Зов крови - Андрей Посняков

Молодой человек поискал глазами супругу… И не нашел. Не было ее ни под березкою, ни вообще где-то рядом… Может, в сквер возле здания станичной администрации пошла? Во-он, сквер-то, недалече… и народу там толпится порядочно. Представление, что ли, какое? Или случилось что?

Рад поспешно зашагал к скверику, уже понимая, что случилось нечто плохое, и лишь надеялся, что не с Хильдой.

– Доктора, доктора вызывайте, – подходя, услыхал молодой человек.

– Да позвонили уже Юрию Всеволодычу… Сказал – сейчас приедет.

Родион быстро схватил за локоть пробегавшего мимо парня:

– Эй, пацан. Что тут случилось-то?

– Девчонке какой-то плохо стало. Наверное, солнцем голову напекло. Бывает.

– Что-о?

– Во-он она на скамейке лежит… в драных шортах.

Расталкивая плечом столпившийся любопытный народ, молодой человек пробился к скамейке и ахнул:

– Хильда! Родная…

Глянул на бледную, лежавшую с закрытыми глазами, жену… и тут же ощутил удар! Словно бы кто-то треснул обухом по затылку. В глазах потемнело, и ноги вдруг стали ватными, так, что и не удержишься, не устоишь. Молодой человек и не устоял – потеряв сознание, повалился прямо на разбитую рядом клумбу.

Жрец Влекумер, худой, узкобородый, с крючковатым носом, хищно осклабясь и подпрыгивая, изо всех сил колотил в бубен. На шее его билось, словно живое, ожерелье из высушенных змеиных голов, руки покраснели от крови только что принесенного в жертву козла, голова которого красовалась здесь же – у корней старого дуба. И там же, рядом с мертвой козлиной головой, вытянувшись, недвижно лежала Хильда. Бледная, как сама смерть, в длинной белой тунике… словно в саване.

– Чур, меня, чур! – прыгая, потрясал бубном навий. Грязные космы его, растрепавшись, бились за спиной, подобно крыльям падальщика грифа.

– Чур, меня, чур! О Сварог, Сварог венценосный! О Мокошь – мать сыра земля. Прими к себе всех, прими, прими!

Рад вздрогнул, внезапно увидев рядом с Хильдой… себя самого… даже двух! И оба лежали мертвее мертвого. Один – с бородкой и длинными волосами, в роскошной тунике, с мечом на богато украшенной перевязи – князь! Другой – совсем еще юноша с укутанной гипсом ногой.

Во, дела-то! И смешно, и страшно. Как в старом фильме получается – «чем больше сдадим, тем лучше».

– Смерть! Сме-е-ерть! – изогнувшись, вдруг взвыл Влекумер, отбросил бубен, обернулся к Раду… не к лежащему, нет… к тому – кто стоял, кто подошел только что.

Змеиные головы на жилистой шее жреца затрещали, ударившись друг о друга.

– Мать сыра земля, Мокошь, ждет вас! – погрозив пальцем, спокойно, без всякого надрыва, произнес навий. – Скоро вы все умрете, все.

Сказал словно бы между прочим. Так вот, предупредил и все. И повернулся, ушел, вновь запрыгал у дуба.

Правда, чуть погодя, обернулся, видно решил пояснить кое-что. Промолвил вот так же просто, совершенно без эмоций, как если бы ставил диагноз опытный врач:

– Все умрете. И ты, Радомир-княже, и жена твоя готка… И тот, кем ты раньше был.

Сказал – и исчез, растворился в воздухе. А те трое – Радомир, Родион, Хильда – так и остались лежать у могучих корней… И почва под ними вдруг разверзлась, и потянулась к телам огромная когтепалая лапа. Мокошь! Мать сыра земля.

– А-а-а!!! – проснувшись в холодном поту, Рад уселся на койке, безумно вращая глазами… Ничего вокруг не было – ни дуба, ни мертвых тел, ни лапы.

Рядом, на койке, лежала Хильда, которая, впрочем, вовсе не выглядела сейчас так плохо, как недавно в сквере… или, упаси Боже, под дубом. Просто спала.

А рядом, на стуле, кто-то сидел… Доктор!

– Ну, слава богу, очнулся, – с облегчением произнес Юрий. – Как это вас обоих-то угораздило? Вот что значит – с северов да сразу на юг. Не всякий организм выдержит.

Родион помотал головой:

– А что с нами было-то? Солнечный удар?

– Тепловой, – протянув руку, доктор заботливо поправил под Хильдой подушку. – Ничего особенно-то страшного нет. Укольчики вам сделал – поправитесь. Только вот завтра на солнце не выходите. Тут посидите, в теньке, телевизор у меня посмотрите, хорошая передача будет – про Высоцкого. Жаль, не посмотрю – снова в райцентр надо, лекарства для ФАПа выбивать.

– На «четвере» своей поедешь? – наконец пришел в себя Рад. – Я бы не советовал.

– Ха, на «четвере»! Я свой автомобиль сегодня завести не смог…

– Я ж сказал – трамблер менять надо. Да и карбюратор бы глянуть неплохо. Ты мне ключи-то завтра оставь.

– Нет! Завтра – только отдыхать.

Поправив очки, доктор взглянул на гостя с такой неожиданной строгостью, суровостью даже, с какой опера или следователи обычно смотрят на лиц, подозреваемых в совершении тяжкого преступления.

На Родиона, впрочем, взгляд этот впечатления не произвел абсолютно. Вот у Аттилы – у того взгляд! Даже у жреца Влекумера. Как сверкнет глазищами, как завопит – чур, меня, чур! Как покличет мать сыру землю – Мокошь.

– Так, значит, в райцентр завтра…

– С волости УАЗик пойдет – и я с ними. Родион покачал головой:

– А что же – вас лекарствами-то не снабжают?

– Почему же? Снабжают. Только сам знаешь, как. Целую зиму вон, арбидол пропихивали. А на что он, дорогущий такой? Люди-то у нас небогатые. Мне бы парацетамолу в ФАП, обезболивающего…

– Так ты нас на руках, что ли, сюда тащил?

– Почему на руках? – доктор неожиданно улыбнулся. – Пришлось попутку поймать… «Тойоту – Лэнд Круизер».

– Х-ха! – удивленно воскликнул Родион. – Это бандитский внедорожник, что ли?

– Да уж, какая попалась. Спасибо, не отказали, я ж главного бандита – администрации нашей главы – тещу от ларингита лечил. Да и Димка, сын его, в принципе, неплохой парнишка. В медицинский вроде бы в перспективе поступать намерен. Вот только – отпустит ли туда папаня? Засунет, скорей всего, на какойнибудь факультет управления.

– Уважает, значит, тебя власть-то?

– А то! Ладно, – Юрий поднялся со стула. – Не буду вам мешать, спите. И завтра утром со двора – ни ногой!

Пожелав гостям спокойной ночи, врач вышел, осторожно прикрыв за собой дверь. Честно говоря, Рад чувствовал себя довольно хреново – все еще кружилась голова, да и слабость какая-то нехорошая ощущалась во всем теле. А потому молодой человек, попив заботливо принесенного доктором Юрой соку, вновь растянулся на койке рядом с женой.

Тепловой удар. Ну, надо же! А вроде не очень-то и жарко было.

– Ты здесь, милый? – Хильда открыла глаза.

– Здесь, родная моя, здесь. Не спишь, что ли?

– Давно уже не сплю. Боюсь! Такой жуткий сон снился! – приподнявшись, красавица прижалась к мужу и, хлопнув ресницами, прошептала: – Знаешь, мне Влекумер-навий привиделся. И мы с тобой… возле старого дуба.

Молодой человек непроизвольно дернулся:

– Та-ак! Только одни мы?

– Еще парубок какой-то. С белой ногой. Хороший такой парубок, на тебя похож чем-то.

– Та-ак…

Родион не знал, что и думать. С чего б это им с Хильдой одинаковый сон приснился? Нехороший сон, нехороший – «Все умрете, все!». Жуть! И этот еще… Родионаватар… в реанимации. Гангрена. Это от перелома-то? Если у него вообще перелом был, может – просто сильный вывих. Шел, упал, очнулся – гипс.

Странно это все, очень странно.

– Слышь, милая, а давай, завтра в церковь местную сходим. Я видел, тут, на холме, есть. Неблизко, правда, но и не очень-то далеко. С утра – пока не жарко – пойдем… Эй, эй, родная. Ты спишь уже? Спит…

Осторожно укрыв жену простынею, молодой человек растянулся рядом и неожиданно для себя тут же уснул, словно бы провалился в глубокую черную яму. Спал крепко и на этот раз, слава богу, без всяких сновидений, лежащих вокруг старого дуба тел, прыгающего жреца и всего такого прочего.

Утром снова сияло солнце. Оно врывалось в окно, по-хозяйски усаживаясь на столе, отражаясь в принесенном доктором Юрой графине, нахально лезло Раду в глаза и с ухмылкой щекотало спящей красавице пятки. Вот, отразившись в старом, висевшем на стене, зеркале, принялось будить гостей уже с удвоенной силой, веселилось, словно бы кричало: подъем, подъем, подъем!

Супруги распахнули глаза разом. Посмотрели друг на друга и дружно – в голос – расхохотались.

– Смотрю, встали уже, – доктор Юра заглянул со двора в распахнутое настежь окно, прикрытое от комаров да мух марлей. – Ну, я в райцентр. Чайник на плите, колбаса в холодильнике… Да что я говорю – и так все знаете. Как спалось, кстати?

– Как в яме, – честно признался Рад. – Темно, глухо и безо всяких снов.

Врач хохотнул:

– Ну, еще бы – успокоительного-то я вам вчера вкатил с избытком. Ладно, поехал, машина ждет уже. Завтра выходной – борщ наварим… или ботвинью сладим – посмотрим.

– Лучше ботвинью… Слышь, Юра, ты ключи-то оставь все-таки. Я бы тут, во дворе, в тенечке, и повозился бы в свое удовольствие. Ну, не могу без всякого дела сидеть – тошно!