Четвертая Беты - Гоар Маркосян-Каспер

— Ну и как это вам удалось?

— В смысле?

— У нас не бывает путешественников.

— Совсем?

— За редким исключением.

— Вот видишь, — сказал Дан бодро, но Поэт перебил его:

— Исключений, обвешанных гирляндами всяких бумаг. У вас они есть?

Дан промолчал.

— А кем нас считаешь ты? — спросила Ника после паузы.

— Во всяком случае, не дернитскими агентами, — усмехнулся Поэт.

Дан отметил новую информацию, но выяснять, кто такие дерниты, поостерегся, вместо того спросил:

— Кем же?

— Не все ли равно, — ответил Поэт неопределенно.

— То есть тебе безразлично, кто мы?

— Мало ли что мне небезразлично! Я не из Охраны, чужие секреты не моя забота. Захотите — сами скажете, нет — так нет.

— А почему ты с нами возишься?.. извини за бестактность, но… Тратишь на нас столько времени…

— Мое время недорого стоит.

— И все же?

— Просто вы мне интересны. Вы другие, непохожие на нас. А может, и похожие, но все равно другие. И потом… прости, но ты сам напросился… мне нравится твоя жена.

— И всегда ты так прям в своих ухаживаниях? — Дан постарался скрыть бешенство под иронией, но не очень получилось.

— А разве я ухаживаю за ней? И не думал. Я просто сказал правду. Я всегда говорю правду, по крайней мере, стараюсь.

— Значит, я могу надеяться, что решив перейти к ухаживаниям, ты сообщишь мне об этом?

— Обязательно. — Поэт был невозмутим, чего нельзя сказать о Дане.

— Не ссорьтесь, ради бога, — вмешалась Ника. — Что за глупости? Дан, ты поумнеешь когда-нибудь или нет?

— Нет, — пробурчал Дан. Он еще злился.

— Скажи, Поэт, — перевела разговор на более безопасную тему Ника, — что это за Великий План? И что такое Дома?

— Дома? Дома — это… Знаете, что? Чем рассказывать, я вам лучше покажу. Пойдемте со мной, я обещал сегодня быть в Домах, у друзей. Идем? Вообще-то вам лучше бы переодеться, вы слишком хорошо одеты для Бакнии…

— У нас ничего другого нет, — развела руками Ника.

— Ладно, сойдет. Уже темно. Только собери волосы, в Бакнии нет таких волос.

Ника залилась краской, но волосы собрала. Тяжелый узел на затылке шел ей еще больше.

— А теперь как? Лучше?

— Все равно в Бакнии нет таких волос, — пробормотал Поэт под нос.

Они шли по неосвещенному городу больше получаса.

Улицы причудливо изгибались, всползали на холмы, скатывались с них, иногда ныряли в какие-то туннели… приглядевшись, Дан понял, что туннели это те же улицы, только застроенные и сверху, видимо, лицо местного градостроительства определяла перенаселенность… хотя, с другой стороны, целые кварталы казались необитаемыми, настолько они были лишены звука и света.

— Скажи, Поэт, — почему-то шепотом спросила Ника, — здесь никто не живет?

— Живет. Но многие квартиры пусты. Это тот район, из которого часть жителей переселили в Дома.

— И где ж эти Дома, наконец?

— Гляди.

По направлению вытянутой руки Поэта виднелся гигантский прямоугольник, усеянный светящимися точками. Когда они подошли поближе, прямоугольник резко разросся, заняв весь горизонт. Светящиеся точки оказались окнами.

— Это и есть Дома?

— Дом. Их пока два.

— Пока?

— Строится третий, и скоро, видимо, начнут строить еще один.

Свернули к одному из подъездов, с унылым постоянством возникавших через каждые пятнадцать-двадцать метров. Поэт заглянул в маленькое окошечко на двери.

— Порядок. Только молчите.

Он толкнул тяжелую стальную дверь. За дверью оказался довольно просторный холл, где у небольшого пульта сидел человек в форме Охраны. Человек привычно протянул руку к пульту, но увидел Поэта, и рука остановилась на полпути.

— Привет, Поэт.

— Привет.

— Ты в шестнадцатый номер, как всегда? А эти двое с тобой?

— Со мной. Я хотел просить тебя не регистрировать нас.

— Всех троих? — Охранник заколебался. — Ладно. Идите. Только я в полночь сменяюсь, если задержитесь, вас остановят на выходе. И меня подведете.

— Не задержимся. Слово Поэта.

— Идите.

Поднялись на четвертый этаж. Одна из шести дверей, выходивших на лестничную площадку, была приотворена, и Поэт открыл ее без стука.

— Входите.

Узенький коридорчик, еще четыре двери, две открыты настежь, за ними смежные маленькие комнаты, в первой несколько стульев, одинокое кресло, круглый стол, что-то вроде софы или тахты, явно жесткой, можно не проверять, на тахте теснятся пять человек, еще четверо устроились на стульях, слушают… рояль?! Вторая комната, отделенная от первой широким проемом, почти целиком занята громоздким инструментом, удивительно напоминающим рояль, разве что крышка не поднята и, кажется, вообще не поднимается.

Пианист — высокий… по бакнианским меркам, конечно… похожий на цаплю человек с непомерно длинными руками и ногами, играл, выставив локти под непривычно острым углом. Сначала Нику больше занимала эта странная техника, но потом она втянулась, по спине пробежали мурашки. Красота музыки была сродни красоте заснеженных гималайских вершин, такая же острая и холодная. Пианист взял последний аккорд, откинулся на спинку стула — у Ники возникло ощущение, что сейчас он встанет, пронесет себя к выходу и растает в дверном проеме, казалось, и у остальных было такое же чувство, тишина стояла потусторонняя, и только когда пианист, вынув носовой платок, стал вытирать лоб, все зашевелились, заговорили, и Ника очнулась. Видимо, автором исполняемого произведения был один из присутствующих, его окружили, стали что-то наперебой говорить. И вдруг Нике стало легко и покойно, впервые за эти месяцы она перестала чувствовать себя чужой, оказывается, эти люди были такими же, как она…

— Ника, ты хотела знать, что такое Дом. Дина тебе покажет. И расскажет.

Ника подняла глаза на Поэта, тот улыбался, он тоже был среди своих, и это чувство роднило их.

Дина провела ее в крошечную кухоньку, санузел — все очень скромно, если не сказать, бедно, но чисто. Эмалированная раковина, короткий кран, плита… от плиты веяло чем-то прабабушкиным…

— У вас две комнаты?

— У всех по две комнаты. Это такой Дом. А рядом Дом с однокомнатными квартирами. В каждом по нескольку тысяч квартир. А самих Домов пока два… — она помолчала и неожиданно добавила: — К счастью.

— Почему? — не поняла Ника.

Хозяйка заколебалась.

— Дома это часть Великого Плана, — сказала она наконец.

— А что такое Великий План? — спросила Ника.

Хозяйка не удивилась, наверно, Поэт предупредил ее.

— Идем в комнату.

Она провела Нику в комнатку, где стоял «рояль». Часть стены была задрапирована простенькой занавеской. Прикрыв дверь, Дина отдернула ее. Ника ахнула. Стена была увешана не то репродукциями с рисунков, не то самими рисунками, в тусклом свете не разберешь. И на всех — дворцы… а может, храмы?.. площади, парки, павильоны, фонтаны…