Сделочный цветок. Рассказ - Николай Фирсов

«Чертов кризис, он уже пять раз вмешивается в мою жизнь», – думал я. Правда, я лукавил, слово «кризис» я только слышал от своего отца, когда он сидел в своем кабинете и разбирал бумаги, хватаясь за голову, повторяя: «Что творится? Что они там делают?». Я не вникал, только стоял за дверью и думал, ударит ли это все по моему личному кошельку?

Глава 7

Злой рок

Кризис подбирался к нам тихо, как леопард, и одним броском опрокидывал все наши мечты: купить новую машину, съездить отдохнуть. Все сыпалось и жалобно кричало. Наши планы на будущее, сливаемые в эту черную дыру, без надежды на осуществление.

Крики по телевизору от трейдеров, цитаты от аналитиков, и их лица, что были показаны крупным планом, и неразборчивая речь: «Что делать? Кто же во всем виновен?» Бряцанье оружием, под вечер смешные программы, коль переживем. Моя Лилия Аркадьевна, например, ругалась с телевизором до самого утра, потом в тот же самый день, вместо того чтобы лечь спать, она меня ждала с открытым холодильником и вся в слезах, которые выражали примерно следующее: это проклятое государство отобрало у нее все, оставив только индейку, банку икры и свиную колбасу, да и то все это она теперь ест лишь по праздникам.

Моя машина в автосалоне все так же гарцевала и невинно улыбалась мне. Единственное, что менялось, – ее ценник, неуклонно росший вверх. Во всей этой печальной ситуации меня вдохновлял только один перспективный клиент, с которого я рассчитывал получить неплохой процентик. Это мужчина средних лет с интересным, немного потрепанным лицом. Он всегда, когда смотрелся в зеркало в своем кабинете, не раз повторял, что жизнь его потрепала, «ой какая горькая жизнь». После этих слов он доставал рюмку горькой и, делая созвучный выдох, опрокидывал в себя грамм двести, потому как больше нельзя – начиналась работа. Трудился он в заведении, что находилось на областном бюджете, а это означало, что начальники далеко, поэтому он пользовался ситуацией, как ему было выгодно. С поля зримости отчетных бумаг списывали неплохие вещи, что были куплены по госзаказу. Вот, например, цементомешалка не успела проработать и пару месяцев, как уехала в неизвестном направлении. Завхоз этого заведения никак не отставал от своего начальника. Находясь в своем стабильно нетрезвом состоянии, он признался своей любовнице, буфетчице Зосе, что он украл столько краски, что можно перекрасить Московский Кремль в разные цвета радуги. При этом, как утверждала техничка Люба, совал ей деньги и падал на колени, клялся в вечной любви и готов был увезти на край света, а в этом ему бы помогла вчера прибывшая партия цемента и известки. И весь коллектив знал это, но предпочитал молчать. Ибо один потянет всех! Так вот, директор заведения по имени Гаврила Гаврилович решил себе приобрести землю и построить на ней дом, но только не мог пока никак сосчитать, какой он по счету. В своем кабинете у окна он размышлял на эту тему, тер виски пальцами, но у него никак не сходились эти чертовы цифры. И тут у него возникла помеха в лице прибежавшей секретарши по имени Лена:

– Григорий Григорьевич, вам звонили из полиции, хотели вас.

И тут пальцы не разжались у бедного директора, что-то перекосилось в лице. Его глупое от действия алкоголя выражение стало заметно трезветь, паника, подобравшись с порога, накинулась на него. И он, открыв рот, чтобы произнести что-то, только издал звук: а, о, что?

– Заметут, – вдруг что-то вырвалось из глубины, – Маруська, заметут нас!

– Да вы что, что? – Лена, уже приняв на себя как должное новое имя Маруся, пыталась успокоить своего директора.

– Дура, – в ответ услышала она.

Нервы сдали, начались всхлипы, дрожащая рука наливала себе очередной стакан: «Точно нашли, все нашли. Кому звонить? Что, что делать?» Он наливал себе еще стакан и с безудержностью опрокидывал. «Мунька, все, посадят! Посадят твоего директора, Мунька, ой посадят. Мунька! Ой шьют, шьют, я уже слышу, как иголка пронзает бумагу».

Его рыдания звучали в кабинете, как набат, предрекая очередную бутылку, которая была припрятана у Лены и томилась в ожидании употребления.

– Тащи! – Голос у Гаврила Гавриловича был грозный.

Елена мешкала, но грозный удар по столу подкрепил фразу «Тащи, кому говорят». И бедная девочка сделала все, что нужно, – принесла-таки бутылку.

Не успел Гаврила Гаврилович откупорить эликсир, как раздался звонок.

– Все, приехали, – Гаврил Гаврилович посмотрел на секретаршу. – Бери.

Она взяла с выпученными глазами трубку проклятого телефона и робко произнесла: «Алло».

Свет ее прекрасных глаз поблек, и она смогла только прошептать: «Прокуратура».

Гримаса на лице директора стала еще более страшной, казалось, он вот-вот рассыплется.

– Меня нет! – закричал он, резко махая руками в воздухе.

– Его нет.

– Ага, ладно.

Она положила трубку.

– Расстреляют, Мурка, расстреляют меня.

– Но сейчас же не стреляют, – пыталась успокоить девчушка.

– Дура ты и не лечишься! Едут они, едут за мной. Все, все знают! Митька сдал, он сдал, кто еще? Он так смотрел, лыбился, ах ты, Митька…

Гаврила Гаврилович пытался встать, но ему мешала сбивающая с ног сила водки.

– Что стоишь, Дуня, – глаза директора налились кровью, – открывай окно, буду прыгать, не могу выдержать позора.

К радости, прибегать к такой крайности не пришлось (кабинет располагался на втором этаже, и даже при особых стараниях можно было только отбить ноги). Елена, что стояла в беспомощном состоянии, уже дрожала, не зная, что делать.

Почему звонила полиция, а потом так нагло прокуратура, осталось тайной. Собственно, это было не важно, нервы весьма уважаемого директора были не железные, и он принимал настойку горькой до того состояния, что секретарша его уложила спать в кабинете. Ровно на четыре стула, что поставила в один ряд. Закрыв дверь, она второпях побежала домой, где ждал ее муж.

На следующий день в приемной началась шумная перепалка. Совет помощников, заместителей и всяких мастей помогающих управлять собрались на обсуждение важного вопроса. Заседать без директора им приходилось не в первый раз, поэтому полемика получалась бурной.

Но вдруг восторженные крики и простую ругань заглушил странный грохот, который раздался за дверью кабинета директора. Десятки удивленных лиц и… тяжелое молчание. Но вскоре сотрудники стали отходить от недоумения и вопросительно уставились на секретаршу. Та, в свою очередь, прекрасно осознавая, что упал со стульев ее любимый директор, которого вчера она так заботливо укладывала на стулья, только пожала плечами и глупо улыбнулась. Ее тупая улыбка, перехваченная присутствующими в приемной, во что-то умное не переросла. Бывает!

Именно такой клиент у меня объявился и звонил мне с постоянным требованием продать ему землю в селе, что находилось недалеко за городом. Это была странная земля, которая раньше вызывала только чувство отторжения. Однажды очередные спекулянты расчертили землю, принадлежавшую раньше какому-то колхозу, но после очередного обвала цен все, что от него осталось, это несколько гектаров земли и бумажка. С такой же завидной дерзостью спекулянты перевели под индивидуальное жилищное строительство бывший колхоз. Тем самым лишили государство еще одного клочка плодородной земли. Это были смутные времена. Они открывали аукцион чуть ли не в поле, цены, конечно, взлетели под огромным спросом, и миллионы пестрящих бумажных купюр так и выглядывали из сумок в надежде перейти к новым находчивым владельцам. Никто не смотрел ни на что. Престиж – вот что захватило разум людей. Они кричали, толпились около своих машин, увязшие там, в полной грязи. Никого не смущало отсутствие инфраструктуры, даже элементарной автобусной остановки, нет. Жадность била по карманам. Из груды грязи, где когда-то рос овес и паслись милые коровки, а под ними проходили линии электропередач, причем высоковольтные, росли как грибы особняки, один краше другого.

Видимо, мой клиент, а именно Гаврил Гаврилович, понял, что уже не попал на эту волну, пытался запрыгнуть хоть на что-то попроще, то есть пониже, но около. Он выбрал небольшой домик с десятью сотками и хотел строиться, объяснять тут особо про объект ему не приходилось. Мне помог вышедший на улицу в стельку пьяный сосед по имени Федя. Подойдя к клиенту с невозмутимым спокойствием, он спросил:

– Вы, гражданин, соседом хотите быть?

Гаврил Гаврилович утвердительно кивнул.

– Выпиваете?

– Немного, – Гаврил Гаврилович сразу осознал перспективу будущего дома и уже объявил, что здесь он хочет встретить старость.

Сосед Федя решил сделать экскурс в историю – так сказать, провести полный курс истории недвижимости, начал с далеких первых племен, когда бежали от монголов. Рассказал про царскую власть, что когда-то обогатила это место. Потом последовал период всеобщей стройки. Под конец он завел разговор про некую мадам тетю Дуню, что продает неплохой самогон в двадцать четвертом доме, и про свою адскую настойку, что из самого города строятся клиенты. Их уже дружеские посиделки подкреплялись не одним стаканом огненной воды, а под конец они запели песню про соловьев и, уже забыв про меня, собрались на охоту на лисичку, что под пьяным бредом буквально вчера видел Федор.