ПЕРВАЯ АТОМНАЯ - Виктор ЖУЧИХИН

Ночным трамваем от Казанского вокзала до Лефортово, где временно проживал, я добрался к пяти часам утра и сразу же начались сборы во Внуковский аэропорт — ведь вылет назначен на 9 часов утра.

Так и не сомкнув глаз в эту ночь на 1 апреля 1947 года, я собирался отправиться в чужие края, в неизвестно какие условия, на неведомо какую работу. С этой ночи и началась для меня новая жизнь — жизнь инженера совершенно до того неизвестной специальности. Хватит ли мне мужества преодолеть все трудности и загадки, которые наверняка будут встречаться на каждом шагу?

Моя жена, Анна Васильевна, хотя у нас в это время был годовалый сын, такое непредвиденное назначение и поспешное отбытие к месту работы встретила мужественно и одобрительно и проводила меня в аэропорт Внуково.

На руках я имел командировочное удостоверение, передававшее меня в распоряжение П.М.Зернова, а также посадочный билет на самолет, в котором значился только его номер, без конечного пункта полета. Кто такой П.М.Зернов, в каких краях он обитает — все станет ясно через несколько часов, а пока была полная неизвестность.

Грузовой американского производства «Дуглас» подкатил к парадному подъезду Внуковского аэропорта в 8.30 утра, и по его бортовому номеру я сориентировался, что как раз этот транспорт мне и нужен. Фамилию командира экипажа, капитана Бершанского, мне сообщил секретарь К.И.Щёлкина, и на вопрос, могу ли я лететь с ним, капитан, после просмотра моих документов, ответил вопросом:

— А куда вы собрались лететь?

— Куда Вы, туда и я.

— Правильно, — говорит, — садитесь, сейчас полетим.

Самолет был загружен какими-то агрегатами, похоже, компрессорами. Кроме меня, было еще трое пассажиров, один из них — экспедитор.

Самолет взлетел, унося нас на восток, что нетрудно было определить по солнцу. После почти двухчасового полета в заоблачной выси самолет снизился на очень малую высоту и изменил курс почти на юг. Как по тряской дороге, проносились мы над залитыми талыми водами полями, на которых кое-где лежал снег. Кругом простиралась бескрайняя степь, вдали то тут, то там виднелись селения и обязательно с церковью. Я никак не мог сообразить, в какой уголок России мы прилетели.

Минут через двадцать после полета над степными просторами самолет сделал круг над каким-то монастырем в лесном массиве, сменившем степной ландшафт и простирающемся далеко за горизонт в южном направлении. С высоты монастырь выглядел очень занятно — с двух сторон его ограждали две речки, слившиеся невдалеке в одну, у стен монастыря расположился бойкий базар, кругом раскинулись какие-то поселки с разнообразными по форме и цвету строениями.

Завершив разворот, самолет приземлился на взлетную полосу, сооруженную из металлической решетки прямо на грунте. Взлетная полоса разместилась на окраине леса, стоящего мощной стеной с южной стороны; на севере виднелась бескрайняя степь. А за границей металлической решетки — непролазная грязь и в конце взлетной полосы — застрявший в этой грязи автобус.

Первое, что подумалось после выхода из самолета: да, это не обещанный областной центр и не вблизи Москны. И вообще, повезут сейчас куда-нибудь в лес, поскольку в северной степной стороне, откуда мм подлетали, я не заметил хотя бы подобия производственного предприятия или чего-либо похожего на город.

После непродолжительной зарядки под команду "Эй, ухнем!" все, кто мог, вытащили автобус из грязи, и нас повезли на нем по грязной дороге вглубь леса. Миновали какие-то бараки за колючей проволокой, затем красиво расположенный на косогоре поселок из однотипных щитовых домиков. Проехав по шаткому мостику через речку и поднявшись по косогору на возвышенность, наш автобус очутился перед въездом в тот самый монастырь, который мы видели во время полета.

Еще каких-нибудь сто метров, и автобус оказался прямо у подъезда красивого трехэтажного дома, именуемого «гостиницей», где мы и высадились. Боже!.. Неужели этот монастырь и есть то место, где мне суждено отныне жить и работать? Кругом непролазная грязь и ничего похожего на завод, не говоря уже о городе областного или иного значения.

Нас встречали трое представительных мужчин и, что удивительно, так восторженно, будто нас всех троих давно ждали и наконец-то дождались. Меня это очень тронуло. Встречавшие представились: один из них, крепыш лет сорока, в форме генерал-майора — Павел Михайлович Зернов, директор объекта (так вот в чье распоряжение меня откомандировали!), второй, мощный дядя — Борис Федорович Кудрин, начальник ОРСа и третий — Христофор Атомович Костаньян, зам. директора по хозяйственным делам.

После короткого знакомства у дверей гостиницы и расспросов о самочувствии, предложив оставить свои чемоданчики у дежурной гостиницы, нас повели в столовую, располагавшуюся в соседнем здании такой же красивой постройки.

Столовая поразила красотой отделки, отличнейшим обедом и, что больше всего удивило, за него с нас не взяли карточек (ведь в 1947 году, как и в течение всей войны, питание отпускалось всюду только по карточкам).

После обеда меня препроводили в один из номеров шикарнейшей (по нашим понятиям) гостиницы, двоих моих спутников увезли в другое место. Я поинтересовался у дежурной гостиницы, куда же мне обратиться насчет работы, она весело ответила:

— Не волнуйтесь. Отдыхайте с дороги. Вас найдут, когда понадобитесь.

Вот как организовано — подумалось, — все идет по какому-то неизвестному мне сценарию и очень четко.

На другой день в гостиницу пришел посыльный и пригласил меня на встречу с директором П.М.Зерновым. Разговор длился более часа и велся в очень благожелательном тоне. В процессе беседы вызывались люди, которые тут же получали указания о выдаче мне пропусков, всевозможных карточек для приобретения продуктов и промтоваров, талонов на бескарточное питание в столовой, о выдаче в кредит необходимой верхней одежды, белья и т. п.

В разговоре П.М.Зернов вкратце обрисовал мне мои задачи, объявил, что я зачислен в отдел научных разработок на натурных изделиях (что это значило — для меня было совершенно непонятно). Объяснил, что через неделю здесь появится Кирилл Иванович, он является начальником этого отдела, он и поставит конкретную задачу.

На мой вопрос, кто такой Юлий Борисович, он с улыбкой заметил: — О, это наш главный организатор всех затеваемых здесь работ — Главный конструктор и научный руководитель. А Кирилл Иванович — его заместитель, одновременно и начальник Вашего отдела.

На вопрос, где можно познакомиться с сотрудниками отдела, Павел Михайлович ответил:

— Вы и есть первый сотрудник отдела Щёлкина.

— Что же мне делать в эти дни?

— Отдыхайте, присматривайтесь, побродите по окрестностям, сходите в лаборатории, посмотрите, где и в соседстве с кем будете работать, а лаборатория вот там, за забором.

Он показал в окно на видневшееся примерно в километре некое подобие небольшого заводика.

— Конкретное задание, — он повторил еще раз, — Вы получите от Кирилла Ивановича.

Как эта, так и последующие встречи с директором и его заместителями, разговоры по всем служебным и житейским делам каждый раз оставляли весьма хорошее впечатление, что компенсировало удручающее расположение духа от увиденного при знакомстве с окрестностями и особенно с лабораторией, где тем не менее предстояло решать неведомые и, надо полагать, весьма сложные задачи.

На подходе к территории завода, где в будущем должен был развернуться крупный научно-исследовательский и конструкторский центр, особенно бросились мне в глаза разбросанные в огромном количестве вдоль узкоколейных железнодорожных путей штабеля готовых головных частей и ракетных двигателей знаменитых «Катюш», как по отдельности, так и в сборе, калибром М-8 и М-13. То, что у нас в училище считалось святая-святых, изделия высшей государственной секретности, здесь было разбросано, как дрова, без какой-либо охраны — бери, снаряжай и стреляй. Вперемежку с этими ракетными снарядами громоздились штабеля бревен, досок, кирпичей и всякой всячины.

Небольшой заводишко, окруженный хорошо охраняемой оградой, представлял собой незавидное зрелище: два пыхтящих локомобиля — весь энергоцех предприятия, несколько заводских корпусов древней постройки, крошечное здание заводоуправления и пристроенное к нему одноэтажное, совершенно новое, с огромными окнами, крыло — это и было лабораторное помещение, или "лабораторный корпус". С другой стороны к административному зданию было пристроено второе крыло — механический цех.

Посередине лабораторного корпуса во всю его длину проходил коридор, по обеим сторонам которого располагались лабораторные комнаты, полупустые, примерно по 40 кв. метров каждая.

В трех комнатах разместилась лаборатория Михаила Яковлевича Васильева, занимающегося отработкой конструктивных элементов заряда из ВВ, в четырех комнатах — лаборатория Вениамина Ароновича Цукермана — рентгеновских исследований, в трех комнатах — лаборатория Льва Владимировича Альтшулера — исследований ударной сжимаемости, в одной комнате — химическая лаборатория Альфреда Яновича Апина, еще в одной — Гаврилова и Зуевского — по разработке электрических схем подрыва зарядов. Наконец, последняя комната принадлежала отделу К.И.Щёлкина — натурных испытаний, в ней мне как раз и предстояло трудиться. По соседству с этой комнатой должна была располагаться лаборатория Евгения Константиновича Завойского, но в тот момент она была еще пуста.