Русский десант на Майорку (Русский десант на Майорку - 3) - Элла Никольская

Но вот Грета - Маргарита...

- Вы - Грета?

- Да...

Какая жесткая усмешка. Непостижимая новоприобретенная родственница. Кто она ему, Павлу? Сестра, кузина? Раньше заграничных родственников усиленно скрывали...

...Да, а потом её несколько дней не было на пляже: Павел испытывал легкое разочарование, когда подходил к знакомому месту, где сосны и стена пляжного магазинчика создавали густую тень... Это у Лизы загар бронзовый, отливают металлом плечи и тонкие руки, красиво смуглеет лицо, а глаза будто светлеют. Его же - рыжеватого блондина, стоит ему понежиться на солнышке, будто кипятком ошпарит: волдыри по ярко-красной коже, нос облезает...

Так вот, однажды Марго не пришла. Нет, не так: Марго и Антонио были вдвоем, она читала, вернее, листала пестрый журнал, он присел на лежаке в ногах и как раз тогда Павел подумал, что Лиза, пожалуй, права: парень украдкой погладил, потом сжал тонкую лодыжку, женщина улыбнулась, что-то произнесла не слышное с того места, где сидел непрошеный наблюдатель. Соглядатай, вот как это называется.

И тут появилась девочка - она бежала вниз по ступенькам, издалека махала рукой, пытаясь привлечь внимание пары на пляже. Антонио отдернул руку, Марго села, потом поспешно встала и пошла навстречу дочери, а у той какое-то известие, рада она чему-то, вон как затормошила мать.

- Кто-то к ним приехал, - заметила Лиза. А он-то полагал, что она задремала на своем полотенце... И правда, по той же лестнице спешил вниз крупный, не по пляжному, хотя и по-летнему одетый господин: светло-серый костюм, легкие серые туфли. Тяжелое лицо, лысоват, темные очки... Высокий, широкоплечий, но живот пивной, круглый - немец, конечно. Муж и отец. Ишь как блондинки на нем повисли с обеих сторон... М-мм... А где же красавчик?

- В магазин нырнул, - ответила на непроизнесенный вопрос бдительная подруга. Наловчилась читать его мысли...

Впрочем, через несколько минут Антонио вышел из дверей магазинчика, в руках пакет с майкой, а может трусы себе новые приобрел. Подошел несмело, Марго, оглянувшись, заметила его и что-то сказала вновь прибывшему, представила как бы. Тот кивнул благосклонно, но руки не протянул. И приличное немецкое семейство удалилось, предоставив Антонио собирать раскиданные по песку вещи.

- Эй, - окликнула его Лиза, когда он проходил мимо, произнесла что-то по-испански и рукой указала: на песке валялся пестрый журнал. Парень оскалил в улыбке великолепные зубы:

- Грасия, сеньорита!

Но не нагнулся, не взглянул даже на журнал, пошел к лестнице. Протест, акция неповиновения. Ему невесело. Может, все же не за деньги, а по любви?

К вечеру того же, а может и следующего дня - не придавал он тогда значения этим случайным встречам - Павел заметил всех четверых возле отеля "Марисоль": Антонио распахнул дверцу красного "вольво", мужчина с девочкой сели сзади, за рулем Марго. Антонио остался на тротуаре... "Вольво" рванул с места и через минуту скрылся за поворотом. Лизу и Павла не заметили. Антонио сделал вид, будто не узнал их и побрел в сторону пляжа... Любопытно, в качестве кого представила его Марго: как слугу, своего приятеля или, может, приятеля девочки? Судя по тому, как пренебрежительно с ним обходятся, в приятели красавчик не вышел. И почему так спешила, бегом бежала на лпяж Ингрид: чтобы предупредить "сладкую парочку" или просто рада была приезду отца? А может, и правда Антонио считается её приятелем? Как они балуются вдвоем в мелкой прозрачной воде, она обнимает его, виснет на сильных его, дочерна загоревших плечах... Невинные игры - что, если девочка и не подозревает ничего?

И ещё припомнилось. На следующий, кажется, день состоялась забавная встреча, если это только можно назвать встречей. Лиза и Павел издалека услышали музыку: на узенькой торговой улочке, которая чуть расширяется у перекрестка и образует крохотную площадь - корявое раскидистое дерево, растущее посредине, выглядит старше окружающих домов, а они совсем ветхие трое музыкантов, две гитары и бубен, исполняли что-то сугубо народное, и под монотонную музыку танцевали четыре пары в странных, явно из театрального реквизита, костюмах. Женщины в многослойных длинных юбках, у мужчин полосатые широкие штаны подвязаны бантом под коленями. Весельем и не пахло: танцующие сосредоточенно подпрыгивали, кружились в лад, подавали друг другу руки, заученно поворачивались, обмениваясь партнерами. Ничего похожего на зажигательные ритмы и бьющие в глаза яркие наряды, которыми развлекают туристов в ресторанах.

- Так то фламенко, - заметила Лиза, состроив кислую гримаску - они наблюдали за танцующими, смешавшись с небольшой стайкой прохожих, - А это кантри, фольклор какой-то.

Похоже, танцоры преследовали исключительно просветительские цели, лица у них были серьезные, все почти немолодые, в паре с грузной пожилой испанкой чинно подпрыгивал и кружился щуплый подросток на голову ниже её ростом.

- Фанданго, - объявил один из гитаристов и приостановившиеся было танцоры снова задвигались, в другом, но столь же однообразном ритме. Внезапно в круг вышла новая пара: смуглый высокий парень за руку вытащил светловолосую долговязую партнершу. Антонио и Ингрид - вот так сюрприз! Вновь прибывшие не внесли в действо особого оживления: принялись точно так же, со знанием дела, кружиться, прихлопывать в ладони и притоптывать, разве что лица их не были каменно неподвижны и, конечно, джинсы сразу сделали их чужаками в маленьком пристойном обществе. Но публика развеселилась, кто-то даже захлопал.

Павел с Лизой не стали досматривать зрелища, пошли себе дальше, только Лиза заметила язвительно:

- Ишь как насобачились. Ну он-то понятно, местный, а она...

- Он же, небось, и научил.

- По-моему, все народные танцы жутко скучные, бесполые какие-то...

- А тарантелла там или лезгинка? - не согласился Павел.

- Это все хореографы придумали, для эстрады...

Вялотекущая беседа умолкла сама собой...

Когда же это было? Впрочем, неважно...

Мать крутит роман с юнцом, пользуясь дочкой, как прикрытием в глазах мужа. Всякое бывает. Девочка, похоже, всерьез обеспокоена судьбой Антонио. Но как он, собственно, очутился под утро в отеле "Марисоль"? Что понадобилось местному жиголо в номере русского бандита?

Эх, да не о том он думает! Ну прикончили этого низколобого - в Москве таких каждый день мочат. Скорее всего, и тут свои поработали, красавчик не при чем, просто недоразумение... А хоть бы и он - это дело местной полиции.

У него, у Павла поважнее проблемы. Любопытно, что поведает ему загадочная родственница? Недавно Павел случайно услышал странный разговор в собственном доме. Отец и его приятель, сыщик в отставке Коньков, не подозревая о его присутствии, спорили горячо, поминая имя покойной Гизелы... Внебрачный ребенок был упомянут, а также психушка и тюрьма - и все, показалось тогда, связано с ней. Коньков потом начисто все отрицал. к отцу с таким делом не подступишься, у него сердце ни к черту, чуть что хватается за валидол, при себе носит... Да и сам Павел в тот московский вечер был не в себе, между прочим, по вине вот этой самой Лизаветы, что так мирно спит сейчас в общей их постели... Очередной скандал выбил его из колеи, а тут как раз интересная эта беседа... Так все и зависло, но, как водится, всплыло внезапно и в самом неожиданном месте.

Связав услышанное с телеграммой, полученной в день маминых похорон от некоей Греты из Мюнхена, - как теперь выяснилось, то бишь Марго, Павел не сомневался уже, что она и есть "внебрачный ребенок", ему, выходит, единоутробная сестра. Тогда понятны и бьющее в глаза сходство, и смысл загадочной телеграммы. Осталось пристроить в схему тюрьму и психушку... Это оказалось куда сложнее, потому что никак не вязалось с обликом матери, а для Павла все двадцать шесть лет его жизни Гизела служила идеалом жены, матери, вообще женщины...

Ну что он, прости Господи, за дурак? Почему раньше не задумывался о прошлом своих родителей? Поздний ребенок - поженились они уже немолодыми, у каждого свое собственное прошлое. О первой жене отца, рано умершей, слышал неоднократно. В их доме висел старинный портрет, и отец не раз говорил, что девушка, в которую он влюбился с первого взгляда, была двойником женщины, изображенной на полотне. А вот о матери Павел ничего не знал. Вполне возможно, что у неё был ребенок до брака с его отцом, и она почему-то не хотела, чтобы её обожаемый Паульхен об этом знал.

Что расскажет завтра - нет, уже сегодня Марго?.. Забавно - как это их угораздило встретиться? В одной точке планеты сойтись в один и тот же час. Вот и не верь после этого в судьбу или в любимое изречение старика Конькова: нет ничего тайного, что не стало бы явным...

С некоторым стыдом Паша припомнил, что нескрываемая ревность Лизы, над которой он вслух потешался, на самом деле имела основания. Он вожделел втайне к красивой, цветущей, ухоженной немке, его волновали её походка и смех. Сходство с матерью отнюдь не мешало мечтать о ней, лежа рядом с Лизой, а, пожалуй, только подстегивало... "У тебя ярко выраженный эдипов комплекс" - не раз повторял отец, комментируя неудачи сына на любовном фронте. Что ж, выходит, он прав и неплохо знает жизнь...