Исчисление ангелов - Грегори Киз

– Чудненько! – выкрикнул этот человек, на что Бен снял свою треуголку, обшитую золотым позументом. – Я его жду, а он в свое удовольствие разгуливает по воде! Тот, кто способен сделать такие чудесные башмаки, мог бы быть более чутким к своим друзьям!

– Да, а ему, бедному, приходится смотреть, как его друзья нелюбезно с ним обходятся в тот самый момент, когда он попал в беду. Но как бы то ни было, судя по бою часов, вернее, его отсутствию, я должен заметить, что не опоздал на наше свидание.

– Каждая минута, что разлучает меня с кружкой пива, кажется мне нестерпимо длинной.

– Ну что ж, Робин, давай попробуем исправить ситуацию.

В первую минуту Бену было странно ощущать твердую почву под ногами, он не мог отделаться от чувства, которое возникает после долгого путешествия по морю. Он хотел было снять свои башмаки – они были тяжелые и неуклюжие, все-таки он не был настоящим сапожником, – но идти по мостовой в одних чулках значило бы мгновенно изодрать их. И поэтому он остался в башмаках, хотя радоваться тому, что на них не было и капли воды, ему почему-то не хотелось.

Когда они начали подниматься по ступеням, Роберт тоже посмотрел на его башмаки и покачал головой.

– Уж не знаю, стоит ли тебя в таком виде людям показывать, – уже более мягко сказал он. – Эти пугливые католики чего доброго схватят тебя и превратят, как еретика, в горящий факел.

– Пусть попробуют, – ответил Бен, разглаживая ладонью складку на камзоле. – Я преподам им хороший урок и покажу, что такое наука, и это будет почище тех политических уроков, что преподает им их император. И какими бы они ни были подозрительными, они все же знают, кто сдерживает турок и благодаря кому у них есть кусок хлеба. Так что не беспокойся обо мне.

– Да при чем здесь ты?! – возопил Роберт. – Я о себе беспокоюсь. Как я объясню сэру Исааку Ньютону, что я, считающийся твоим телохранителем, позволил его маленькому homunculus окончить жизнь на дне Влтавы.

– Случись мне оказаться на дне Влтавы, я с удовольствием порезвлюсь с тамошними русалками, – успокоил его Бен.

Они преодолели лестницу, и Роберт повернул налево к мосту.

– Давай не пойдем этой дорогой, – запротестовал Бен.

– А что, мы разве не возвращаемся в Малу Страну, к «Святому Томасу»?

– Нет, пойдем лучше в «Гриф», – ответил Бен.

– Разве ты не встречаешься через три часа с сэром Исааком?

– Успеем, времени еще навалом, – ответил Бен. – Знаешь, э-э-э… надо немного успокоиться, и лучше нам сегодня не показываться на улицах Малы Страны.

– Да ты что? Папаша твоей златокудрой возлюбленной тебя застукал? Я заметил, как вы с ней тогда строили друг другу глазки.

– Ну, она стоит того, – признался Бен.

Роберт пожал плечами:

– Ну хорошо, тогда пойдем в «Гриф», и по большой кружке за твои успехи.

– А заодно и за мое новое изобретение, – подхватил Бен. – И никаких переходов через мост.

– Ну что ж, по большой кружке, – сказал Роберт и повернул направо, в сторону Старе Место.

Бен любил Старе Место. За рекой, в Мале Стране и в Градчанах, были дворцы и замки, пышность и великолепие. А в Старом Городе была жизнь. Улицы – и даже Карлова, главная в Старе Месте – были узкие и сумеречные потому, что по обеим сторонам стояли здания в несколько этажей. И какие здания! Средневековые сооружения, возведенные из темного камня и оттого кажущиеся мрачными, сродни башне на мосту, оставшемуся у них за спиной. Здесь сосредоточились массивные, устремленные шпилями вверх, к небесам, готические соборы, дома зажиточных граждан и строения последнего столетия, все в барочных завитушках и орнаментах. Бену всегда казалось здесь, будто он очутился в сказочном городе, совсем не похожем на Бостон, где он родился и где все было построено не более ста лет назад. А Прага уходила корнями в глубину веков, чуть ли не к Рождеству Христову, и стены этих зданий и улицы помнили жизни тысячи поколений. Даже Лондон в свое время не так сильно поразил его, поскольку самая его древняя часть была уничтожена пожаром и позже восстановлена уже по единому плану, созданному рукой архитектора сэра Кристофера Рена. И поэтому Лондон, несмотря на свой почтенный возраст, выглядел современно и не отражал хитросплетений столетий человеческой жизни.

Но что вспоминать Лондон – он превратился в прах. И что еще хуже, все, кто там жил, за исключением нескольких человек, погибли. И солнце померкло… и все это по его вине.

Лондон исчез, но Праге он не даст погибнуть, он спасет ее. Они шли в выбранном ими направлении и уже миновали Итальянскую часовню, Золотого змея с его фонтаном из красного вина и вышли на Староместскую площадь. Послышался бой часов, и Бен ускорил шаг.

– С чего это ты вдруг припустил? – удивился Роберт.

Бен не отвечал, он перешел на противоположную сторону площади к Староместской ратуше, отсюда часы сделались хорошо видны.

Часы являли собой поистине великолепное творение – вдохновенный менуэт меди и времени. Они показывали не только часы и минуты, но и движение сфер. Пока часы били, фигурки Иисуса и его апостолов проплывали в окошках, кланяясь наблюдавшей за ними площади, а затем исчезали в механических лабиринтах часов, где протекала их жизнь.

– Я вообще-то считал, что такие безделушки не производят на вас, Бенджамин Франклин, впечатления, – съязвил Роберт. – Вам же доступны куда более солидные волшебства, чем эти часы.

– Может быть, – ответил Бен, – но часы меня действительно впечатляют. Они появились на башне много веков назад, задолго до того, как родилась настоящая наука. Эти часы – умная машина, очень умная, Роберт, и к тому же прекрасная. Абсолютно практичная вещь и в то же самое мгновение совершенное произведение искусства, и оттого это мгновение растягивается на века.

– Думаю, у человека, их сделавшего, были золотые руки, – согласился Роберт, – но вот сообразительности ему недоставало. Я слышал, ему потом глаза выкололи, чтобы он больше никогда не смог сделать ничего подобного. Хотели, чтобы шедевр навечно остался шедевром. Будь мастер действительно умным человеком, он бы держал ухо востро со всеми этими королями и лордами.

– Мне это кажется или ты действительно продолжаешь учить меня жизни? – беззлобно спросил Бен. – Ты знаешь что-нибудь такое, чего я не знаю, Робин?

Роберт рассмеялся.

– Я много чего знаю, о чем ты даже и не слышал, малыш, не забывай об этом. И ты знаешь, у меня сегодня отличное настроение, вот только, правда, какой-то зуд меня нестерпимо мучает.

– Может быть, тебе пора остепениться и обзавестись семейством? Это хорошо лечит всякого рода чесотку.

– Ха! Встречаются болезни и пострашнее всяких там случайно подхваченных чесоток.

Неожиданно из часов высунулся позолоченный петух и захлопал крыльями.

– Ну пойдем, – сказал Бен, – представление вот-вот закончится, и в «Гриф» народ валом повалит, надо успеть место занять.

До дверей «Грифа» действительно было каких-нибудь два шага, но попрошайки, промышлявшие на площади, успели их заметить, уже обступали и тянули к ним руки. Бен уставился прямо перед собой и устремился сквозь толпу нищих – детей, матерей с младенцами на руках, стариков. В первое время, когда он только прибыл в город, он раздавал нищим все, что находил в своих карманах. Но со временем сердце его очерствело, и все потому, что нищих было слишком много и он не мог удовлетворить всех. Каждый раз оставались обделенные, и они смотрели ему вслед жадными, злобными глазами. Стены Праги, можно сказать, трещали, они не могли вместить стекающихся сюда беженцев всех мастей и сортов. За этими стенами искали спасения разоренные крестьяне, которых согнал с их земли сам император, сюда бежали жители покоренной турками Вены. Большинство беженцев, самых бедных, оседали в Новом Городе, спали в лачугах, которые им удавалось соорудить из найденного на улицах хлама, но были и такие, что днем перебирались сюда, поближе к пульсирующему сердцу города, несмотря на то что солдаты по велению императора неустанно разгоняли их.

Бен также знал, что ни один из них не страдает от голода. Он сам помогал Ньютону делать машины, вызывающие манну небесную. Может быть, манна и не была очень вкусной, но какая бы ни была, а все же еда, и ее хватало каждому страждущему.

Человек у дверей «Грифа» подозрительно осмотрел их с ног до головы – не бродяжки ли они и, не сказав ни слова, пропустил внутрь.

Даже днем большой зал таверны был полнехонек. Здесь были солдаты в мундирах грубого сукна, офицеры, одетые настоящими щеголями, и джентльмены в модных сюртуках. Повсюду стоял или сидел за длинными деревянными столами рабочий люд в замасленных рубахах. Было занято все – и темноватые залы таверны, и пивной сад на открытом воздухе. Бен и Роберт выбрали стол в углу, здесь еще можно было втиснуться. Не успели они усесться, как девочка с худеньким личиком и с прямыми каштановыми волосами принесла им по кружке пива.