13 несчастий Геракла - Дарья Донцова

Катя послушно захлопнула рот.

— Что случилось?

Горничная вновь издала звук, которому позавидовала бы паровозная сирена.

— Прекрати сейчас же, — обозлился я, — отвечай нормально, что тебя напугало? Мышь? Небось несчастная от твоего ора инфаркт заработала.

Катя ткнула пальцем в портрет:

— Там… пятно… вон! Красное!

— И что?

— Его вчера не было…

— Не было, — эхом прошелестела Лариса Викторовна и кулем свалилась к моим ногам.

Видя такой поворот событий, Катерина завизжала, словно кошка, которой случайно прищемили хвост.

Но я не растерялся. Вся моя жизнь прошла рядом с маменькой. А Николетта и ее подруги обожают закатывать истерики по любому поводу и демонстративно лишаться чувств на глазах у почтенной публики.

— И-и-и! — выводила Катя.

Я легонько шлепнул ее. Горничная захлебнулась криком.

— Не блажи, — громко сказал я, — принеси нашатырный спирт.

Катерина как ошпаренная бросилась к аптечке. Через пятнадцать минут положение слегка стабилизировалось. Лариса Викторовна сидела на диване, Катерина всхлипывала в кресле.

— Дамы, — спросил я, — из-за чего сыр-бор?

— Так смерть идет, — разрыдалась Катя, — обязательно кто-то умрет.

— Кто именно? — Я попытался привести собеседниц в чувство.

— Кого она выберет, — заявила Лариса Викторовна и ткнула дрожащей рукой в портрет. — Глафира жертву наметила!

— Ерунда, — успокаивал я истеричек, — все это неправда. Привидений и кровавых пятен, выступающих на полотнах, не бывает.

— Вот же оно, — проблеяла Катя.

— Это дурацкая шутка кого-то из членов семьи, — сердито перебил ее я, — думаю, либо Белла, либо Клара решили позабавиться идиотским образом.

— Нет, мы все умрем, — прошептала Катя. — Сегодня же уволюсь. Место хорошее, зарплата отличная, но жизнь-то дороже!

— Вот что, — принял я решение, — ну-ка, где Сергей Петрович держит краски, кисти и все такое?

— В мастерской, — хором ответили дурочки.

— И где она?

— В саду, домик стоит, — пропищала Катя.

— У Беллочки аллергия на запах краски, — обморочным голосом добавила Лариса. — Вот отец и построил себе отдельное здание.

— Немедленно принесите оттуда растворитель! — железным тоном приказал я.

Спустя примерно полчаса я осторожно стер красную отметину. Одна из моих бывших любовниц, Рада Сколкова, была художницей, и я хорошо знаю, чем можно снять свежую краску, не повредив старого слоя.

После окончания «реставрационных работ» я приказал Ларисе распахнуть балкон, а Катерине велел тщательно прибрать комнату.

Когда помещение приобрело первозданный вид, я провел женщин на кухню, усадил их перед собой и заявил:

— Вот что, любезнейшие, вы сделаете огромное одолжение Сергею Петровичу, если не станете распространяться о случившемся. Я сам все расскажу хозяину. Советую крепко держать язык за зубами, получите от Кузьминского премию. В доме и так нервная обстановка.

— Все равно уволюсь, — мотнула растрепанной головой Катя.

— Ваше дело, — кивнул я, — подобные решения следует принимать самостоятельно, захотите — уйдете, но только молча, без истерик.

— Тут всех убьют. — Катя попыталась снова заголосить.

— Заткнись, — неожиданно зло заявила Лариса, — похоже, девчонка пошутить захотела.

— Которая, на ваш взгляд? — полюбопытствовал я.

— Обе сволочи, — скривилась Катя. — Белла ко всему придирается, Клара, правда, вежливая, зато вечно работы наваливает! То ей платье погладь, то белье руками постирай, то пуговицы пришей.

— А ты хотела за так зарплату получать? — окрысилась Лариса.

— Ну… я же не обязана в свое свободное время ей колготки подавать, — возразила Катя, — взяла моду в комнату врываться, когда ей заблагорассудится, а Анна…

— Если хочешь удержаться на месте, никогда не критикуй вслух хозяев, — ледяным тоном отчеканила Лариса.

— Все равно уволюсь, — крикнула Катя.

Глава 4

Сергей Петрович явился домой около десяти вечера. Его ждали с ужином. Белла, Клара, Анна и Валерий занимались своими делами в комнатах и, несмотря на поздний час, не собирались трапезничать. Очевидно, тут было заведено садиться к столу вместе с хозяином.

Кузьминский, тяжело дыша, поднялся на второй этаж. Я подождал минут пятнадцать и поскребся к нему в дверь.

— Да, входи, — раздалось из кабинета.

Я вошел и обнаружил Сергея Петровича уже в халате, с сигарой.

— Ваня? Я думал, Беллочка просится, — сказал он, — впрочем, она никогда не стучится, влетает словно оглашенная! Ну, как день прошел? Освоился?

Я быстро ввел его в курс дела. Кузьминский подошел к портрету, потрогал пальцем шею изображенной на нем дамы и сердито воскликнул:

— Это же просто безобразие! Мне придется ее наказать!

— Кого? — удивился я.

Сергей Петрович вышвырнул сигару в открытое окно.

— Мы с Ритой долго не имели детей, жена перенесла пять выкидышей подряд. Беллочка появилась на свет, когда мне было уже за сорок. Конечно, мы сами виноваты, избаловали девчонку, но я все время думаю: дочь растет без матери. Поэтому и Ольгу сюда не привожу.

Очевидно, на моем лице отразилось недоумение, потому что Сергей Петрович неожиданно сказал:

— Ты чего стоишь словно фонарь?

Я не ожидал услышать от него ничего подобного, поэтому от растерянности ляпнул:

— Вы же не предложили мне сесть. Сами стоите, мне просто неудобно садиться.

— Ты сделаешь мне большое одолжение, если перестанешь разводить китайские церемонии, — сердито буркнул хозяин и опустился на диван.

Я покорно устроился в большом кресле. Отчего-то большинство людей, встретив по-настоящему воспитанного человека, начинают тут же считать его занудой. К сожалению, в современном понимании воспитание — это привычка здороваться со знакомыми и неупотребление ненормативной лексики с трибуны. На самом деле существует много нюансов, которые отличают человека из интеллигентной семьи от остальных. Ну, к примеру, он всегда встанет, если в комнату входит дама или некая особа старше его по возрасту. Садиться на диван, когда стоит хозяин, не принято. Нельзя первым протягивать руку женщине и крайне неприлично перебивать собеседника…

— В нашей семье, — голосом школьного учителя сообщил Кузьминский, — и впрямь существует легенда о пятне. Но никакой мистики в ней нет. Просто бедному отцу очень не повезло в жизни. Моя мать Глафира была удивительно талантливым, но тяжело больным человеком. Шизофрения страшная штука.

Конечно, ужасно потерять рассудок, но еще страшнее жить рядом с такой личностью. Петр Фадеевич, на мой взгляд, был просто святым. Когда Глафира покончила с собой, отец выдержал траур и женился на Варваре, молодой вдове с ребенком. Он думал, что у них получится хорошая семья. Варя, одна воспитывавшая дочку Лисочку, нуждалась в средствах, а Петр Фадеевич был обеспеченным человеком и желал, чтобы я не остался без матери. Отцом руководил хитрый расчет. Своих детей он больше заводить не хотел, всю любовь отдал мне. Будущая супруга должна, по его мнению, иметь дочь, так как девочка не соперница сыну. Два ребенка мужского пола начнут драться, выяснять отношения…

Все вышло так, как задумал Кузьминский. Сергею исполнилось на момент смерти мамы двенадцать лет. В пятнадцать у него появилась мачеха. Дочери Лисочке было десять. Варвара оказалась милой женщиной, искренне полюбившей пасынка. Она пыталась, как могла, заменить ему мать. Было лишь одно «но». Через некоторое время после свадьбы выяснилось, что Варя тоже больна шизофренией.

Когда Петр Фадеевич узнал, какой диагноз ставят его второй жене, он побледнел и заперся в спальне. Видно, зря считают, что снаряд в одну воронку дважды не попадает.

Неизвестно, как бы развивались события в семье Кузьминских, но Варвара покончила с собой перед портретом Глафиры и тем же способом, что и первая супруга Петра Фадеевича. Она воткнула себе в шею ножницы. Дикий способ уйти из жизни, который мог прийти в голову лишь человеку с затуманенным рассудком.

Петр Фадеевич страшно переживал случившееся и переехал в новый дом, но его домработница, болтливая Степанида, сочинила историю о проклятии Глафиры. Вот с тех пор и начинает отсчет семейная «легенда». Кузьминский, услыхав пересуды соседей, мигом уволил Степаниду, а та, то ли желая отомстить хозяину, то ли попросту обладая буйной фантазией, стала сплетничать еще пуще. Положение усугублялось тем, что бывшая прислуга проживала в одном доме с Петром Фадеевичем, и скоро бедняга не мог спокойно выйти на улицу. Едва он появлялся из подъезда, как все, кто сидел на скамеечках, замирали и поедали вдовца взглядами. Каких только глупостей не придумывали люди! Петр Фадеевич представал во всех рассказах просто Синей Бородой. Людская молва приписала ему не то восемь, не то девять жен.