Синдром - Джон Кейз

Нико с легкостью собрала систему – сказывалась практика, на все ушло около тридцати секунд – и испробовала спуск. Затем вставила в паз округлый патрон с тефлоновым покрытием и отправила его на место. В сборе – с глушителем, оптическим прицелом и лазером – винтовка весила почти одиннадцать фунтов, и поэтому для точности выстрела штатив был необходим.

Выйдя на балкон, Нико заметила, что солнце уже почти ушло под воду, а на фоне темнеющего, окрасившегося в синюшно-черный цвет неба тусклой полосой кровоточил горизонт. В вечернем бризе трепетала листва десятка подсвеченных снизу пальм.

Впрочем, старик оказался на прежнем месте: сидел в кресле, радуясь последнему вздоху уходящего дня.

Лежа на животе, Нико просунула дуло винтовки сквозь балюстраду на краю балкона и установила оружие на сошку, сняв вес с рук. Посмотрела в прицел и включила лазер: лучик кроваво-красного света замер между четвертым и шестым позвонками старика. От конца ствола до жертвы пулю отделяло менее двухсот ярдов, для Нико – легкая цель даже в сумерках, и все-таки алая точка дрогнула на спине мишени. Палец согнулся на курке, подтягивая его к Никки. Казалось, прошла вечность. Затем винтовка спазматично ударила в плечо девушки, и раздался звук – будто в соседнем номере кто-то откупорил бутылку шампанского. Старик дернулся вверх и замер, точно пронзенный разрядом электричества, но тут же обмяк, завалившись в кресло. В том, что его позвоночник перебит надвое, сомнений не оставалось.

Ни дыма, ни вспышки, которую мог бы заметить нечаянный свидетель. Нико стреляла субконичным патроном, и единственным звуком, который мог бы ее выдать, был звук хлопнувшейся в спину старика пули.

Хотя и это не имело значения. Все равно никто не обратил внимания – ни потерявшийся в песне Боба Марли ямаец, ни дети в бассейне, чей смех позвякивал в сумрачном небе, как музыка.

Нико села на пол и разобрала оружие. Шито-крыто. Поднялась на ноги и уложила части винтовки в футляр набора для подводного плавания, на их привычное место. Наконец покрутила латунные колесики кодового замка и пригубила шампанское. Теперь можно и расслабиться: с бокалом в руке она вышла на балкон, села в ротанговое кресло и стала ждать начала светопреставления.

Пока результаты ее действий оставались незамеченными: ямаец, прикрыв глаза, ритмично кивал в такт одинокому концерту «Уолкмана»; пара, искавшая раковины, и бегун давным-давно скрылись из виду; девчонки перестали загорать. Дама из джакузи, тяжело переставляя ноги, направлялась к лифтам. Ребятня все еще плескалась в бассейне, не обращая внимания на призывы матери, стоявшей над ними с полотенцем в руках и умолявшей вылезти из воды. Прошла минута, две, пять… Солнце зашло за горизонт, и в небе осталось лишь несколько тонких красных полос. Наконец, будто только теперь осознав, что почти наступила ночь, ямаец снял наушники, крепко схватил ручки кресла и покатил старика по мостку, так и не заметив, что его подопечный мертв.

Однако это не укрылось от глаз плещущихся в бассейне ребятишек. Нико увидела то же, что и дети: бездыханный старик тяжело обвис в кресле, глаза закатились, а на груди – там, где пуля, прорвав в шали дыру, выскочила и упала несчастному на колени, – расцвел кровавый бутон.

Какая-то маленькая девочка завизжала, и мать сделала ей замечание, решив, что дети балуются. Никки стояла на краю балкона, потягивая шампанское, и слушала, как женщина выговаривает дочери: «Ну все, Джесси, мое терпение лопнуло. Последний раз я тебя…» Тут голос оставил ее, дыхание пресеклось, и дама глотнула воздух. Затем последовал второй судорожный вдох, будто кто-то собирался с силами, готовясь закричать, – и ночь пронзил вопль ужаса.

Нико ушла с балкона, взяла пульт и включила телевизор. Удобно устроившись на диване, она принялась скользить по каналам, пока не нашла любимое шоу: канал 67, любительские состязания по серфингу с их весельем и морскими брызгами.

Десять минут спустя рев сирен огласил округу: примчались «скорая помощь» и три полицейские машины. Вскоре на террасу пробежала съемочная группа телевизионщиков в погоне за сенсационными кадрами: окровавленное кресло-каталка, старик, которого увозят на тележке, и медбрат-ямаец, сидящий на складном стуле, закрыв лицо руками.

Поблизости, перешептываясь и качая головами, стояли несколько постояльцев отеля с тропическими напитками в руках.

Прошло больше часа, прежде чем полицейский постучал в дверь Нико, чтобы поинтересоваться, не заметила ли она чего-нибудь подозрительного. Никки ответила, что не в курсе происходящего, и спросила, из-за чего весь сыр-бор.

– Стреляли в человека, – объяснил полицейский. – На променаде.

– Шутите!

– Нет.

– Но я ничего не слышала. Только когда «скорая» приехала, поняла: что-то стряслось.

– Никто не слышал, – подтвердил полицейский. – Пока, во всяком случае.

– Надеюсь, этому несчастному помогут.

Коп отрицательно покачал головой.

– Неужели он умер? – поразилась Нико.

– Боюсь, что да, – ответил полисмен. – Убит. Можно сказать, его пристрелили.

– Здесь, на курорте? О ужас!

Полицейский хохотнул, будто собеседница поделилась с ним чем-то забавным.

– «Ужас» – еще мягко сказано.

– То есть как?

Инспектор казался крайне растерянным.

– Не в моей компетенции распространяться о таких вещах, но это крайне глупый поступок.

– О чем вы?

– Нелепое убийство.

– Почему вы так считаете?

– Старика звали Крейн. Ему стукнуло восемьдесят два, он лечился от рака – да его все здесь знают, местная знаменитость.

– И что?

– А то, что, по словам медбрата, Крейну оставалось жить полгода – год от силы. Какой смысл? – С горестной ухмылкой коп покачал головой.

Глава 2

Нико буквально кипела энергией! И не только сегодня. Так было и вчера, и позавчера – в принципе с тех самых пор, как она вернулась из… Забыла откуда, да это и не важно.

Ах да, она приехала из Флориды.

Утром поднялась в пять (невозможно спать в таком состоянии), прибралась в застекленных шкафчиках на кухне и разморозила холодильник. Поскребла духовку, вымыла и натерла воском полы. Зашла в ванную, двумя взмахами руки смела в полиэтиленовый мешок содержимое аптечки, освободила полочки под зеркалом, в полной уверенности, что лекарства ей больше не понадобятся – ни «Викс» от простуды, ни литий, ни аспирин. Да здравствует обновленная Нико, чистая и бурлящая жизнью, как водопад Эвиан!

Сегодня – встреча с Дюраном.

Его офис располагался в Кливленд-парке. Чтобы добраться туда из Джорджтауна, Никки предстояло пройти пешком до моста Ки-бридж, перейти Потомак и сесть на метро. Путь неблизкий, но идти на встречу ее никто не заставлял – как не заставляют дышать. Литий она недолюбливала, а вот беседы с психотерапевтом оказались настолько важны, что Никки ни разу в голову не пришло пропустить сеанс. Дюран был ее психиатром, якорем, удерживающим на плаву, и экзорцистом, помогавшим выводить терзавших сознание демонов на чистую воду. Доктор обещал ей помочь, и Нико в это верила.

Когда девушка вошла в метро, ее поразил давно забытый запах подземки: особая смесь затхлости и пыльной пустоты. Так пахли темные тоннели и подвалы, так пахло подземелье в Южной Каролине. Вспомнилось, как однажды она с сестренкой и родителями ездила на экскурсию в пещеры заповедника Шенандоа в Виргинии и как на Эйдриен прикрикнула смотрительница, когда девочка случайно коснулась сталагмита. До сих пор стоит в ушах гнусавый назидательный голос: «За десять тысяч лет сталагмит вырастает на четверть дюйма, а некоторые эгоистичные люди не могут удержать рук. Пожалуйста, относитесь с уважением к величию природы! Спасибо».

Этот подземный запах был обонятельным фоном метро, столь же неотъемлемым, как басовая тема в музыкальном произведении или сцена в комедии положений. Впрочем, в воздухе присутствовали и более сильные ароматы: кофе, пот, табак, пыль. Повеяло мочой, в нос ударил запах туалетной воды – или лака для волос?

Но зато сама поездка! Поездка успокаивала и расслабляла, как руки хорошего массажиста, и Никки едва не заснула. Ей нравилось, как ритмично покачивается гибкий, разделенный на вагоны поезд, со свистом рассекая воздух тоннеля. Она чувствовала, как ее тело проделывает замысловатые движения, приспосабливаясь к переменам в скорости и направлении движения, как мышцы моментально реагируют на ньютоновские силы – невидимые, но реальные.

Поезд доехал до «Кливленд-Парка», Никки вышла и поднялась по эскалатору на улицу, где в двух шагах от выхода стоял стенд с напитками. По своему обыкновению, купила молочный коктейль из папайи и высосала его до дна так быстро, что скулы свело от холода. Впрочем, это ощущение ей даже нравилось, потому что после наступал краткий миг, когда ее рассудок становился кристально чистым. А ради этого можно потерпеть и боль.