Смерть и танцующий лакей - Найо Марш

Конечно, они производили куда более заурядное впечатление, чем рисовалось в воображении Мандрэга. Он представлял себе миссис Комплайн закутанной в темное одеяние, а она была в дорогом костюме из твида. Вместо монашеского капюшона он увидел обыкновенную шляпку, украшенную лентой и искусственной мушкой. Но вот ее лицо, хотя и не так фантастически изуродованное, как он думал, вызывало мучительную жалость. Казалось, будто кто-то злобно растянул его в нескольких местах. В се огромных, без блеска глазах оставалось что-то от прежней красоты. У нее был прямой короткий нос, но левый уголок рта опустился и левая щека обвисла, причем это выглядело так, будто она поспешно затолкала туда огромный непрожеванный кусок. Выражение лица от этого становилось нарочито скорбное, как у клоуна. Джонатан был прав, когда говорил, что вид у нее был какой-то жестоко-комичный. Мандрэга удивило ее самообладание и холодный сухой голос. Уж это никак не подходило к придуманному им образу.

Мисс Клорис Уинн была девушка лет двадцати, очень хорошенькая. Ее светло-золотистые волосы зачесаны назад и уложены такими плотными рогульками, что, казалось, были сделаны из какого-то особого материала. Широко посаженные глаза изумительной формы, большой яркий рот, превосходная кожа. Она была довольно высокого роста и двигалась неторопливо, серьезно глядя перед собой. По пятам за ней шел Уильям Комплайн. Вот он оказался именно таким, как ожидал увидеть его Мандрэг — заурядным человеком, в котором, впрочем, было нечто вызывающее неосознанную тревогу. Он был одет в аккуратную военную форму, но в нем совсем не чувствовалась бравая офицерская выправка. Он был светловолос и казался бы вполне недурен собою, если бы в его грубоватых чертах проступало больше индивидуальности. Его будто неумело срисовали с прекрасного оригинала. Во всем облике старшего Комплайна ощущалась какая-то напряженность.

Почти сразу Мандрэг заметил, что, прежде чем посмотреть на невесту, а делал он это очень часто, Уильям бросал взгляд на мать, которая намеренно не обращала на него внимания. Миссис Комплайн непринужденно, как со старым приятелем, болтала с Джонатаном, а тот в свою очередь все время втягивал в разговор остальных. Он был в ударе. «Ну что ж, — подумал Мандрэг, — неплохое начало, а еще много всего в запасе». В это время до него дошло, что мисс Уинн что-то ему сказала, и он повернулся к ней со смущенным видом.

— Я там ничего не поняла, — говорила мисс Уинн, — но она вызвала во мне полное смятение, а это всегда довольно забавно.

«Ага, — подумал Мандрэг. — Это о какой-то моей пьесе».

— Не знаю, конечно, так ли вы думали, когда это писали, как и я, когда это смотрела.

— Обри! — воскликнул Джонатан. — Мисс Уинн ваша поклонница.

— Поклонница чего? — спросила миссис Комплайн своим бесцветным голосом.

— Пьес Обри. Если все будет хорошо, в марте театр «Единорог» начнет свой сезон новой его пьесой. Вы должны побывать на премьере, Сандра. Пьеса называется «Неудачная светомаскировка».

— О войне? — спросила миссис Комплайн.

Этот вопрос почему-то приводил Мандрэга в бешенство, но он, сдерживаясь, вежливо ответил, что пьеса не о войне, а просто попытка показать двухмерность слепой приверженности какому-нибудь стереотипу. Миссис Комплайн взглянула на него без всякого выражения и повернулась к Джонатану.

— А что все это значит? — спросил Уильям. Он уставился на Мандрэга с выражением оскорбленного недоверия. — Что такое двухмерное? Это плоское? Да?

Мандрэг слышал, как мисс Уинн нетерпеливо вздохнула, и подумал, что в Уильяме чувствуется упорство.

— Означает ли это, — спросила она, — что ваши характеры не будут фотографически точны?

— Совершенно верно.

— Но все-таки, — опять медленно начал Уильям, — что такое двухмерное? Я не совсем понимаю…

Мандрэг почувствовал приближение приступа ужасной скуки, но тут ловко вмешался Джонатан, забавно рассказав, как он учился понимать современные пьесы, и Уильям слушал его, застыв с приоткрытым ртом и каким-то беспокойным выражением глаз. Пока все смеялись шуткам Джонатана, он стоял с озадаченным видом. Мандрэг видел, как шевелились его губы, шепча это возмутительное слово — «двухмерный».

— Я думаю, — произнес он вдруг, — вы считаете более важным не то, что вы говорите, а то, как вы говорите. У ваших пьес есть сюжеты?

— У них есть темы.

— А какая разница?

— Билл, милый, — сказала мисс Уинн. — Не надо надоедать знаменитым писателям.

Уильям повернулся к ней, и улыбка сделала его почти красивым.

— Значит, не надо, — промолвил он. — Но если человек чем-то увлекается, ему нравится говорить об этом. Я, например, очень люблю говорить о вещах, которыми занимался. Я имею в виду — до войны.

Мандрэг вдруг понял, что он не имеет ни малейшего представления, чем же все-таки занимался Уильям.

— А что у вас была за работа? — спросил он.

— Как, — поразился Уильям, — я занимался живописью.

Тут в разговор решительно вмешалась миссис Комплайн.

— Уильяму принадлежит Пенфелтон, — сказала она, — и после войны поместье потребует всего его внимания. Конечно, сейчас у нас есть наш старый управляющий, который превосходно со всем справляется. Мой младший сын Николас — военный. Вы слышали, Джонатан, что медицинская комиссия не разрешила ему участвовать в боевых операциях? Для него это, конечно, было ударом. Его часть сейчас расквартирована в Большом Чиппинге, а он так мечтал отправиться во Францию вместе со своим полком. И это естественно, — добавила она, взглянув на ортопедический ботинок Мандрэга.

— Вы приехали с фронта в отпуск? — спросил тот Уильяма.

— Да, в отпуск.

— Мой сын Николас… — Миссис Комплайн оживилась, когда заговорила о Николасе. Она рассказывала о нем долго, и Мандрэгу показалось, что в настойчивости, с которой она продолжала столь щекотливую тему, был некоторый вызов. Он видел, что мисс Уинн слегка покраснела, а Уильям сделался совсем пунцовым. Джонатан принял этот поток материнских славословий на себя. Мандрэг спросил мисс Уинн и Уильяма, не думают ли они, что опять пойдет снег, и все трое подошли к широкому окну взглянуть на темнеющие холмы и долину. Голые деревья, которые при умирающем свете дня казались почти бесформенными, тянулись вверх, напоминая замерзшее дыхание земли.

— Это пугает, — сказал Мандрэг, — правда?

— Пугает? — повторил Уильям. — По-моему, это прекрасно. Только черное, белое и серое. Я не верю в цветное восприятие окружающего. Мне кажется, вещи надо писать в тех красках, которые увидел, взглянув на них единственный раз. Пожалуй, я понимаю, что вам кажется пугающим. Это сочетание черного, серого и белого.

— Чем вы работаете? — спросил Мандрэг, про себя удивляясь, почему это, когда речь заходит о живописи Уильяма, все чувствуют себя как-то не в своей тарелке.

— Масло. Очень крупными мазками, — мрачно произнес Уильям.

— Вы знаете Агату Трой?

— Да, конечно, знаю ее работы.

— Они с мужем гостят сейчас у Коплэндов из Уинтон Сент-Джайлза, знаете, неподалеку от Малого Чиппинга. Я только что от них. Она пишет портрет священника.

— Вы видели инспектора Скотленд-Ярда Родерика Аллейна? Ведь правда, что он ее муж? Наверное, интересно встретить среди гостей знаменитого инспектора. Какой он?

— Очень приятный человек.

Они собрались было отойти от окна, но какой-то звук снаружи привлек их внимание. Из окон гостиной был виден последний поворот аллеи.

— Это машина, — сказал Уильям. — Похоже на… — Он внезапно замолчал.

— Должен быть еще кто-нибудь? — настороженно спросила мисс Уинн, затаив дыхание.

Они с Уильямом всматривались в окно. Длинная белая машина с открытым верхом стремительно катилась по аллее.

— Но ведь, — пробормотал Уильям, — это, это…

— Ага, — сказал, подходя к ним сзади, Джонатан. — Разве вы не знали? Видите, какой приятный сюрприз. С нами будет и Николас.

Николас Комплайн был поразительно похож на брата и ростом, и фигурой, и цветом волос, и чертами лица. Но в нем не было того, что в Уильяме напоминало неумело сделанный рисунок. Уильям был чисто выбрит, у Николаса же — прекрасные светлые усы. Внешность его впечатляла: военная форма так шла ему, что это казалось даже слегка нарочитым. Он напоминал известный портрет короля Карла II, хотя следы разгульной жизни и не были еще так заметны. Все же от носа к углам рта уже пролегли небольшие морщины, а под глазами обозначились небольшие мешки.

Эта встреча для семьи Комплайнов была неожиданностью, и Николасу, когда он появился в гостиной, потребовалось, без сомнения, все его самообладание. Он вошел, улыбаясь, не замечая Уильяма и мисс Уинн, которые все еще стояли в стороне у окна; пожал руку Джонатану, был представлен Мандрэгу и, несмотря на удивление, мелькнувшее на лице, очень мило поздоровался с матерью. Хозяин дома, взяв его за руку, подвел к окну.