Дело о последнем параде - Андрей Воробьев

А клиент, фирму которого обслуживало агентство Николая, все шизофренически жаловался на возможные происки недоброжелателей, требовал устроить чуть ли не поголовное наблюдение за всеми акционерами, сетовал на появление неких темных сил, старающихся втихаря скупить ценные бумаги фирмы и нес прочую ахинею, напоминая выжившего из ума дядюшку Скруджа, у которого вместо глаз крутились два здоровенных бакса.

Арчи с удовольствием бы послал шизоидного клиента куда подальше, но тот «нал», который Даутов регулярно вручал сыщику в качестве оплаты за работу и премиальных, обязывал Николая доброжелательно улыбаться и изображать усердное внимание. Иванов не видел ничего опасного для Даутова не только в его ближайшем окружении, но и в дальних связях. А предложение помочь найти телохранителя для падчерицы, собирающейся ехать в теплую Францию, сыщик посчитал окончательным подтверждением мании преследования.

— Впрочем, почему, если клиент того хочет, не доставить удовольствие своему старому товарищу, — рассудил Арчи, — тем более, Леха и так попусту переживает из-за своего жмурика-банкира. А тут, глядишь, развеется в обществе симпатичной телки.

Вообще-то, он и сам бы с удовольствием согласился сопровождать Нину в ее путешествии, но как только намекнул об этом Даутову, тот нахмурился и заявил, что дело сапожника — точать сапоги, а художника — рисовать. Переубеждать клиента сыщик не стал.

Даутов продолжал придуриваться, как бы исподволь наблюдая за реакцией сыщика, явно считавшим себя самым умным и неотразимым.

— А секретаршу я ему, пожалуй, сосватаю, — лениво решил генеральный директор, подставляя лицо под прохладную струю кондиционированного воздуха, — пусть парень развлечется. Когда человек расслаблен — он безопасен. Ишь, как взглянул, разве что не облизывается!

Расставаться с конторой Иванова пока не стоило. Кем бы ее руководитель не считал клиента, но дело свое знал хорошо, копал грамотно и, читая отчеты наружки, Даутов довольно хмыкал, находя общие точки с информацией, которую получал из неизвестных сыщику источников…

Нертова Даутов приметил уже давно, на одном рандеву, организованном Чеглоковым. Парень был не промах — Анатолий Семенович погуляв в одиночестве по территории загородной резиденции, где проходила встреча, обратил внимание, насколько ненавязчиво, но плотно охранники Нертова «держат сектора» гостей. Да и сам начальник службы безопасности не жрал, как дорвавшийся до халявы качок, а по уму руководил своей командой. Уже тогда Даутов начал подумывать, что неплохо было бы переманить Нертова к себе, но, наведя о нем справки, понял, что это будет сложно.

Неожиданная смерть Чеглокова развязала Даутову руки. Он, один из немногих, был твердо уверен, что охранник сделал все, что мог. И только идиотское упрямство клиента, помноженное на высокий профессионализм киллера и еще большую изобретательность «сценариста» покушения, позволили довести операцию до конца. Кроме того, у Даутова были еще свои, личные виды на опального телохранителя. Поэтому лучшего сопровождающего для падчерицы он не желал. Оставалось только убедить самого Нертова согласиться. С этими мыслями Даутов набрал телефонный номер квартиры Лишкова…

Марина Войцеховская, наверное, так и не узнала бы о том, что погибший банкир Андрей Артурович Чеглоков — ее родной отец, если бы не старания его службы безопасности, умудрившейся раздобыть львовскую копию заявления матери Марины о выдаче свидетельства о рождении. После смерти банкира девушка, несмотря на просьбы своей внучатой бабушки — престарелой тетки Андрея Артуровича, уехала во Львовскую область к младшему брату Петеньке и старалась как кошмарный сон забыть все происшедшее в городе на Неве.

Но чуть ли не каждую ночь ей снился мертвый артист Македонский, протягивающий к ней перетянутые проволокой синие руки… Еще большим кошмаром во сне, как ни странно, казались встречи с Алексеем Нертовым. Он молча приходил, долго укоризненно смотрел на Марину и, бросив презрительное «дрянь», растворялся в небытии. Марина пыталась закричать, остановить Алексея, объяснить, что ни в чем не виновата, но не могла даже приподняться с подушки, потому, что неизвестно откуда появившийся Шварц хватал ее за горло грязными руками. Улыбаясь гнилыми зубами, этот оборотень требовал, чтобы она немедленно взяла винтовку и убила Нертова…

Марина в ужасе просыпалась, пытаясь стряхнуть наваждение, но сны приходили вновь и вновь. В конце концов она решилась написать Алексею и все объяснить, но тут почтальонша принесла послание из Питера, в котором тетушка Чеглокова, сетуя на одинокую старость, просила хоть ненадолго заехать погостить и заодно еще раз подумать о вступлении в права наследования.

— Ты же знаешь, Мариночка, — писала Наталья Сергеевна, — как бы мне хотелось видеть тебя рядом… Если ты откажешься приехать — все акции и деньги твоего отца отойдут государству. А он-то, сердешный, так хотел видеть тебя счастливой. Я уже договорилась с владельцами одной из фирм, компаньоном которых ты станешь, чтобы тебя встретил… Если не захочешь этим заниматься — просто навести меня перед смертью. А акции — Бог с ними — отдай в какой-нибудь детский дом, как совесть тебе подскажет…

Марине не хотелось обижать старушку, оставшуюся совершенно одну и так тепло отнесшуюся к внучатой племяннице. «Кроме того, — подумала девушка, — надо все-таки до конца объясниться с Алексеем, которому я доставила столько неприятностей». Поэтому она послала телеграмму в Петербург, что вылетает.

Марина не знала, что копия телеграммы легла на два чужих стола, находящихся в совершенно разных питерских кабинетах. Хозяин одного из них, ознакомившись с содержанием документа, удовлетворенно хмыкнул, подумав, что пока, тьфу-тьфу-тьфу, все идет по плану. Другой же столоначальник, нервно закурив, стал, судорожно соображать, что же следует предпринять, чтобы извлечь пользу из визита незваной гостьи.

Глава 2. Отче наш

Переговоры о новой службе, на удивление, прошли без «напрягов». Тепло принятый Даутовым, Алексей практически сразу же договорился с ним об основных принципах работы (главное, во всем слушаться и не мешать). Причем, Даутов сам проявил максимум заинтересованности в том, чтобы охрана работала в полную силу. Он категорически запретил оставлять падчерицу без присмотра.

— Я переживу, — говорил Анатолий Семенович, — если моя дочь даже будет целоваться с каким-нибудь бомжом. Но я должен об этом знать заблаговременно. Кроме того, я хочу быть уверен, что это действительно бомж но, при том, не заразный, без «хвоста» и не маньяк, по ошибке выпущенный из психушки. Поэтому договоримся сразу: ни на какие мольбы Нины не поддаваться, одну ее не оставлять ни на миг. У вас есть еще две недели до отъезда во Францию. Тренируйтесь, притирайтесь, объясняйтесь ей сами в любви, делайте что хотите, но не смейте оставлять девочку без присмотра! И не смотрите на меня, как на выжившего из ума старика. Я знаю, что говорю, хотя ничего более определенного вам сообщить не могу. Мне неизвестно, кто, когда, почему и будет ли вообще… Но без присмотра не оставлять. Считайте, что это первое условие вашей работы.

Алексей, в отличие от своего старого милицейского приятеля, считал, что это право клиента ставить любые условия (а не нравится — не ешь). Кроме того, он, наверное, более других осознавал: Нине может грозить беда. Только, если это произойдет, причиной будут темные дела отчима девушки. А Нина, хотя, скорее всего, не виновата ни в чем, кроме, как в родстве с Даутовым, при случае может попасть в достаточно неприятную ситуацию. Где деньги — там преступления, — был уверен Нертов, в который раз прикидывая, как лучше организовать охрану клиентки и сколько человек удастся для этого задействовать.

«Оформление» Алексея на работу закончилось быстро. Как только были оговорены основные условия, Даутов вместе с новым охранником прошли в небольшой кабинет, где Нертов увидел симпатичную девушку, что-то быстро печатавшую на клавиатуре компьютера.

— Знакомьтесь. Нина, моя дочь… А это новый начальник твоей охраны. Как мы договаривались, ты должна во всем его слушаться. Да-да, не дуйся. В общем, оставляю вас одних. Общайтесь.

Девушка похлопала длиннющими ресницами («Неужели свои, не накладные?»), затем как избалованная третьеклашка, скорчила смешную рожицу и высунула кончик язычка.

— И, пожалуйста, будь хоть немного посерьезней, заметил Даутов, — не показывай мне язык, все равно будет по моему…

После ухода отчима девушка с ходу попыталась уличить Алексея в серости, начав заумно рассуждать что-то о западно-европейской поэзии. При этом она словно ненароком временами вставляла фразы как минимум на трех языках. Алексей сначала пытался прервать этот монолог, чтобы оговорить основы взаимодействия клиентки и бодигарда, но, наконец, не выдержал явного издевательства юной эстетки. Он пристально посмотрел ей в глаза и, когда Нина замерла, предвкушая, что сейчас услышит особую профессиональную гадость, внезапно улыбнулся и продекламировал: