Дочь орла - Джудит Тарр

Царица поднялась в покои императора, как она это делала каждую ночь. С ней не было никакого оружия, кроме ее красоты. Она сказала своему повелителю, что отпустит гостей и вернется. Она попросила его не запирать дверей.

Он доверял ей беззаветно, и она это знала. Он забыл или не захотел помнить, что приказал удвоить стражу. Разве он мог подумать, что она способна предать его? Возможно, она и не любила его со всем пылом молодости, но любовь — не роскошь для императоров. Она была его супругой и госпожой, и она уверяла его, что он привлекателен, хоть и не молод.

Он был невысок, но широкоплеч, силен, закален в сражениях и походах. У него были густые темные волосы, а борода, только немного начавшая седеть, была мягкой и шелковистой. Она любила гладить ее, моля в порыве страсти своего господина завоевать ее, как он завоевал всех врагов Византии. В этом он был силен, как и прежде.

Император подошел к киоту, который занимал почетное место в его спальне, преклонил колени и, как обычно перед сном, стал молиться. Потом, не слыша шагов императрицы, опустился на леопардовую шкуру, лежавшую на полу, и спокойно заснул.

Императрица оставила его ведающим об опасности не больше, чем новорожденный ребенок. Что она думала и чувствовала? Кто решился бы спросить? Может быть, ее сердце билось сильнее обычного; может быть, на мгновение она заколебалась. Может быть, она собрала все силы, чтобы совершить то, на что решилась. Кто об этом узнает! Для нее он был лишь тем, кто дал ей империю. Смуглый, приземистый, волосатый человечек, равнодушный к удобствам, как святой или солдат, предпочитавший спать на полу, а не на роскошной кровати. Он был одаренным полководцем, и империя в нем нуждалась. Поэтому она скрывала свои истинные чувства и делала вид, что он ей нравится. Искусству притворяться она научилась еще в родной таверне.

Но теперь у нее был Иоанн. И у него было все, что было ценно в Никифоре. Иоанн был красив и моложе. Она даст ему трон и корону. Он будет знать, чем ей обязан, и будет покорен ее воле.

Ее сообщники скрывались в потайной комнате, ключ от которой был только у нее. Управляющий Михаил даже не подозревал о ее существовании.

— Пора, — сказала она им.

Их глаза загорелись — от страха, возбуждения, кровожадности. Она улыбнулась и выпустила их.

Близилась полночь. Поднялся северный ветер. Шел снег.

Лодка, которую Иоанн купил утром за горсть серебра, бесшумно причалила в назначенном месте у самой стены дворца. Вот и каменное изваяние у моря — лев, напавший на быка. Люди императрицы не отрывали глаз от моря, наверху ожидая их сигнала. Они тотчас спустили корзину и в ней по одному подняли наверх людей Иоанна. Теперь поднимали его самого. Они перегибались через парапет, с трудом вытягивая веревку. Корзина раскачивалась. Волны разбивались о камни. Ветер свистел в ушах. Снег ослеплял.

Корзина ударилась о парапет. Иоанн вывалился из нее, выругался и столкнул ее в море. Но тотчас рассмеялся, негромко, но так, что все услышали.

— Ну, вперед! На охоту!

Иоанн высадился как раз под спальней императора. Окна выходили на море. Одно было открыто. Заговорщики крепче сжали рукоятки мечей и ринулись внутрь.

Кровать была пуста, ночник слабо мигал. Шедшие первыми в изумлении уставились друг на друга. Один охнул и бросился назад. Его удержали. Среди колышущихся теней послышалось шипение: это был сигнал безопасности, но все вздрогнули, как испуганные олени. Подавший сигнал вышел на свет, ухмыляясь при виде их испуга, — один из безбородых прислужников императрицы.

— Он никогда не спит на кровати, — сказал евнух. — Вперед, смелые львы. За мной.

Он провел их через сумрачную роскошь огромной спальни к нише, где сияли иконы: Господь Вседержитель, Богоматерь и Иоанн Креститель — темные большеглазые лица под золотыми нимбами. Перед ними на полу лежал тяжелый пурпурный плащ, на нем леопардовая шкура, и на леопардовой шкуре храпел император.

Иоанн медлил, стоя над ним, с мечом в руке. На лице его ничего не отражалось. Он отступил. Остальные толпились позади, окружив спящего, ухмыляясь друг другу. Наступило долгое молчание. Иоанн сел на кровать, держа меч на коленях.

— Ну? — сказал он.

Они задвигались. Кто-то ткнул императора в бок ногой. Храп прекратился. Другой кольнул его мечом. Он вздрогнул, поднял голову:

— Что?

Он не успел увидеть взлетевшего меча.

— Матерь Божия! — закричал он. — Помогите! — Кровь лилась ручьем из широкой раны на лбу. Он заметался, ничего не видя. Его схватили.

— Давайте его сюда, — сказал Иоанн.

Его потащили по полу, оставляя кровавый след. Он не мог сопротивляться: его тащили волоком. Иоанн посмотрел на него с отвращением:

— И ты называешь себя императором?

— Матерь Божия, — повторял Никифор, — Пресвятая Мария, смилуйся надо мной!

— Смиловаться? — спросил Иоанн. — Ты хочешь, чтобы тебя помиловали? А сам ты когда-нибудь был милостив? Ты сам был милостивым? Кто поднял тебя на эту высоту? Кто посадил тебя на трон, кто поддерживал тебя и не просил ничего, кроме милости, которую заслужил? А чем ты отплатил? Ты сослал меня. Ты выкинул меня. И после всех унижений ты вернул меня, чтобы я кланялся тебе и служил.

Никифор склонил свою раненую голову, задыхаясь и слабо дергаясь.

— Нет, — говорил он, — нет.

— Да, — ответил Иоанн. Он крепко схватил императора за бороду. — Ты посягнул на мою честь. Я отплачу тебе тем же. — Он с силой отшвырнул его.

Свора хохотала, сжимая кулаки и скаля зубы. Никифор упал. Иоанн ударил его. Император уже бился в конвульсиях, когда Иоанн проломил ему череп.

Они продолжали рубить его мечами, отсекли голову, подтащили к окну и выбросили вон. Обезглавленное тело покатилось в снежной мгле, как большая неуклюжая птица, и упало на гальку. Там оно и лежало в снегу всю ночь и весь день, потому что никто не осмеливался подойти к нему.

Император Никифор умер. Император Иоанн, овладев порфирой и троном, поспешил укрепить свою власть в захваченной империи.

Шум прервал тревожный сон Аспасии. Она чувствовала, как Деметрий вырвался из ее объятий, попыталась удержать его, но не смогла. Она боролась с сонной одурью, напрягая слух. Кто-то кричал снаружи. Кто-то другой ворвался в комнату. Она поняла, что это Диоген, двоюродный брат Деметрия. У него были дикие глаза, и он был весь в снегу.

— Ради Бога, Деметрий, беги, пока можешь! Там люди Иоанна, они идут за тобой, они…

Деметрий пытался вытолкнуть его из комнаты, но крик Аспасии остановил их:

— Что? Что случилось?

Диоген не отличался тактом даже в лучшие времена. Он выпалил ей прямо, хотя Деметрий, казалось, готов был на все, чтобы он замолчал: