Три высокие женщины - Эдвард Олби

В. Ясно. Ясно.

А. Все воруют. Каждый.

Б. (после паузы). Да.

А. Сью все проворонила. А я — нет. Я вышла замуж за него. Он был коротышкой. С одним глазом. Другой выбили мячом для гольфа и вставили стеклянный.

В. Который?

Б. (осуждая) Прекрати.

В. (заводиться) А я хочу знать. (К а.) Какой глаз? Который из них был стеклянный?

А. Какой? Ну, я… (всхлипывает) Не знаю. Я не помню, какой глаз был стеклянный (плачет вовсю) Я…не могу… вспомнить!

Б. (направляясь к А., утешая) Ну, ну, ну…

А. Я не могу вспомнить! (внезапно с яростью) Убери руки! Как ты смеешь!

Б. Прости. Прости.

А. (к Б. опять со слезами) Почему я ничего не помню?

Б. Да все ты помнишь, просто не можешь удержать все в голове одновременно.

А. (успокаиваясь) Да? На самом деле?

Б. Конечно.

А. Я все помню?

Б. Все где-нибудь, да храниться.

А. (смеется) Как интересно. (К В.) Я все помню.

В. Поздравляю. Но ведь это не легко, наверное.

Б. Ты успокоишься?

В. Может, лучше не помнить? Все кануло в Лету и забыто.

А. Куда?

Б. Да, в никуда.

В. В Лету.

А. Я ее не знаю. Может, и знаю, просто в голове не держу. (К Б.) Да?

Б. Все так.

А. Мужа я любила. (глуповато улыбается вспоминая)

Б. Ну, а как иначе?

А. Он дарил мне прелестные вещички, дарил украшения.

Б. Что правда, то правда.

А. Мой бог, — говорил он, — Ты такая большая, такая высокая, ты принесешь мне счастье. Я не могу мелочиться. И он не мелочился. Жемчуга и бриллианты я любила больше всего.

В. Неужели?

Б. (подыгрывая) Это правда!

А. У меня был жемчуг и несколько браслетов. Но он хотел, чтобы их было больше— и подыскал еще один, не говоря ни слова. Это был широкий браслет и в нем бриллиант, вот такой (показывает). Плоский и широкий обработанный камень, очень… как это?

Б. Изысканный.

А. Да. Изысканный и большой. Мы были, я этого никогда не забуду, мы были на приеме и пили шампанское, и мы, как это… подвыпили. Совсем чуть-чуть, конечно. Мы вернулись домой и собирались уже в постель. Наша спальня была большая, две раздельные уборные, и, как это, две ванные комнаты. Мы оба разделись и готовились ко сну. Я сидела у своего столика — без обуви, без одежды, без белья — ну вот, я сидела у своего столика (ей в самом деле нравиться говорить об этом. Смех, восклицания и пр.)… и я… ну, я была голой. Я была абсолютно голой, кроме того, что на мне были мои украшения. Драгоценности я не сняла.

Б. Блеск!

А. Да! Ну вот, голая, в жемчугах — мое ожерелье, мои браслеты, мои бриллиантовые браслеты… два, нет, три! Три! И он входит, голый, как сойка — он умел быть забавным, когда того хотел, мы часто раздевались, заранее, намного заранее. Все это ушло. (Пауза) Где я?

Б. В своем рассказе?

А. Что?

Б. В своем рассказе. Где ты остановилась в рассказе?

А. Да; конечно.

В. Ты сидишь голая у столика и он входит, тоже голый.

А. Как сойка, да! О, я не должна рассказывать это.

Б. Нет, нет, должна!

В. Должна!

А. Да? Ну что ж, так вот, я взяла большую пуховку и стала пудриться; только этим занимаюсь. Чувствую — он здесь, но вида не подаю. У меня есть кое-что для тебя, -говорит он, — у меня кое-что для тебя есть. И сидя так, я поднимаю глаза, смотрю в зеркало и… нет, не могу!

Б. и В. (как школьницы) Нет, нет говори! Ну, расскажи!

А. Ну вот, я смотрю — он стоит, и его… его пипка уже твердая и…: на нее надет новый браслет.

В. (с благоговением.) О, боже.

Б. Улыбается.

А. И браслет на пипке, и он приближается, и это прекраснейший из всех браслетов, какие я когда-либо видела. Весь в бриллиантах, широкий, ужасно широкий и…

Я думаю, он тебе понравиться, — говорит он. О, боже, это прекрасно, — говорю я. О, господи, да. (настроение немного падает) Он подходит ближе и его пипка прикасается к моему плечу — он был коротышка, а я была высокая, так-то. Ты его хочешь? Он спрашивает и тыкает этим в меня, я отвернулась, а пипка у него была маленькая. Я не должна это рассказывать, это ужасно, я знаю. У него была маленькая… Вы понимаете… и браслет был там и придвигался все ближе к моему лицу и — ты хочешь его? Я думал, он тебе понравиться. И я сказала нет! Я не могу сделать это! Поначалу он стоял, потом стал мягким и браслет слетел с него, и упал мне прямо на колени. Береги его, сказал он и вышел из комнаты.

(Длинная пауза, в конце которой она плачет. Медленно. Убежденно.)

Б. Все хорошо. Все хорошо. (Подходит и успокаивает А.)

В. (по доброму). Ненормальный.

Б. (мягко, успокаивая) Хорошо, хорошо.

А. (по детски) Хочу в кровать! Отведите меня в кровать!

Б. Конечно. (К В.) Помоги мне.

Они поднимают А. из кресла и отводят в кровать. В это время…

А. (вскрикивает.) Рука! Моя рука!

В. (встревожено) Простите!

А. В кровать! Я хочу в кровать!

Б. Ну, хорошо, хорошо. Мы почти уже пришли. Ну вот, пришли.

А. (совсем, как ребенок) Я хочу в кровать! (От боли) О! О!

Б. Тихо. Тихо.

А уже под одеялами, сидя в кровати.

Б. (продолжая) Ну вот. Теперь удобно?

В. (к Б.) Извини. Я не хотела…

Б. Ничего. Все в порядке.

В. Я как-то не в своей тарелке… от всего этого.

Б. Разберешься со временем.

В. Сомневаюсь.

Б. (Успокаивая.) Ну, хорошо, представь себе, что ты живешь уже так долго, что больше и не хочешь. Вот все и поймешь.

В. Спасибо. А что дальше?

Б. (с закрытыми глазами) Почему ты меня спрашиваешь?

В. А кого я могу еще здесь спросить?

Б. (все еще с закрытыми глазами.) Ты меня спрашиваешь?!

Пауза.

А. (приподнявшись. Глаза то открываются, то закрываются. Блуждающий взгляд, полный сознания.) Что в наших силах, а что нет? Что мы помним, и в чем не уверены. Что я помню? Я помню себя высокой. Я помню, как поначалу, это делало меня несчастной, то, что я выше всех в классе, выше мальчиков. Моя память как волны: то накатит, то отступит. Мне кажется, что меня обворовывают… Я знаю, что это так, просто я не могу доказать. Я думаю, что я знаю, а потом не могу вспомнить, что я знаю. (Тихо всхлипывает.) Он никогда не приходит навестить меня.

Б. Да нет же. Приходит.

А. Только по необходимости.

Б. Чаще, чем другие. Он хороший сын.

А. (упрямо) Мне ничего об этом не известно. (мягче.) Он приносит мне подарки. Приносит цветы— орхидеи, фрезии, эти большие фиалки…

Б. Африканские.

А. Да. Он дарит мне цветы и шоколад — апельсиновые корочки в шоколаде, в этом черном шоколаде, какой я люблю. Но он не любит меня.

Б. Ну, что ты.

А. Не любит. Он любит своих… он любит своих мальчишек, тех, кого имеет. Ты не знаешь. Он не любит меня и я не знаю, люблю ли я его. Я не помню!

Б. Он любит тебя.

А. (всхлипывая.) Я не помню. Я не помню, что я не помню. (внезапно оживленно) Что это значит?

Б. Что— нибудь да значит.

А. (опять бессвязно.) Это уже слишком: всем управлять, за все бороться. Он не хотел этого делать. Я должна была делать все. Говорить ему, что он в порядке и вытирать его кровь. Все было на мне. У Сью была привычка, когда она останавливалась у меня, прятать свои бутылки в ящик для белья, где, она думала, я не стану их искать. Падение, падение в пропасть., вот ее дорога. Мама приезжает к нам пожить, он не против, — куда ей еще податься? Любили ли мы друг друга? Особенно в конце? Нет, только не тогда, тогда она ненавидела меня. Я не могла помочь ей… она орала. Я ненавижу тебя! Она воняла, ее комната воняла. Я ненавижу тебя, — кричала она. Я думаю, они все меня ненавидели, потому что я была сильной, а я должна была такой быть. Сью ненавидела меня. Мама ненавидела меня, и все остальные, они ненавидели меня. Он ушел из дома, он сбежал. Потому что я была сильной. Кто-то же должен был быть. Кто, если не я?…