Трактир «Разбитые надежды» - Владимир Свержин

Вся жизнь теперь коту под хвост! Вернуться в родное селение? Побитой шавкой, без добычи, без побратима? Стать посмешищем для одних и пугалом для других? Да ни за что на свете! Дома никто не ждет. Ушел в Дикое Поле – к родному очагу возврата нет. В лучшем случае, как Старый Бирюк, прийти со своим шатром в чужедальний край, где никто о тебе слыхом не слыхивал, да приютиться на отшибе, авось приживешься. Быть может, добрести как-то до ближайшего торжища и снова наняться в охрану каравана? Поопасаются взять. Слава их с Бурым в Диком Поле уже давно укрепилась, а тут, на тебе: приполз без коня, без оружия, без побратима…

Лешага в который раз попытался отключить охваченный горечью разум и почувствовать Бурого. Сколько он помнил, это всегда с легкостью удавалось. Друга он ощущал как собственные руки и ноги. А тут вдруг точно отшибло. Старый Бирюк учил, что даже при самой страшной, даже смертельной ране, пока связь меж побратимами крепка, один другого может поддержать, собственною живою силой из лап смерти выдернуть. Леха и рад бы сейчас Миху вытянуть, да ни живым его не ощущал, ни мертвым. Просто наваждение какое-то!

Он быстро оглянулся, будто ожег его между лопаток холодный безжизненный взгляд того, которого местные жители называли Пучеглазым. Оглянулся и вновь увидел Его не далее, чем в трех шагах. Тщедушная фигурка, бессильные руки и пронзительный, леденящий кровь взгляд огромных глаз. Казалось бы, разве это противник для настоящего бойца? Одной рукой такому голову свернуть, как нечего делать. А уж таких бойцов, как Леха, в Диком Поле поискать!

Так, да не так. Шарахнулся воин, ушел в кувырок, выдергивая из закрепленных на предплечье ножен отточенный клинок. Мгновенный короткий взмах… Лешага потряс головой. Беззвучная угрюмая ночь висела над грядой Пустых Холмов, и только ночная птица надсадно орала в далеком лесу, призывая рассвет.

«Что за ерунда?» – под нос себе пробормотал ученик Старого Бирюка и, переведя дыхание, начал вглядываться в спящую округу особым взглядом, который обрел после той достопамятной четвертой ночи.

Поблизости никого не было. Лишь чешуйчатые сгрудились у своей норы. Под покровом темноты вывели подышать семерых детишек, спасенных от недавнего погрома. Еще раз внимательно осмотревшись, Лешага расширил круг поиска. Ночь не была для него помехой, наоборот, все предметы виделись куда отчетливей, чем днем, а слух улавливал малейшие колебания воздуха. Леха почуял едва заметный след прорв. Они уходили в сторону восхода, шли быстро, оставляя на дороге кучи дерьма, вокруг которых тут же начинала копошиться мелкая живность. Увидел он и караванщика. Тот улепетывал в противоположную сторону, к торжищу, мчался, с оставшимися тремя охранниками, загоняя коней, позабыв себя от ужаса.

К гадалке не ходить, к завтрашнему утру опомнится и, как доберется до места, виноватым объявит его: не уберег, мол, караван, завел в засаду, а может, и вовсе в сговор с тварями вступил.

Злая молва хуже змеиного яда. Недругов у побратимов хватает, и завистников не счесть. Чего и не было, припомнят, а что было – так извернут, что не узнаешь. Так. На торжище можно не ходить. Раз каравана нет, а сам живой, стало быть – вражий пособник. Может, с раздольниками в сговоре, а может, сам на чужое добро позарился. Если заподозрят, что с дикой братией связался, рассусоливать не станут, на честный бой не вызовут, издали пристрелят. На каждом торжище такие стрелки есть, их из Бунков для того и присылают: лучше убить десятерых невиновных, чем пропустить одного опасного.

«Может, и правда, к раздольникам податься?» – мелькнула шальная мысль, но он отбросил ее брезгливо. Да и… скольких злобных выродков он убил в схватках и после перевешал. Нет, в шайки ему дороги нет. Коли скопом не прикончат, то как-нибудь втихаря еду или питье отравят.

Теперь одна дорога – к трактиру «Разбитые надежды»! К месту, куда уходят помирать старые караванщики и проводники; где можно продать добычу и узнать новости из дальних краев; где можно нанять стражей и отыскать стрелка; где, как говорят, знают все обо всех, где можно найти…

Леха встрепенулся, отгоняя уносящие невесть куда раздумья. От холма к распадку двигался чешуйчатый. Он шел практически беззвучно, но не для Лешаги.

– Что тебе нужно, Марат?

– Экий ты, – юнец удивленно мотнул головой, – за сколько шагов услышал!

Лешага пропустил мимо ушей незамысловатую похвалу. Не рассказывать же случайному знакомому, что, едва тот двинулся от норы в его сторону, мозг уже воспринял и адекватно оценил полученную информацию. Была бы заметна хоть малейшая угроза, хоть бы и намек на нее – лежал бы, пожалуй, сейчас чешуйчатый с ножом в горле. На всякий случай, мало ли что взбредет ему в голову.

– Мы тут… – Марат замялся, – ну, в общем, мы хотим нанять тебя.

– Нанять меня? – усмехнувшись от неожиданности, переспросил Леха.

– Ну да. – Голос чешуйчатого окреп. – Ведь ты же страж, охраняешь караваны?

– Охранял, – скривился воин.

– Мы должны уходить отсюда, – вновь заговорил Марат. – Ниже по реке, в четырех днях пути, есть большое селение. Там наших больше двух тысяч. Мы решили нанять тебя, чтобы ты довел нас, детей, и все добро, что мы сможем унести, в то самое место. Мы готовы тебе заплатить.

– Чем же? – с интересом уточнил Лешага.

– Книгами. Больше у нас ничего нет. Стрелялка и так у тебя. Могу добавить к ней десяток патронов. Если согласишься, конечно. Десять патронов к стрелялке и пять книг на твой выбор.

– Семь. И эту, которую Зарина принесла. – Леха вытащил из-за пояса том в яркой обложке, на которой два человека в оранжевых легких одеяниях вели поединок какими-то диковинами, то ли копьями, то ли странными мечами с очень длинной ручкой. Завораживающая таинственной силой книга, множество картинок, в том числе с изображением боевых техник, знакомых по урокам Старого Бирюка. Какие-то портреты непонятных людей с прищуренными, точно от яркого солнца, глазами, виды заветного Шаолиня и… бесконечное множество каких-то неведомых значков, палочек, закорючек. Вот бы действительно найти этот Шао-линь, стать учеником, носить такие же яркие одежды… Леха мотнул головой, отгоняя пустую мечту. Как бы то ни было, эту книгу он не собирался отдавать никому, но еще семь в довесок – немалое богатство.

– Соглашайся, – продолжал увещевать Марат. – Все равно, куда бы ты ни шел дальше, нужна будет еда, а тем более – вода. Сам же знаешь, в этих местах ее совсем мало. Клянусь, если привезешь детей, в поселке дадут тебе вдоволь и того, и другого.

– Тут как бы самого не съели, – криво усмехнулся Лешага, – в виде праздничного ужина!

Марат, дотоле оживленно жестикулирующий, замер, точно обледенев. Лехе показалось, что в землисто-сером цвете чешуи его собеседника проступил багровый оттенок. Тот замолчал надолго. За это время можно было дойти вновь до лаза и обратно.

– Да, – наконец выдавил юнец, – мы едим трупы. Мы не хотим этого, не любим. Это противно. Однако порой нам попросту больше нечего есть. После оранжевого тумана, висевшего тут семь дней, земля очень надолго перестала родить. И рыба в реке почти вся перевелась. Ты сам видел, здесь был большой город. После разлива реки, убившего всю нижнюю его часть, после ядовитых дождей, выжил едва ли каждый сотый. Запасы еды, все, какие удалось найти, закончились менее чем за год. Уходить было некуда. Везде, насколько это было нам известно, происходило то же самое, иногда и еще хуже. Мы вымирали. За прошедшие годы земля немного очистилась, пригодных в пищу растений стало больше, и кое-где даже начало появляться мелкое зверье. Мы делали силки, ловушки, и нам было чем питаться. Но когда у нас не осталось выбора… Когда начало казаться, что жизнь налаживается, сюда пришли волкоглавые, так ты их называешь? Вчера, когда нагрянул Пучеглазый с прорвами, так мы называем зверолюдов, нас тут насчитывалось больше полутора сотен. Теперь, сам видишь… – он замолчал. Лешага глядел на него со смешанным чувством жалости и брезгливости, но теперь вдруг это чешуйчатое, одетое в рвань существо показалось ему отражением его самого. Бесприютное, лишенное ясного пути и смысла жизни. Леха, непонятно отчего, вдруг ощутил раздражение от нахлынувшей слабости, от того, что вдруг почувствовал себя виноватым. Подумать только, виноватым перед чешуйчатым!

– Хорошо, – буркнул он, – собирайтесь, чуть свет выступаем.

Семеро детей, мелких, ему не выше пояса, жались к своим воспитательницам, с опаской глядя на чужака. Высокий, широкоплечий, с угрюмо наклоненным вперед лбом и взглядом, точно высматривающим, куда половчей нанести удар, – он и впрямь был страшен. Пройдя мимо женщин, Лешага приблизился к тюкам, заплечным мешкам, связкам книг, лежащим чуть в стороне.

– У вас есть повозки?

– Нет, – ответил Марат.

– Мулы?

– Откуда бы? – юнец, похоже, начинал злиться.

– Тогда кто это все понесет? – ученик Старого Бирюка перевел взгляд на женщин и мелкоту, жмущуюся к их ногам.