка. — Ты должен мне верить.
— Да, только если не будешь рассказывать о том, что на заднем дворе у тебя закопаны настоящие изумруды.
— Но они… — Опарыш сбивается. — Хотя, может, это и правда просто стекляшки.
— Это и правда просто стекляшки, — усмехаюсь я. Глаза привыкают к темноте, и я вижу сереющий потолок. Я кладу руку под голову, а в ладони зажат телефон, а там Вероника. Уууух, приспичило ж моему опарышу откровенничать.