Первый ход(СИ) - Семёнов Артём

Вскоре белая пелена начала заметно темнеть. Дело шло к вечеру, что радовало, но и вызывало некие опасения. Буря явно задержала его, но не известно на сколько, а в такую метель держать скотину на дороге в темноте представлялось крайне невозможным. В обычную погоду он добирался до двора как раз за полдень, но сейчас он мог только лишь молиться, что, наконец, увидит огни постоялого двора. И увидел, когда уже полностью потемнело. Два далеких огонька в кромешной темноте, как это бывает, дали надежду в самый последний момент. Даже глупое животное, что тащило за собой дилижанс, начало двигаться заметно быстрее и ровнее.

Однако это был не двор. Подъехав ближе, он увидел лишь занесенный снегом и давно прогнивший деревянный навес, под которым, трясясь от холода, укрывались два мужичка. Один из них, выхватив факел из держателя, выбежал на встречу к дилижансу.

— Сюда! Сюда! — Кричал он, придерживая шапку, дабы её не унесло порывом ветра.

Добежав до дилижанса, он умело взял зубра за загривок и медленными поглаживаниями успокоил животное.

— Я доведу до двора, — сказал он, с трудом перекрикивая ветер.

***

"Постоялый двор — постройка или комплекс, обязательно включающая в себя трактир, гостиницу и конюшню. Некоторые из постоялых дворов, со временем, превратились в поселения" — Пешком по миру: Том 4.

Из распахнувшейся двери тут же повеяло приятной теплом. Войдя в зал, Ойстеин вскоре почувствовал в только что заледеневших руках мерзкое ощущение боли, как это бывает, когда резко отогреваешь руки. В зале местной обслуги было даже больше, чем постояльцев и то те немногие, кто этим вечером здесь оказался, ютились у очага, от чего зал казался пустым. Однако один всё же сидел в одиночестве. Ойстеин сбросил с себя насквозь промокшую шубу, бросил её на печь рядом с другими, поправил рукав и присоединился к посиделке. Хозяин трактира почти сразу принес ему горячий гуляш и подогретое вино.

За весь день он не съел ни крошки и даже не задумывался об этом, но сейчас, ощутив аромат, его желудок напомнил о себе достаточно продолжительным урчанием, однако перед тем как съесть первый кусок сочной говядины, он, наконец, обратил внимание на слова Дэвида.

«— Если подумать, я никогда не обращал внимания, — думал он, уставившись на резвящиеся в очаге языки пламени, — но я и правда всегда сыт и могу рассчитывать на крышу над головой. Никто, ни в одном трактире или дворе не может отказать мне в этом и не может взять с меня денег, а я всего лишь возчик, не гонец, — он поправил рукав. — Зачем? Не думаю, что казна старого лорда от этого теряет что-либо значимое, но все же могла вообще ничего не терять. Если я не на той стороне… Бред! Расщедриваться на пустяк и экономить на главном. Так дешево покупать лояльность своих слуг… Старик просто сумасшедший вот и всё. Не о чем думать!»

Тишину в зале нарушал лишь треск влажной древесины в очаге и вой ветра за окном. Ойстеин пригубил вина, бросив при этом взгляд на чужака. Он сидел в самом углу зала, смотря мертвыми глазами в заиндевевшее окно, а стол перед ним ломился от дорогих блюд, какие только могли бы быть в подобном месте, вина и фруктов. Золотистые волосы, дотягивающиеся почти до плеч, явно тщательно ухаживались ежедневно. Короткий клинок с позолоченной рукоятью стоял, опираясь на стул, а верхняя одежда, обитая мехами, висела на, торчащим из стены, крючке и явно была не по карману ни одному простолюдину.

«— Мерзнуть в одиночестве лучше, чем сидеть в тепле рядом с грязной чернью, да? — Подумал Ойстеин. — Под одеждой явно кожаный доспех, а клинок под рукой. Осторожный или боязливый. Скорее даже второе. Слишком он молодой, может чуть старше дочери. И меч… Даже немногим опытный не взял бы такое оружие в реальный бой. Скорее папаня заказал отпрыску железку покрасоваться перед девчатами. Но вид у тебя прям бывалого воина. Такое высокомерие и отвага, хотя тебе явно страшно, но вида не покажешь. Поехал в одиночку незнамо куда… Не перестают отпрыски знатных господ поражать меня своей глупостью»

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Зал постепенно пустел. Люди поднимались на верхние этажи, где находились комнаты. Ойстеин же смаковал каждый кусок гуляша, постоянно бросая взгляд на парня в углу зала и уже понемногу начинал его ненавидеть. Голод с каждым куском только усиливался и он уже готов был съесть всё оставшееся разом, однако ему нужен был повод остаться в зале подольше. Наконец юноша встал из-за стола, оставив на нем несколько золотых монет, бережно взял свои вещи и тоже удалился наверх.

— Попался, — прошептал Ойстеин и на его лице промелькнула ухмылка, — но сначала подкрепиться.

***

"Дом Хоултов — самая древняя из правящих семей. Контроль над севером они получили от самого Эйлира Мандэйского" — Пешком по миру: Том 4.

Стало заметно холоднее, однако ветер немного поутих и вой стал скорее редким свистом, а снег и вовсе превратился из хлопьев в мелкую пыль. Двор освещался всего лишь одним факелом, стоящим над сторожкой у въезда, где, уже не молодой охранник, видел десятый сон. Зубр, как всегда, медленно и с особой тщательностью уминал сено. Ойстеин погладил животное и аккуратно достал из-под сидения короткий нож. Прокравшись во тьме к конюшне, он застал там лишь одного коня. Мощный вороной жеребец был явно не рад свисту ветра. Ойстеин, с детства боявшийся лошадей, аккуратно подошел к коню спереди. Сталь блеснула в темноте и конь взвился на дыбы. Благо свист ветра вовремя унес ржание в леса. Ойстеин медленно поднес нож и сделал небольшой надрез на веревке. Не успел он дойти до двери трактира, как раздался очередной свист ветра. Конь вновь взвился на дыбы, дернул веревку и за мгновение скрылся далеко во тьме.

«— Вот же силища, — подумал Ойстеин, поправляя рукав, — порвал с первого же рывка. Может и не нужно было резать — сам бы убежал. Да и неважно»

***

"Орден Тени — один из немногих Темных Орденов, доживших до наших дней" — Последователи смерти: Орден Тени.

Хозяин таверны совсем побледнел, а юноша молча смотрел всё тем же мертвым взглядом, как тот уже чуть ли не на коленях молил простить его за пропавшего коня. Ойстеин же молча наблюдал за этим со стороны, запрягая зубра в дилижанс.

«— Я бы на его месте тоже был в ужасе. — Подумал Ойстеин. — Кто знает, до чего может довести лишь высокомерие одного выродка? Не переживай, отец. Вряд ли парень рискнет поднять здесь шум, по крайней мере пока он один. Да и платить тебе уже явно не придется. Скоро он о тебе забудет, ты только сыграй свою роль»

И он сыграл. Почти сразу хозяин подвел юношу к дилижансу. Несмотря на холод, на лбу уже не молодого хозяина трактира выступал пот.

— Где поблизости можно раздобыть коня? — Сходу спросил юноша. Его голос был по странному холоден, будто безэмоционален и при том резкий, приказной, высокомерный.

— В Речном, — ответил Ойстеин, не отвлекаясь от своего дела, — почти день пути отсюда. Хотя по снегу может и чуть дольше.

— Я оплачу, господин, — всхлипнул хозяин.

— Конь утёк? — Безучастно поинтересовался Ойстеин. — Я не возьму с тебя денег, отец. В дороге всякое дерьмо случается. Не по-человечьи не войти в положение. Да, господин?

— Да, — всё так же холодно ответил юноша.

«— Ты старика до смерти запугал, — думал, глядя на юношу Ойстеин, — а теперь решил в благородство сыграть?»

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Парень забрался в дилижанс и, закрыв лицо шелковым шарфом, всем своим видом показал, что готов двигаться в путь.

***

"Любой, кто предал родину, корону и Богов должен понести самое страшное наказание. Мотивы сего деяния меня не волнуют!" — Император Луцил III Флавий после трагедии у Неаполиса.