Юность Моисея - Александр Холин

Л. Фейербах

Иерофант Мембра, вышедший встретить Хозарсифа, не двигался с места, ожидая, пока сам неофит приблизится к нему. Несмотря на то, что мать подтолкнула его сзади, сознание юноши вдруг поразил удивительный сон, который приснился ему сегодня. Почему сон вспомнился именно сейчас, Хозарсиф не мог понять: либо видение стоявшего перед ним жреца, либо предстоящая дорога с обучением тайных знаний и мистерией посвящения в жреческий сан, либо какая-то связь с запредельным миром, но сон снова промелькнул перед ним, словно комета по ночному небу.

Когда-то жрец Отой, узнав о том, что мальчика иногда посещают осязаемые сны, наказал Хозарсифу записывать всё случившееся на папирусе или же на глиняных дощечках, но не оставлять виденное во сне, как простое приснившееся приключение. Ведь реальные ощутимые сны человеку снятся не каждый день. А если такой сон приходит, то необходимо обязательно записать его, ибо через сны Высшие силы часто стараются сообщить человеку то, что он должен знать в настоящее время.

Однажды юноше приснилось, что он поднимается по узкой каменистой тропинке высоко в гору, но поскользнулся, упал и ушиб руку о камень, а, проснувшись, обнаружил большой синяк на том самом месте, которым ударился о камень во сне. Более того, ушиб болел и заживал очень долго. Жрец объяснил, что такое иногда происходит с избранными, и в Месопотамии эти раны называют стигматами. Поэтому всё, что Хозарсиф отныне видел во сне, сразу же заносилось на папирус. Писать юноша уже умел, только сегодняшний сон записать ещё не успел. Может быть, именно поэтому увиденное решило напомнить о себе и взбудоражило память? пространство перед ним вздыбилось, превратилось совсем в иной мир. То есть, юноше приснилось какое-то другое государство, караван верблюдов, коней и осликов, приближающийся к оазису, находящемуся в пустынной скалистой местности. Снова привиделись те же люди, тот же мальчик, с которым, видимо, его свяжет судьба.

День клонился уже к вечеру, за которым должна была обрушиться на землю густая звёздная ночь, укутав природу своим тёплым непроницаемым покровом. Небольшой караван путешествующих остановился на ночь в оазисе, приютившимся у подножия Ливийских гор. Самым бесценным среди пальм, кипарисов и тамарисков был источник, небольшое озеро. Вода на Ближнем Востоке ценилась больше всех мировых богатств. Земля полупустыни не везде и не очень была богата растительностью и плодородием почвы, но всё же давала жизнь народам, облюбовавшим эти места.

Может быть, в этом присутствовала какая-то своя прелесть, но никакой кочевник не получит доступ к мудрости. Так говорили жрецы, так и было на самом деле. Племена кочевников постоянно бывали в городах, но к осёдлости привыкали не все и далеко не сразу. Но каждый житель этой страны получал что-то своё и успокаивался.

Значит, не совсем ещё Бог осерчал на непослушных кочевников. Значит, даёт ещё один шанс понять, прославить и донести всему миру Божественную Истину. А Истина, какая она? Если честно, то везде разная, то есть, у каждого человека — своя. Вот здесь, например, в оазисе, Истина — это то, что в этих местах была и есть животворная влага, приносящая радость не только животным, но и людям, паломникам в Иерусалим.

Пока мужчины поили верблюдов и ослов, жёсткими щётками расчёсывали им шкуры с короткой, но свалявшейся во время пути шерстью от поклажи, женщины готовили трапезу, а многочисленные детки, предоставленные на время самим себе, занялись играми. Те, что постарше, деловито помогали либо матерям, либо отцам. А совсем маленькие мастерили из глины и песка крохотную дамбу в спокойной заводи пресноводного источника.

В караване дети путешествовали отдельно от отцов и даже от матерей. Под присмотром нескольких женщин все они находились в обозе, но в различных местах. Мальчики обычно шли за повозками, или увязывались за верховыми впереди каравана. Подражая воинам, мальчишки с детства обучались выносливости, военным играм и привыкали к дисциплине. А девочки, особенно младшенькие, находили себе место в огромных повозках среди тюков с барахлом, овсом, ячменём и крупой.

Одна из путешественниц решила проведать своего сына на «детской половине», но, сколько ни искала, среди больших и не очень подростков, мальчика не было. Не оказалось его среди строителей глиняной дамбы на берегу водоёма, ни среди детей, присматривающих за жертвенными овцами. Паломники готовились принести овец в жертву Богу, ведь в Иерусалиме был праздник Пасхи, и в Красную неделю месяца Адар [9] каждый день полагалось приносить жертву. Но мальчика не было и здесь. Женщина, не на шутку встревоженная, подошла к детской половине, высматривая сына. Может, она просто его проглядела?

— Сестра моя, — обратилась она к одной из караванных воспитательниц. — Не знаешь, куда запропастился мой сын?

— Да что ты, Мицриам, — отвечала та, округлив глаза. — Я думала, он с тобой. Иисус такой удивительный и чуткий ребёнок, что вытворить какое-нибудь хулиганство просто не может. Не в его это характере. Ведь ты же знаешь, как я слежу за детьми, и твоего-то я бы никогда не упустила из виду. Пойди, спроси у мужчин. Может, он затесался среди них? А здесь твоего мальчика со времени выезда из Иерусалима вообще не было.

Мицриам поспешила по совету подруги к мужчинам, которые занимались своими важными делами, а в основном вовсю уплетали приготовленную женщинами еду, так что мешать мужской трапезе нельзя было, и мамочка, потерявшая своего мальчика, остановилась немного поодаль, высматривая: нет ли сорванца среди взрослых. Здесь не могли находиться только девочки, а мальчики, беря пример с отцов и копируя их, играли друг перед другом роль совсем взрослых, участвовавших в караванных заботах мужчин.

Мицриам вскоре заметили и тут же сообщили мужу, так как ни одна из жён не осмелилась бы самовольно нарушать вечернюю трапезу мужчин. Если пришла, значит, действительно что-то случилось. Её муж не заставил себя долго ждать, понимая: жена просто так не придёт.

— Что случилось, женщина? — голос у него был усталый, но ласковый. — Или что-то надо сделать?

Она поклонилась мужу, как положено, скрестив руки на груди, и, не скрывая тревоги, ответила:

— Я нигде не могу найти сына!

— То есть как? — поднял брови Иосиф. — О чём ты говоришь, женщина? Мальчик должно быть, где-нибудь со сверстниками. Ты везде посмотрела?

— Его нигде нет. Никто его не видел, — голос женщины готов был сорваться в истерический вопль. — Многие думают, что он со мной и не волнуются. Но мой сын никогда не исчезает, не сообщив о делах своих.

— А среди погонщиков смотрела? — опять нахмурился Иосиф. — Мало ли, может, и искать ребёнка вовсе не надо, никуда не денется.

— Ещё нет, у погонщиков не спрашивала, — потупилась Мицриам. — Но что ему там делать? Мальчик никогда не интересовался верблюдами или же ослами, хотя от ухода за животными никогда не отказывался.

— Мало ли! Наш сын как раз где-нибудь там, значит, волноваться не стоит, — пожал плечами мужчина и зашагал к источнику, где прямо на берегу расположились погонщики.

Жена семенила за ним. Но ни среди погонщиков, ни среди вновь проверенных детей, ни среди женщин мальчика не было.

— Яхве! — воскликнул мужчина, подняв обе руки к уже потемневшему небу, на которое неспешно высыпались крупные разноцветные, как драгоценные камни, звёзды. — Яхве! Помилуй нас!

Он так постоял некоторое время молча в позе оранты, воздев руки к небесам, потом повернулся к стоявшей неподалёку жене.

— Наш сын остался в городе, — спокойно сказал Иосиф. — Но с ним ничего не случилось.

— Как! Не может быть! — воскликнула женщина.

— Я сейчас как бы услышал голос, — начал объяснять её муж. — Голос ангела сказал мне, что он там, и вспомнил: наш мальчик всё время не выходил из святилища. А когда караван тронулся в путь, ни ты, ни я не посмотрели, присоединился ли он к нам. Ведь так?

— Что же делать? — задрожал от волнения голос женщины.

— Как что, Мицриам? — воскликнул Иосиф. — Мы должны вернуться. Мы снова поедем в Иерусалим. И это добрый знак, потому что Яхве не хочет отпускать нас просто так. Но животным хоть немного надо отдохнуть. Да и нам тоже. Иди, я разбужу тебя рано.

Но сколько женщина ни старалась хоть немного забыться, уговаривая себя, что всё будет в порядке, что обязательно надо отдохнуть — всё было тщетно. И когда с первыми лучами солнца вместе с погонщиками к Мицриам явился муж, она уже была готова.

Её посадили на одного из взятых в караване ослов, и группа из шести человек отправилась в ту сторону, откуда скоро должно было в полный рост выползти на небосвод древнее дневное светило, в той стороне находился священный город, где оставили потерянного мальчика.

Маленький караван продвигался довольно резво. Ослики, почувствовав возвращение, шагали весело. Причём, им сейчас не мешали ни верблюды всегда степенные и величавые, поплёвывающие на осликов свысока, ни тягомотные упряжные быки, не шибко величавые, но такие же неспешные, как и верблюды. Без этаких попутчиков дорога складывалась гораздо веселее. Тем более, возвращение в город обещало хоть небольшое, но всё-таки угощение в конюшнях постоялого двора, поэтому ослики старались вышагивать во всю.