Царство Проклятых (ЛП) - Манискалко Керри

Непрошеная вспышка того, как он с кем-то спит, мелькнула у меня в голове в поразительно ярких деталях. Я видела, как идеально подстриженные ногти впиваются в его спину, длинные загорелые ноги обвивают его бедра, тихие стоны удовольствия вырываются, когда он ритмично толкается.

При этой мысли меня охватило мрачное чувство. Я стиснула зубы, внезапно подавив поток обличения, и развернулась. Если бы я не знала ничего другого, я бы подумала, что это…

— Зависть. — Гнев легко уловил перемену в моем настроении.

— Перестань читать мои эмоции. — Я резко переключила свое внимание на него.

Выражение его лица было стерто начисто. Исчез любой проблеск ироничного юмора или злобы. Он стоял неподвижно, словно заставляя себя превратиться в неподвижную глыбу льда. Очевидно, мысль о том, чтобы прикасаться ко мне таким образом, была отвратительной.

— Лаз продолжит проверять тебя. — Он заметил, как румянец окрасил мои щеки в

глубокий оттенок красного, но не прокомментировал это. Его внимание ненадолго переключилось на мою шею, прежде чем он снова поднял ее к моим глазам.

— Отключите как можно больше своих

эмоции, насколько это возможно. С этого момента они будут только усиливаться. Помимо страха, этот мир процветает как за счет греха, так и за счет желания в равной мере.

— Разве желание не то же самое, что похоть?

— Нет. Ты можешь желать богатства, власти или статуса. Дружба или месть.

Желания — это более сложные хотения, чем простые грехи. Иногда они хороши. В других случаях они отражают неуверенность в себе. Этот мир находится под влиянием тех, кто им правит. Со временем это стало играть со всеми нами.

Избегая дальнейшего зрительного контакта, он отступил, снял корону и лег на край ветвей, повернувшись лицом в противоположную сторону. Даже сейчас мы спали слишком близко друг к другу. Между нами едва было расстояние в ладонь.

Зависть. О том, что он совокупляется, как свинья, с кем-то другим.

Эта мысль была нелепой, особенно после его предательства, но затаенное чувство ревности не исчезло сразу. Я выругалась себе под нос и сильнее сосредоточилась на том, чтобы взять свои эмоции под контроль. Последнее, что мне было нужно, это чтобы это царство заманило меня глубже в эти семь правящих грехов, питаясь моими чувствами.

Я бросила металлический корсет/устройство для пыток и натянула рубашку. Она была огромной для меня, но мне было все равно. Она была теплой и пахла принцем. Мята и лето. И что-то отчетливо, безошибочно мужское.

Я посмотрела на Гнева. Он все еще был без рубашки, несмотря на прохладный воздух. Помимо облегающих брюк, на нем были только наплечная кобура и кинжал. Это будет долгая, несчастная ночь.

— Ты не собираешься снова надеть пиджак?

— Перестань думать обо мне гадости и отдохни немного.

— Я должна была убить тебя, когда у меня был шанс.

Он перевернулся, чтобы изучить меня, его взгляд был медленным и блуждающим, когда он путешествовал от моих глаз по изгибу моих щек и остановился на моих губах. После долгого молчания он сказал: — Спи.

Я вздохнула, затем опустилась на землю и натянула на себя плащ, как одеяло. Небольшое пространство быстро наполнилось ароматом кедра и сосны. Снаружи завывал ветер. Мгновение спустя маленькие ледяные шарики атаковали наше убежище. Однако ничто не проникло внутрь.

Я лежал там некоторое время, слушая, как дыхание демона становится медленным и ровным. Как только я убедилась, что он спит, я снова посмотрела на него; он спал так, как будто у него не было забот в этом мире: глубокий сон высшего хищника. Я уставилась на мерцающие чернила на его плечах, линии латыни все еще были слишком бледными и далекими, чтобы их можно было разобрать.

Вопреки моему здравому смыслу, я позволила себе полюбопытствовать о том, что имело для него достаточную ценность или важность, чтобы навсегда пометить этим свое тело. Я хотела раскрыть его душу и читать его, как книгу, открывая самые глубокие тайны и истории о том, как он появился на свет.

Что было глупо.

Я старалась не замечать, как наша парная татуировка элегантно проползла и теперь мимо его локтя. Его двойные полумесяцы, полевые цветы и змеи напомнили мне сказочную сцену, запечатленную на фреске у нас дома. Что-то о богах и монстрах.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Я отчаянно пыталась не думать о том, как сильно мне хотелось проследить за его татуировками, сначала кончиками пальцев, а затем ртом. Пробуя, исследуя.

Особенно я не позволяла себе думать о том, чтобы быть тем человеком, с которым он лежал и занимался любовью. Его твердое, сильное тело двигалось поверх моего, глубоко внутри…

Я отбросила эту возмутительно плотскую мысль, потрясенная ее интенсивностью.

Коварный Лаз Грешника. Очевидно, сейчас меня проверяли на похоть, и, учитывая моего соседа по постели, это было опаснее, чем любой адский зверь, рыскающий снаружи, жаждущий моей крови. Я не знаю, сколько прошло времени, но сон в конце концов нашел меня.

Некоторое время спустя я пошевелилась. Бушевала буря, но меня разбудило не это. Теплое дыхание щекотало мою шею ровными, ритмичными движениями. Должно быть, где-то ночью я столкнулась с демоном. И, что удивительно, никто из нас не пошевелился.

Гнев лежал позади меня, одна тяжелая рука собственнически обвивала мою талию, как будто бросая вызов любому незваному гостю, чтобы украсть то, что он считал своим. Я должна убраться отсюда. И не только из соображений приличия. Быть так близко к нему было все равно, что играть с огнем, и я уже почувствовала его ожог, но не хотела двигаться. Мне нравилась его рука на моем теле, его вес, ощущение и запах, обвившийся вокруг меня, как питон. Я хотела, чтобы он заявил на меня права, почти так же сильно, как хотела, чтобы он был моим.

В тот момент, когда эта мысль пришла мне в голову, он перестал ровно дышать.

Я медленно повернулась назад, прижимаясь к его груди, все еще жаждая большего контакта.

Его хватка на мне немного ослабла.

— Эмилия…

— Да?

Мы оба замерли от страстного тона моего голоса, от тоски, которую я не могла скрыть. Я с трудом узнала эту откровенно желанную версию самого себя. Дома женщин учили, что эти желания были злыми, неправильными. Мужчины могли удовлетворять свои низменные потребности, и никто не называл их безбожными. Они были повесами, негодяями — скандальными, но не подвергнутыми остракизму за свое поведение.

Мужчина со здоровым сексуальным аппетитом считался полным жизненных сил, отличной добычей. Опытный для своего партнера, если он когда-нибудь решит жениться. В то время как женщин учили оставаться девственными, чистыми. Как будто наши желания были грязными, постыдными вещами.

Я не была человеком и не принадлежала к знати — которая страдала от большего количества ограничений, чем когда — либо, — но я, безусловно, была воспитана с теми же понятиями.

Однако я больше не была в мире смертных. Больше не обязана аиграть по их правилам.

Дрожь удивления пронзила меня. Я не могла решить, было ли это от волнения или от страха позволить себе снять эти оковы здесь. Может быть, я действительно знала, и, может быть, именно это меня и напугало. Я хотела того, о чем меня предупреждали. И теперь все, что мне нужно было сделать, это протянуть руку и поприветствовать его. Пришло время быть храброй, смелой.

Вместо того чтобы быть во власти страха, я могла бы стать бесстрашной. Начиная прямо сейчас. Я снова прижалась к Гневу, мой выбор сделан. Он медленно провел рукой по моей рубашке спереди, поигрывая пуговицами. Я прикусила губу, чтобы не ахнуть.

— Твое сердце бьется очень быстро.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Его рот коснулся мочки моего уха, и — будь я проклята богиней — я выгнулась от прикосновения, чувствуя, насколько ему нравится наше нынешнее положение.

Его возбуждение вызвало у меня дрожь до самых кончиков пальцев ног. Я не должна этого хотеть. Я не должна была хотеть его. Но я не могла стереть из памяти призрачный образ того, как он спит с кем-то другим, или то, что это заставляло меня чувствовать. Я хотела быть той, кого он затащит в свою постель. Я хотела, чтобы он желал меня именно так. И только меня. Это было первобытное, древнее чувство.