Динокко - Михаил Борисов

Майк поднялся, играя пуговицей на рубашке.

— Пойду-ка я посплю. Знаешь что, Глен? «Динокко» и «одиноко» — очень похожие слова, я теперь понял. Место для одиночества.

— Для одиночества не нужно какое-то специальное место, некоторые просто рождаются одинокими… Нет, Майк. Это место — не совсем для одиночества. «Одиночество» и «уединение» — очень разные вещи; один мудрый человек как-то объяснил тебе это, и ты не виноват в том, что забыл разницу — просто не пришло ещё время вспомнить по-настоящему. А Динокко… это место ничем не хуже любого другого, как говорила одна моя знакомая Тень.

Майк хмыкнул, взял недопитую бутылку и направился к двери на второй этаж.

— Майк. — Позвал Глен, не оборачиваясь. Он смотрел в стакан, перекатывая его в пальцах. Зелёные прожилки почти исчезли, едва заметно появлялись на поверхности напитка и опять исчезали в глубине, светлеющей на глазах. Майк, также не оборачиваясь, замер в дверном проёме.

— Вижу, ты всё понял правильно. Это хорошо.

Когда шаги на лестнице стихли, Глен поднялся, собирая посуду на поднос. Распахнул окно, прислушался к чему-то. Ветер прятался в кронах деревьев, иногда пошевеливая ветками, и из-за этого по дорожке плясали странные тени. Сиротливо стоял мотоцикл, выглядевший здесь порождением чужого мира.

Глен взял недопитый стакан, посмотрел его на свет. Тёмная муть окончательно рассеялась — жидкость за стеклом переливалась оттенками янтаря.

— Да, ты всё понял правильно. Хороших снов, Майк. — Сказал Глен и выпил.

— Что-то со мной творится, Глен. За эти несколько дней я почти перестал спать по ночам, вот ведь глупость какая. Я обошёл весь город, хотя какой это город? Несколько десятков домов, стоящих как попало, улицы без названия, но здесь можно бродить часами, несколько раз пройти по одному и тому же месту и не перестать ему удивляться… Я забрёл в какой-то садик — пошёл на звук, вернее — мне показалось, что на звук. Вроде бы это была музыка. Я перешагнул через забор, прокрался к самому окну и просто стоял, прислушиваясь, хотя поклясться готов, что никакой музыки не было! Листья шуршали в темноте, какая-то птица пробовала голос. В комнате за окном горела пара светильников. Худой такой парень сидел за чем-то, похожим на пианино, и просто смотрел на клавиатуру. Порой он касался длинными пальцами клавиш, не нажимая их. У него были густые волосы до плеч, он иногда встряхивал головой и улыбался чему-то. Я замер за окном, съёжился — мне просто стало грустно, безо всякой причины. Так бывает иногда лёгким весенним вечером, когда понимаешь вдруг, что этот, сегодняшний, день уже ушёл, закончился, умер, и что-то внутри тебя тоже умирает вместе с ним. Может быть, так прощается любовь — не люблю это затасканное слово, но ничего умнее до сих пор не придумали… И остаёшься один среди каких-то людей, сам по себе, умирающий и улыбающийся, и ни с того ни с сего, отстранившись от окружающего, начинаешь замечать пронзительную красоту некоторых вещей и слов. Хотя нет, наоборот — сначала слов, потом вещей, думаем-то мы всё-таки словами? Хотя чёрт его знает, чем мы там думаем…

Майк замолчал, смущённый собственным монологом. Растерянно почесал в затылке и уткнулся в чашку. Глен повозился под стойкой, достал большую обшарпанную шкатулку. Скорее даже не шкатулку, а сундучок.

— На тебя хорошо действует здешний воздух. Да и не только на тебя.

— Я догадываюсь. — Майк кивнул. — Здесь вообще много странных вещей происходит — для меня странных, конечно… хотя кое о чём я догадываюсь. Например, я не могу найти это место на карте, но ведь «где»… и даже «когда» вообще очень странные понятия, да? Так вот, я не знаю, как объяснить, но я почти уверен, что понял, куда попал. Хоть и не могу в это поверить, Глен. Хочешь честно? Иногда мне кажется, что я вот-вот услышу перезвон колокольчиков — знаешь, крохотных таких колокольчиков на сапогах с драконьими мордами, и из-за угла покажется кто-то очень знакомый; он присядет за столик под навесом у Иты, поправляя чёрное с золотым одеяние, и улыбнётся мечтательно и рассеянно…

— Ну, — сказал Глен, подняв глаза. — Ты ведь не ждёшь от меня ответа по-настоящему, да?

— Жду. — Упрямо наклонил голову Майк. — Хотя и не на этот вопрос, тут ты прав… Потому что боюсь, что ты ответишь не так, как мне хочется. Глен, что будет дальше?

— Не знаю. — Легко пожал плечами хозяин. — На этот вопрос вообще невозможно ответить, слишком уж категорично ты его задал. Откуда я могу знать, что будет вообще? Вот что будет с тобой — я, наверное, смогу предположить. Этот город, как ты понял, далеко не всех приглашает погостить; для того, чтобы попасть сюда, не нужно ехать в какую-то определённую сторону. Динокко просто разрешает некоторым появиться здесь, таковы уж законы этого места. Но никто из его гостей не ушёл обиженным, и никто не появлялся здесь дважды. Пока не появлялся… Если уж тебе посчастливилось здесь оказаться — постарайся задержаться подольше. Когда придёт время — дорога заберёт тебя обратно, в этом можешь быть уверен. И знаешь что? Не надо так упрямиться тому, что с тобой происходит. Ты вообще любишь упрямиться, и из-за этого половина жизни проходит мимо. Не худшая, кстати, половина. Майк, ты богат?

— Что? — Майк с трудом оторвался от собственных мыслей. — А-а-а… Да нет. В смысле — денег мне хватает на книги и вино, а больше, по-моему, и не нужно. Ну, ещё на мотоцикл, куда же я без него. А что?

— У тебя найдётся что-нибудь для меня?

— Конечно. — Майк ухмыльнулся. — Всё-таки решил получить деньги вперёд? Ну да, чего ещё ждать от такого постояльца…

— Ты не понял. — Глен присел рядом, поставил шкатулку на стол. — Мне вовсе не обязательно платить деньгами. Да и вообще платить не обязательно. Ты ведь заметил, наверное, что здесь никто особенно не интересуется, заплатишь ты или нет. Когда я спрашивал, найдётся ли у тебя что-нибудь, я вовсе не имел в виду деньги.

— Ты же о богатстве спрашивал.

— Ну, богатство бывает разным. Вот посмотри. — Глен повозился со шкатулкой, что-то щёлкнуло, и крышка открылась.

Внутри чего только не было. Вперемешку лежали камешки, монеты, кортик в потёртых ножнах, маленькие костяные фигурки, несколько колец, колода карт с изображением белого единорога на рубашке, брелок с пронзительно-синим кристаллом, купюры, больше похожие на конфетные обёртки, чем на деньги (а может, это и были конфетные обёртки), толстая стопка исписанной бумаги — и это только верхний слой, который успел разглядеть Майк.

— Это что, пиратский клад?

— В каком-то смысле это действительно клад. Знаешь, у людей есть такая привычка — кидать монетки в воду, чтобы ещё раз вернуться на берег, где им было хорошо. Фонтан у нас совсем маленький, и обычно я прошу своих постояльцев не засорять его. Если хочется оставить что-нибудь на память — пусть оставляют мне. Вот они и оставляют. Хорошо, что гостей немного, а то бы я не знал, где это всё хранить. Я не прошу у них деньги, совсем наоборот — деньги в Динокко ни на что не годятся, кроме удовлетворения любопытства: иной раз интересно посмотреть на то, что люди ухитряются на них изобразить. Самую большую ценность представляют совсем другие вещи.