Сожги! - Сергей Д. Блинов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Питер не нашел ответа и только развел руки. Мы помолчали, официант принес свежую порцию «олд-фэшнд» и графин с брауни-джином для Питера. Чокнулись и выпили. Второй коктейль пошел жестче, я сморщился и потер грудь. Питер же осушил стакан залпом и сразу же долил. Дракон не двигался, Аднан тоже. На отдалении в две трамвайные остановки жена Питера рассказывала младшеньким сыновьям сказку, а старший водил пальцем по строчкам книги в мягкой обложке: он уже умел читать и предпочитал приключения. Л. сидела на высоком барном табурете у окна, теребила борт халата и думала о цифрах, Аднане и Питере, а череп смотрел сквозь нее и видел только стекло и пустое пространство за ним, такое же пустое, как земля, из которой некогда выполз крошечный дракон, отряхнулся, чихнул и издал свой первый крик. Жрец Ниггота с единственным пальцем на руке молился перед омутом. В бытовке плакали от красоты и правдивости слов Крылатого Пророка гоблины-разнорабочие. Кранкенбург стоял и готовился к вечеру с его прелестями и пороками, возможностями и опасностями.
— Мне стыдно, — сказал, наконец, Питер.
— Отчего?
— Оттого, что я слаб и больше всего на свете хочу сказать: сожги!
— Так скажи. История не станет хуже, логично закончится, и читатель узнает, чем.
— Совесть заест. Да и не могу я причинять боль женщине, которую так люблю.
— Тогда прояви благородство.
— И потерять Л.?
— И потерять Л. — Я невольно улыбнулся. — Но в этом и заключается прелесть такого финала. Кроме того, у тебя останется шанс.
— Против героя-драконоборца?
— Почему нет?
— Чувствую, — проговорил Питер. — Просто чувствую. Не стану я выбирать.
— Тогда я велю дракону...
Гудение в разноцветной груди стало сильнее, раздвоенный язык мелькнул в пасти и спрятался, а в обнажившемся горле зародился пламенный язычок; дым и огонь почти скрыли морду дракона от Аднана.
— Нет, стой!
— Что?
— Давай поступим по-другому, — попросил Питер. Он уже немножко опьянел, до такого состояния, когда любая агрессия становится неприемлемой, а весь мир — знакомым и добрым.
Я допил «олд-фэшнд» и вновь вызвал официанта. Питер заинтриговал меня. Пожалуй, не входи запрет на курение в перечень правил Томмазо, я сам предложил бы Питеру сигарету.
— Я хочу сжечь, но не Аднана, а часть истории.
— Вот как? И почему я должен позволить тебе сделать это?
— Ради дружбы. Кроме того, открытые финалы входят в моду. Л. говорила. А еще — это выгодно каждому из нас.
— Да ну?
— Конечно! Тебе проще всего: ведь это твоя история, ты рассказал и самоустранился, а нам-то потом еще жить. Как я буду людям в глаза смотреть, если каждый узнает, что я Аднана убил? Я не буду делать выбор, а ты не говори, что случилось с Аднаном, и мне уже станет легче. Но и тебе будет лучше: сохранишь загадочность, оставишь простор для предположений и фантазий.
— Допустим.
— Если у нас с Л. все получится, мы уедем куда-нибудь, чтобы жить счастливо. Если нет — возьму семью и тоже уеду, но зализывать сердечные раны, а ты так и скажи: Питер пропал, очень жаль.
— В каком смысле «получится»? — уточнил я.
— Один выбор я все же сделал, — объявил Питер. — Как соберусь с духом, может, через месяц или полтора, я пойду к Л. и постучусь в ее дверь сам знаешь, как: девять и один раз. Теперь я знаю, сколько драконов на счету Аднана. А дальше — будь, что будет. Если я ей дорог, она простит меня, обнимет, и это будет означать, что судьба все же есть.
— И что теория вероятности иногда работает не совсем так, как ожидаешь.
— А чтобы Аднан не искал нас, запутай его. Дай ему и Л. другие имена в этой истории.
— Интересное предложение. Л. я могу сократить, пусть останется просто Л., а читатель сможет потешиться догадками, Линетта она, Лидия или — чего только не бывает! — Лесбия, как у одного достойного человека в стихах.
— Значит, ты согласен? — Питер увидел, что идея уже захватила меня.
— По рукам.
Мы чокнулись: я третьим одинаковым коктейлем за вечер — небывалое дело! — Питер — остатками брауни-джина. Уходить не хотелось, поэтому мы продолжили болтать об открытых финалах и о вероятности, потом об алкоголе и женщинах, потом о философии и старости, добре и зле, и всем таком, что лучше всего обсуждать навеселе, чтобы потом можно было отшутиться. Когда в кабинет заглянул Томмазо, я сетовал на то, что в этом мире еще никто не начал играть дарк-джаз, а Питер согласно кивал, хотя понятия не имел, что именно я бы желал поставить фоном.
Разошлись мы еще лучшими друзьями, чем были, и я пошел своей дорогой, а Питер своей.
Прошел месяц. Или полтора.
Что-то происходило. Но все это не было важным.
Одним прекрасным вечером Л. стояла у открытого окна, слушая гудки машин и ругань водителей и по сотому разу перечитывая неоновые объявления на крыше дома напротив: гадания, спасение души, кредиты, новая марка сока из плодов специально выведенных энтов, продажа квазаров и звезд (именной сертификат прилагается). Л. терзалась скукой, и единственным желанием ее было услышать стук в дверь. «Хоть бы Питер пришел, — думала она. — Не обещал, но ведь мог бы и сюрприз сделать!» Подумала еще и дополнила мысль: «Или Аднан». Последовательность имен вполне характеризовала чувства Л., и Питеру это непременно бы польстило.
Л. пошла в ванную комнату, разделась и долго стояла под душем. Накинула ночную рубашку — без Питера она всегда спала в ней — почистила зубы, распустила уставшие за день волосы.
Стук.
Два.
Три.
Четыре.
Пять.
Шесть.
Семь.
Восемь.
Девять.
Пауза.
Стук.
Л. бросилась к двери. А был ли второй стук после паузы, я вам не скажу. Договор есть договор, даже если заключен он с безответственным человеком.
И, в конце концов, это моя история.
