Бунт земли (Сборник эссе) - Сатпрем

Вот уже семь лет, как я нахожусь внутри, изолированный, отрезанный от мира, и, тем не менее, никогда не видел столько! О, этот ужас! Земля одержима так, как не была ни в какие средние века. Я понял по опыту Матери и Шри Ауробиндо, что надо любой ценой остаться одному и скрыться от всех, чтобы проделать эту работу. Можно спрятаться физически, но все подземные силы и все колдуны поднимаются, чтобы настичь вас. Как если бы пришлось сразиться со всем миром.

Я сделал столько открытий в течение одного дня 1982 года, открытий, которые были сделаны Шри Ауробиндо, были сделаны Матерью, может быть, были сделаны Иоанном из Патмоса на его острове в изгнании, и ришами. Но я заметил, что ничего не понял в них или понял слишком мало, будучи, тем не менее, свидетелем, написав книги трилогию, чтобы попытаться сделать понятным путь, пройденный Матерью. Ничего не понимаешь до тех пор, пока "что-то не врывается в твое тело, как землетрясение". Тогда говоришь: "Ааа!" и стоишь потрясенный, словно перед Тайной Земли и веков.

Но остается последний вопросительный знак, последний шаг, и ничто по-настоящему не прояснится, пока не дойдешь до конца.

Я сказал, что я не хотел больше писать, я глубоко чувствовал легковесность бесконечных слов, но время от времени надо бросать бутылку в море. И вот уже в течение семи лет и, кто знает, скольких еще, я веду летопись этой отчаянной Одиссеи. Я понимал, что надо было оставить следы (я называл это моими "Заметками" Заметками об Апокалипсисе). Греки знали, и Иоанн из Патмоса знал, что этот пресловутый "Апокалипсис", из которого сделали столько чудовищ (но, может быть, впрочем, произойдет несколько землетрясений и появится некоторое количество "зверей" ... видимых уже сейчас), означал просто-напросто "обнажение сути", apo-kalupsis. Настало время обнажения сути, ужасная вещь, которую мы видим кишащей повсюду.

Я не знаю, увидят ли свет эти "Заметки", может быть, их определит, захватит врасплох "Свет" Вед, действительность сделает их устаревшими. Но я чувствую внутреннее принуждение, почти насилие, если можно так сказать, писать эти страницы сегодня, потому что я очень ясно вижу, изо дня в день, как изнурительно это дело создание нового вида и... кто знает тогда?

Я хотел только оставить несколько набросков, по крайней мере, несколько "знаков" я дам только два из них того, что я видел "обнажающимся" в моем собственном теле, день за днем.

И можно отправляться к Богу!

-------7

ЖИЗНЬ И СМЕРТЬ

В каком направлении вести поиски? До сегодняшнего дня "направление" для нас и для видов, которые нам предшествовали, было определено. Природа подталкивала нас в заданные условия, и ничего не надо было искать: тело само искало и защищалось, как могло, посреди землетрясений, наводнений, засухи, неполадок в нашем способе питания или дыхания. А то еще какой-нибудь астероид мог прилететь и повергнуть нас в новый ледниковый период. Но в любом случае надо искать в теле.

Сегодня тело тоже ищет, но по-другому, потому что оно полностью погребено, но не под тяжестью ледникового периода, а под тяжестью периода технического, научного и медицинского, который полностью подавляет его и лишает его своих собственных свойств, можно было бы также сказать, лишает тело его собственного сознания. Можно было бы также сказать, что этот период колдовства или, вернее, искажения истины, этот век фальсификаторов и лжецов составляет часть природных средств и таким ужасающим образом давит на нас, чтобы пробудить нас или даже принудить, с помощью какой-то особой асфиксии, найти эволюционный ключ. Истинный ключ, который открывает всю эту историю. Никогда не требуется "много народу", чтобы сделать новый видовой шаг: достаточно небольшого изъяна в старой привычной шкуре. Некоторые проходят, и... там уже другой мир.

Вот именно, недостаток, изъян. Пока все это ходит, ползает, летает или плавает в общем водоеме, улучшает водоем и условия проживания в нем, но вид тогда становится застойным, он становится на путь регрессии, постепенного упадка, как об этом свидетельствует наш новый противочеловеческий вирус.

И, Бог знает, какими ошибками полон наш новый, так называемый, человеческий период, которые наша наука и наша религия пытаются по возможности подправить. Но наш корабль тонет: чем старательнее мы улучшаем наши условия, тем больше они нас отягощают, чем больше мы стараемся рассеять наши заблуждения, тем сильнее они укрепляют нашу тюрьму, чем больше "чудесного", тем больше отвратительного.

Речь идет не о том, чтобы улучшить этот водоем.

Но тогда, где искать? Как искать в том, что еще не существует?

Если бы рыбе пришла в голову "идея" поисков, то, может быть, она высунула бы голову из воды, но она тотчас бы увидела или поняла своими жабрами, что там смерть. Для каждого вида переход к чему-то другому является своего рода шагом навстречу смерти. Оно еще не существует, но надо сделать так, чтобы оно существовало.

Тогда, может быть, смерть составляет часть тех условий, которые надо изучать. Это над ней надо высунуть нос, а по возможности и все тело. Но что мы знаем о смерти? Ровным счетом ничего, если не считать того, что нам о ней рассказали ученые, колдуны и жрецы старого водоема, которые являются ни кем иным, как верховными Жрецами прежней Тюрьмы, или, скорее, стражами старой тюрьмы. Они вам решительно заявляют, что за прутьями научной и медицинской решеток "смерть", но это всего-навсего смерть их науки. Это всего-навсего условия их жизни в тюрьме. Рыбий Папа говорил то же самое.

И мы полностью ошибаемся, рассматривая смерть, как некий труп, который имел несчастье не последовать медицинским предписаниям или попасть под машину. И потом, по ту сторону решетки нас ждет небо или ад в зависимости от добродетельных поступков или грехов, совершенных в старом водоеме. Или это "ничто", но с тех пор, как существуют эти смертельные "ничто", совершается, тем не менее, происхождение всевозможных видов.

Но если было что-то иное за прутьями наших решеток? Если там было другое солнце, как у маленьких амфибий, выбравшихся на песок?

И как перейти на другую сторону, оставшись живым? И все-таки при каждом эволюционном переходе находится своего рода умерший, который остается в живых. Первый мутант, который скачет рысью, ползает или извивается. Каждый переход совершается через ту или иную смерть. Каждая смерть открывается новой формой жизни.

Ведические риши говорили о "великом переходе", masah patah. Это очевидно первое направление, в котором надо вести поиски, но не извращенными способами, не с помощью микроскопов, пробирок и теорий; надо искать в своем собственном теле.

Искать смерть? В своем собственном теле?

Но где она, за пределами наших медицинских справочников? В каком уголке тела притаилась она? Если хочешь сразиться с врагом, надо крепко ухватить его за что-нибудь: за полу его одежды или за пробоину в его кольчуге.

---------x x x

Но смерть надо не "искать", она вся здесь. Это самое реальное и самое невидимое из того, что есть на свете. Все великие открытия очень просты и совершенно не понятны, потому что они противоречат очевидному, столь основополагающему, столь "естественному", наконец, что это не соответствует ничему в нашем сознании.

Если бы крестьянину, жившему в средние века, сказали бы, что Земля круглая, он вытаращил бы глаза, поскреб затылок и ответил: "Ну, что же, может быть, хорошо, если так. Но мое поле остается плоским. И в любом случае, круглая она или квадратная, ходить по ней можно, а это главное".

Я провел около двадцати лет возле Матери, но осталось что-то важное, чего так и не понял до конца, как крестьянин средних веков. Однажды, когда я высказывал Ей какое-то свое соображение, Она воскликнула: "Но мой постоянный опыт говорит мне, что жизнь и смерть это одно и то же!"

Тогда я понял ее слова так: состояние, которое называют "жизнью", и состояние, которое называют "смертью" (с другой стороны некоей могилы и некоей круглой Земли) это одно и то же: есть жизнь после смерти, и эта жизнь имеет такое же право на существование, как и наша. Это очевидно! И надо быть полным идиотом, чтобы не понимать этого, но это уже совсем другая история. Но Мать хотела сказать не это! Она хотела сказать, что сама наша жизнь есть не что иное, как смерть: нет той стороны, мы заключены внутри. Или, иначе говоря, мы стоим с плохой стороны, где жизнь еще и не начиналась.

Для того человека, которым я был тогда, пятнадцать или двадцать лет назад, это было непостижимым. Мое поле оставалось плоским. И для тех полностью интеллектуализированных существ, которыми все мы являемся, это что-то вроде игры ума, жонглирования словами. Берут белое и говорят: "Это черное". Или берут весь мрак нашей жизни и говорят: "Это белое". А что это меняет? Но это меняет все!

Нельзя ничего понять в этом фундаментальном открытии (и понять это еще ничего не значит, если не сделаешь это образом жизни), не освободившись от интеллекта и не придя к состоянию простого и чистого тела или к состоянию высшего животного, каковым мы и являемся под нашими всевозможными одеждами. То есть, к физическому состоянию, о котором мы совершенно ничего не знаем и которое, тем не менее, хранит в себе нашу тайну. Если бы какое-нибудь животное рыба, например, могло чувствовать, что его состояние смертельно, как это чувствовала Мать, это должно было бы значить, что оно уже знает о другом состоянии, в котором дыхание сливается с жизнью. И именно по отношению к этому новому состоянию оно могло бы высказаться так: "Я пребываю или прибывало в состоянии смерти по отношению к другой, Солнечной жизни".