Рассказы - Ха Цзинь

Лев сидел на краю постели, низко опустив голову. Его лицо было почти фиолетовым, как баклажан. Чжан сунул ему под нос миску с сорго, Лев отвернулся. Чжан вновь заговорил громким голосом. По-видимому, он хотел преподать Льву урок, чтобы тот знал свое место и не забывал, что у многих китайцев нет даже сорго. Чжан взял миску и стал есть, продолжая свою речь. Мы так никогда и не узнали, о чем он говорил. Наш командир потом спрашивал Чжана, но переводчик велел ему забыть об этом происшествии.

Лев не просто уважал своего переводчика, он вроде как даже привязался к нему. Недели через три после того, как Чжан накричал на Льва, китайская милиция потопила русский сторожевой катер в Хутоу. Русские заявили протест, на границе начались переговоры. Чжана приставили к нашей делегации в качестве переводчика. На замену ему прислали молодого переводчика Цзяо Му, недавнего выпускника Цзилиньскойшколы иностранных языков. Лев явно вознамерился устроить Цзяо веселую жизнь: он делал вид, что не понимает его и все время требовал Чжана. Возможно, он собирался дать понять молодому офицеру, что тому далеко до его предшественника. Он даже изображал нам, как скучает без Чжана – стучал себя в грудь, произносил “Чжан” и поднимал вверх свой толстый большой палец.

Каждый день переводчик Цзяо докладывал Ученому Вану, что Лев все время спрашивает, когда же вернется Чжан, будто чует недоброе. Вскоре стало известно, что Чжан не вернется никогда. Он умер в Хутоу сразу после переговоров. Когда Чжан только приехал в столицу округа, он почувствовал боль в желудке, но не придал этому значения. Наглотался обезболивающих и поехал дальше. В России боль усилилась. Чжан был единственным переводчиком при делегации, и ему пришлось безотлучно присутствовать на переговорах, которые шли с утра до ночи лишь с небольшим перерывом на обед. Во время утренних заседаний он глотал таблетки одну за другой и работал из последних сил. Выходил из зала совершенно мокрый. И пока офицеры закусывали, он пластом лежал на диване. Русские прислали доктора. Диагноз: острый аппендицит, Чжану требовалась срочная операция. Но заседания должны были продолжиться на следующий день. Без собственного переводчика мы могли потерять контроль над ходом переговоров и подписать соглашения в пользу русских, поэтому Чжан огромным усилием воли заставил себя встать на ноги и работал до конца встречи. Теперь уже доктор категорически настаивал на немедленной операции. Русские предложили поместить Чжана в их госпиталь и после операции прислать обратно. Глава делегации, комиссар Линь из нашей дивизии, спросил Чжана, хочет ли тот задержаться на несколько дней в России. Чжан отказался. Со слезами на глазах он произнес: “Наши враги не смогут меня вылечить… И если я умираю, то, пожалуйста, пожалуйста, дайте мне умереть на Родине!” Его повезли в Хутоу так быстро, как могли, но в пути то и дело приходилось делать остановки – дорогу затопило, и два моста были сметены горными потоками. В полном отчаянии они добрались до штаба Пятого полка только к трем часам ночи. Но было уже слишком поздно. Чжан умер.

Он стал нашим героем. Политотдел шэньянского военного округа выпустил указ, предписывающий всем офицерам и солдатам изучать волнующую историю Чжан Фаня, чья любовь к Родине и несгибаемый китайский дух должны служить примером для подражания. В газете “Вперед” на первой полосе было опубликовано описание его жизни и его последних минут. Читая статью, мы не могли сдержать слез. Чжан удостоился некролога высшего разряда, а его семью объявили семьей павшего за дело Революции.

Смерть Чжана произвела на нас ужасное впечатление, но больше всех горевал Лев. Ему пришлось обратиться к перводчику Цзяо, чтобы узнать содержание газетного очерка о Чжане. Молодой человек целый вечер корпел в кабинете, переводя статью на русский. На следующее утро после завтрака Лев прочел перевод и зарыдал так, как будто умерли его родители. Все в нашем доме слышали его плач – он причитал целый час. Позднее он сказал переводчику Цзяо, что Чжан был для него как отец и преподал ему урок глубокого патриотизма. А мы и не думали никогда, что у Льва есть сердце. В тот день он отказался от обеда.

С этих пор он завел странную привычку без конца повторять, что в России все самое лучшее: климат в России самый благоприятный, русские девушки самые красивые, русские лошади самые выносливые, русские поросята самые вкусные, русские яблоки самые сочные, русский язык самый сложный.

Обычно мы не решались с ним спорить (Цзяо переводил нам его рассуждения), только однажды Ван Минь предложил ему произнести несколько китайских звуков – Лев не смог, хотя и говорил на самом сложном языке. Мы посмеялись, но решили оставить Льва в покое со всеми его шовинистскими речами.

По ночам наши офицеры уходили спать домой к женам. Командование на себя принимал переводчик Цзяо. Он только три месяца как стал офицером и еще не избавился от студенческих замашек. Не привык командовать и не протестовал, даже если мы оставляли ему всего двоих солдат для охраны Льва и отправлялись в Лунмынь смотреть кино или играть. Три человека вполне могли составить Льву компанию для партии в карты. В отличие от переводчика Чжана, Цзяо всегда принимал участие в этих играх – старался использовать любую возможность, чтобы улучшить свой русский. Цзяо оказался причиной всех наших бед; с его появлением наша бдительность стала постепенно ослабевать.

Во вторник вечером мы пошли смотреть фильм в дивизионное управление. На дежурстве вместе с переводчиком Цзяо остались замкомандира взвода Сю и Ван Минь. Все предвкушали большое удовольствие, мы слыхали, что это шпионский фильм, сделанный в Северной Корее. Но как только на экране появилось название “Невидимый фронт”, в зале снова зажегся свет. Голос в громкоговорителе объявил: “Тревога, тревога: всем солдатам и офицерам немедленно покинуть здание и собраться снаружи. Тревога, тревога…”

Мы выскочили на улицу. У входа в кинотеатр уже собралась почти вся наша рота. Заложив руки за спину, командир Янь расхаживал взад-вперед перед строем, дожидаясь, пока явятся все. Вокруг раздавались крики: “Инженерный батальон, батальон связи, стройся!”, “Рота противохимической защиты, к воротам шагом марш!”

Наш политинструктор Ню выкрикивал в толпу выбегающих из кинотеатра: “Караульная рота, ко мне!”

Командир Янь потребовал внимания, и мы стали по стойке смирно.

– Номер первый сбежал, – объявил он.

Я вздрогнул. Номер первый – это Лев, наш первый русский пленный.

– Только что пришел приказ из Пекина: мы должны мобилизовать все войска и полицию Лунмыня, соседних городов и областей и прочесать все поля, все холмы, обыскать каждую канаву, каждый двор, каждый погреб, искать, пока не найдем. Сейчас у нас нет времени разбираться, кто лично несет ответственность за побег. Это случилось по вине нашей роты, и мы обязаны схватить его. Дивизионное командование велело нам без него не возвращаться. – Он выдержал паузу и гаркнул:- Напра-во. Кру-угом марш!

Мы опрометью кинулись к штабным складам, чтобы взять оружие. Бежавший впереди меня командир взвода Ши не переставал проклинать замкомандира Сю и Ван Миня. “Черт возьми, уж я надеру им задницы. Они нас подставили. Да я их просто прикончу!”

Нашу роту погрузили в четыре грузовика и повезли к Восточному аэропорту. По дороге мы видели свет во всех казармах, слышали крики людей и рев машин. Город пришел в движение. Грузовики мчались на полной скорости – москиты и ночные мотыльки разбивались о наши лица. Командир отряда Фан, уцепившись за борт грузовика, делил нас на группы; в каждую группу входило по три человека, и им предписывалось держаться вместе во время поисков.

Грузовики затормозили перед зданием аэропорта. Мы поспрыгивали на землю. Навстречу нам выбежали перводчик Цзяо, Сю Цзясю и Ван Минь. Ши схватил замкомандира взвода за плечо и заорал:

– Так-перетак твою мать! Ты нас всех подставил!

– Командир Ши, выслушайте меня. Прошу, выслушайте.

– Прекратить! – крикнул командир взвода Фан. – Отпусти его, Ши Сян. Я сказал – отпусти! Думаешь, сумеешь выйти сухим из воды? Я сказал, вы все несете ответственность. И если мы не поймаем Номера первого, то все отправимся домой землю копать. Так что хватит препираться, ребята. Силы нам потребуются для работы. Сю Цзясю, ты присоединяешься в шестой группе, Ван Минь, пойдешь с седьмой.

Оба командира застыли возле своих групп, а Ван Минь подошел к нашей.

– Помните, – продолжал командир взвода, – соблюдать дистанцию в пятьдесят метров между группами и двигаться не слишком быстро.

Мы начали поиски. Группу, в которую входили Ван Минь и я, вел Мэн Дун. Мы медленно шли по кукурузному полю, стараясь разглядеть, нет ли кого в канавах. Листья хлестали по лицу, но мы не смели жаловаться. Продираться сквозь толщу кукурузных побегов было страшно. Высокие и толстые стебли заслоняли от нас остальных солдат, мы только слышали, как они, тихо ступая, продвигаются вперед. Самое ужасное, что мы не знали наверняка, есть ли у Льва оружие. Хотя нам сказали, что он не взял ни одного из наших пистолетов. Но он был там, в темноте, возможно, даже наблюдал, как мы крадемся. Умирая от страха, мы раздвигали стебли винтовками, направив дула вперед, в темноту.