Смерть на Параде Победы - Андрей Кузнецов

— Жить?! — удивленно переспросил Иван после небольшой паузы. — Ты что, смеешься? Ящик весит столько же, сколько начинка, если не больше. На настоящую жизнь, такую, чтобы ни в чем себе не отказывать, этого не хватит. На настоящую жизнь нужно гораздо больше. Верно я говорю, Паша?

— Верно, — кивнул Павел, не отрывая взгляда от дороги. — Чем больше, тем лучше. Торога тальняя, места незнакомые…

— Люди вокруг чужие, — подхватил Иван. — И вообще, другого шанса у нас не будет, так что этот мы должны использовать на всю катушку. Клещ мне еще две наводочки обещал дать.

— Какие? — заинтересовался Остап.

— Разве ж он скажет? — обернулся Иван. — Пока свою долю не увидит, ничего не скажет. Клещ не фраер. Но твердо обещал.

— Унесем ли все? — рассмеялся Остап.

— Свое не тянет! — сверкнул фиксой Иван. — Унесем. Было бы что нести. Тем более, что не пешком на ту сторону ломанемся. Денег много не бывает. Слыхал такую поговорку?

— Слыхал.

Иван сел ровно, хлопнул себя ладонью по колену и напомнил:

— Алексею говорим, что обратно возвращались порознь. Николай уехал первым и больше мы его не видели. Как собирался ехать, он нам не сказал.

— Не сказал, — повторил Остап.

Павел кивнул, давая понять, что все понял.

Объяснение было предельно простым и не вызывающим подозрений. Обычно так и перемещались по городу — порознь или, максимум, по двое. Толпа из четырех человек невольно обращает на себя внимание. Ушел Николай — и пропал. Мало ли что.

Убиваться или печалиться по погибшему никто не собирался. Потери неизбежны, можно только радоваться тому, что смерть сегодня пришла за другим. И тому, что неожиданно увеличилась твоя доля.

Некоторое время ехали молча.

— Куда машину? — спросил Павел, когда проезжали Сокольники.

— Брось где-нибудь, — велел Иван. — На новое дело на новой машине поедем. Так риска меньше.

— Береженого и Бог бережет, — поддержал Остап.

Осторожничали по привычке, уже давно ставшей инстинктом. Все трое были уверены, что никто, кроме покойников, их не видел и описать не сможет, но велик ли труд украсть автомобиль? Для рискового и умелого человека — никакого труда.

Никто из троих не сомневался в том, что Николай мертв. Во-первых, лежал он без движения, не шелохнувшись, во-вторых, Остап, из предосторожности, добил его.

Алексей воспринял исчезновение Николая на удивление спокойно. Даже не спокойно, а безразлично. Всех удивило, что командир не приказал перебираться на новое место, хотя, по правилам, после исчезновения одного члена группы полагалось переходить на новое место. Полагалось, но Алексей не стал торопиться, потому что с надежными местами в Москве было плохо, можно сказать, — совсем никак. Первую явку оставили после апрельской акции и больше на ней не появлялись, перешли на запасную — частный дом в подмосковном Загорске и стали готовиться к уходу. Когда же выяснилось, что акция провалена, возникла потребность в новом убежище, таком, откуда можно беспрепятственно уходить и столь же беспрепятственно туда возвращаться в любое время, таком, где группа из семи человек могла провести некоторое время, не вызывая особых подозрений. Дом в Загорске для этой цели не годился совершенно сразу по трем причинам. Во-первых, сильно нервничал хозяин, старый, еще с дореволюционного времени, сотрудник немецкой разведки. Пережив одно поражение Германии, он уже был не в силах пережить второе. Второго мая пал Берлин, и у хозяина явки случилась истерика. Пришлось от него избавиться и уйти. В запасе было еще три явки, но две из них оказались проваленными, не было там условленных знаков безопасности, а третья встретила свежим пепелищем — агент явно запаниковал, поджег свой дом и подался в бега.

Московский информатор с жильем помочь не мог. Или не хотел помогать, потому что это не входило в его прямые обязанности. С другой стороны, надежные явки создаются загодя, а не так вот, в экстренном порядке. Неожиданно выручил Иван, оправдывая предусмотрительность начальства, включившего его в группу. Нашел через одного старого знакомого чудесное место, идеальное со всех точек зрения, с какой не взгляни. Большая территория, которую невозможно незаметно блокировать, множество выходов на разные улицы — через забор перелезть ничего не стоит, сразу две железнодорожные ветки рядом и убедительное, ситуационно верное, основание для пребывания. Не убежище, а мечта диверсанта. Если несколько раз подряд не везет, то потом повезет непременно — проверено на собственном опыте. К тому же, внезапное исчезновение семерых человек могло вызвать подозрения у дирекции и повлечь за собой нежелательные последствия. Объяснить же отсутствие одного Николая нетрудно. Можно сказать, что у Николая заболела жена и он был вынужден срочно уехать. Алексей прислушался к своей интуиции, которая никогда его не подводила. Интуиция предпочла промолчать. «Сбежал, негодяй, просто взял и сбежал», — решил Алексей и не стал срываться с удобного, обжитого места в никуда. Некуда идти, не по вокзалам же, в конце концов, разбредаться.

Алексей никогда не доверял русским. Сотрудничал, использовал, но не доверял, считая всех не-арийцев недостойными доверия. Исключение мог сделать лишь для избранных, таких, как Константин, людей старой, имперской, закалки, людей твердых взглядов, чье сознание не замутнено, не отравлено красной пропагандой. Пропаганду Алексей не жаловал никакую — ни красную, ни нацистскую, ни англо-американскую. Пропаганда предназначена для быдла, настоящие люди знают свой долг и умеют следовать ему во что бы то ни стало. Всегда, при любых обстоятельствах…

Нападение на инкассацию Управления полевых учреждений Госбанка, перевозившую трофейные ценности на сумму в восемьсот шестьдесят семь тысяч рублей девяносто четыре копейки, это не просто происшествие, а Происшествие с большой буквы, из числа тех, о которых докладывают на самом верху. Три часа понадобилось для того, чтобы проверить паспорт Николая, узнать о том, что такой гражданин никогда не был прописан в подмосковном Реутове ни по улице Ленина, ни по какой-то другой улице и что паспорт у него поддельный. Не краденый с переклеенной фотографией, а именно поддельный. Качественную немецкую работу сразу видно.

Николая, стараниями энкаведешных медиков пришедшего в сознание, передали товарищам из НКГБ. Из-за тяжести состояния арестованного перевозить его из одной тюремной больницы в другую не рискнули, просто выставили дополнительный караул у дверей палаты. Отвечать на вопросы «по-хорошему» Николай не пожелал. Пересыпая речь блатными выражениями, не всегда употребляемыми в правильном ключе, он пытался сойти за уголовника, честного вора, не желающего выдавать своих подельников. Ему не поверили. Тяжесть состояния Николая сузил арсенал спецсредств до минимума, то есть — до психотропных веществ. Получив в вену два кубика амиталамина, [8]Николай сделался разговорчивым, назвал свое настоящее имя и рассказал о том, что является членом диверсионной группы, заброшенной в апреле этого года с заданием убить товарища Сталина. Рассказал он и о неудавшемся покушении в четверг двадцать шестого апреля, и о том, что, несмотря на окончание войны, готовится новое покушение во время Парада Победы.

— Замечательная задумка! — восхищенно, взахлеб, частил Николай. — Просто замечательная! Война закончилась! Парад! Никто не ждет! Но войны никогда не кончаются! Войны только начинаются! Война не может закончиться, пока жив хотя бы один солдат! Победа — это миф! Победа — это не точка, а запятая! Запятая!..

Амиталамин улучшает настроение и вызывает огромное, непреодолимое желание разговаривать. Полезная информация перемежается с обилием ненужных слов, настоящим словесным поносом, и с этим приходится мириться.

Когда действие препарата пошло на спад, майор, проводивший допрос, приказал ввести еще одну дозу амиталамина. Перед глазами майора уже маячили комиссарские погоны, а врач прослужил в системе достаточно долго и твердо усвоил, что приказы никогда не обсуждаются.

— Где ваше логово? — спросил майор, невольно впадая в совершенно неуместный пафос.

— Логово? — заулыбался Николай. — Разве мы звери? Это у медведя логово, он там лапу сосет. А у нас с продуктами все в порядке, едим досыта…

На лбу его выступила испарина, бледное лицо посерело, голос стал тише, язык начал заплетаться.

— М-мы не м-медведи, м-мы в-волки, цепные п-псы фюрера…

— Где?! — нетерпеливо тряхнул за плечо майор.

— В п-п…! — нецензурно срифмовал Николай, который на самом деле был не Николаем, а Валентином и, будучи не в силах что-то утаивать от столь внимательных слушателей, добавил: — В М-марьиной Роще, г-где т-темные ночи…