Искатель, 1997 № 09 - Журнал «Искатель»

Страсть какой голодный! Зашел в универсам на Московском проспекте, глаза разбежались, слюнки потекли! — Он улыбнулся и Корнилов узнал застенчивую улыбку старшего лейтенанта Алабина. А вот краснеть подполковник Алабин уже не умел. Приврал про свой зверский голод и не покраснел

— Оголодал, значит, — усмехнулся Игорь Васильевич. — А я подумал: у вас там в городе, наверное, дела наладились. И ты ко мне порыбачить заехал.

— Наладились, наладились! — согласно покивал Алабин. Он опустошил свою сумку, с удовлетворением оглядел привезенные припасы и грузно опустился в плетеное кресло напротив Корнилова.

Кресла были удобные, но низкие и лицо подполковника наполовину загораживали пакеты в ярких упаковках. Хозяину видны были только глаза Алабина и высокий гладкий лоб.

— Ну, что? Будем обедать или только поглазеем на твою провизию и пойдем пройдемся?

— Будем обедать!

— Займись закусками, а я сварю молодой картошки. Да зелени пощиплю в огороде. Я нынче один.

— Знаю. Звонил Ольге Михайловне в госпиталь. — Жена Корнилова, Оля, работала в ведомственном госпитале.

— Сказал, что едешь ко мне?

— Нет.

— Вот как? Значит, с секретной миссией. Я так и подумал, когда увидел на какой тарахтелке ты приехал.

В распоряжении Алабина круглосуточно находилась служебная «Волга», а «тарахтелкой» Игорь Васильевич называл старенький «запорожец», на котором моталась по городу его жена Варвара, следователь городской прокуратуры.

— Не хотелось отсвечивать, — Василий помрачнел, но тут же согнал с лица озабоченность и улыбнулся: — Так готовить закуски или нет?

— Еще как готовить! И побольше. Но прежде загони машину в гараж. Секретничать, так по полной программе.

После обеда размякшие от сытости, от выпитой водки, они вышли прогуляться вдоль Оредежи. Река протекала совсем рядом — в десяти шагах от дачи. Тугие, словно набухшие, потоки шевелили листья кувшинок, их крупные желтые цветы. На отмелях пригибались к песчаному дну длинные, начинающие буреть водоросли. Из-за поросшего ольшаником мыса доносился мерный шум падающей воды — на Рождественской ГЭС приоткрыли шлюзы.

— Давно у вас эта дача? — спросил Алабин.

— Купил, как только меня из Управления попросили. А тебе, Василий, поручили проверить, не нарушил ли я каких законов при покупке? И на какие шиши купил?

— Игорь Васильевич!

— Да это я так, шучу. Но учти, отставники — народ обидчивый.

— Раз уж вы здесь семь лет живете, то исходили окрестности вдоль и поперек. Вы же заядлый пешеход.

— Исходил. Правильно. Что дальше?

— Я хотел спросить — нет ли тут поблизости пещер?

— Решил в пещере поселиться? От нашего бардака спрятаться?

— Странный я задал вопрос, правда? Местность, вроде бы, не гористая, а я про пещеры интересуюсь.

— Это и сеть твоя секретная миссия?

— Ага! Только все это не так смешно, как кажется. Некоторое время назад в номере «Астории» произошло убийство. Отравили немецкого туриста. Коньяком…

— Ну вот, видишь! Коньячок! Хорошо, что я не стал твой коньяк пить.

— А другой немец, его приятель, то ли сбежал, то ли в заложники взят. В машине убитого туриста нашли комплект спелеологического оборудования. Прекрасный комплект! И карту Ленинградской области. Вернее, две карты. Одну — современную, а другую, немецкую, военных времен. Ну и карта, я вам скажу! Загляденье. На ней чуть ли не каждый кустик обозначен.

— Есть у меня такая карта, — Корнилов удовлетворенно улыбнулся. — Только те кустики давным-давно лесом стали. Или выкорчеваны.

— На обеих картах ваше Рождествено помечено крестиками, — продолжал Алабин.

— Уже интереснее.

— Дальше еще интереснее. Я эти крестики на картах своими глазами видел. И следователь из районной прокуратуры Зубцов, который дело ведет, обратил на них внимание.

— Ну, ну! И что же эти крестики обозначают? Неужто пещеры?

— Игорь Васильевич! — взмолился Алабин. — Дайте изложить все по порядку!

— Валяй!

— Пару дней назад дело затребовал городской прокурор.

— Ого! Наверное, немецкое консульство проявило интерес к убитому соотечественнику?

— Нет. Консульство почему-то молчит.

— Откуда же такая прыть у прокурора?

— Никогда не знаешь, когда начальнику жареный петух клюнет.

— И ваше начальство решило задействовать лучших сыщиков?

— Игорь Васильевич!

— А вот теперь я не шучу. Нечего скромничать.

— Я ведь к вам приехал из Саблина, — сказал Алабин и посмотрел на бывшего шефа заговорщицки. — Махнул через Вырицу и Сиверскую.

— А в Саблино ты чего потерял?

— Вот тут-то мы и добрались до самого главного. Когда дело вернулось от прокурора города к районному следователю, крестиками было уже отмечено не ваше Рождествено, а Саблино!

— Старые крестики стерты?

— Нет! Карты другие! Даже старая германская карта заменена. Вот меня и командировали на разведку в Саблино. Там, оказывается, огромные пещеры! Не хуже Новоафонских.

— Какое начальство мудрое. Точно знает, где искать пещеры. В Саблино! А в Рождествено их искать не надо. Можно запыхаться.

— Да, начальство облегчило мою участь.

— Ну, а как поступил следователь? — спросил Корнилов, хотя заранее предполагал ответ.

— Так же, как и я. Решил пока не возникать, не перечить прокурору. И мотать на ус. Парнишка молодой, но смышленый. И очень любопытный.

— Да и нашего прокурора дураком не назовешь. Он, наверное, понимает, что следователь эти крестики видел?

— Еще как понимает! Передал дело другому следователю, по-старше. Не такому смышленому. Который первого варианта карт и не видел вовсе. Где крестики стояли, не знает. И служит в городской прокуратуре. Под рукой.

— Знаешь, Василий, на первый взгляд история с картами — какие-то детские забавы. Ну, прямо «Остров сокровищ»! Не хватает хромого Сильвера!

— Сильвер всегда за ближайшим углом.

— Верно подмечено. Что ж, похоже есть в деле какая-то перчинка. Не стал бы такой прокурорский босс мелочиться, из-за пустяка рисковать. И все же! Все же! — Игорь Васильевич недоверчиво покачал головой. От его игривого настроения не осталось и следа. — А может быть, кто-то из клерков картами заинтересовался? Секретарша для подростка-сына стянула? Ребята любят в географические карты поиграть. А прокурору стало стыдно, что из лежащего у него на столе дела вещдоки пропали?

— Исключено.

Корнилов не стал расспрашивать Алабина, откуда у него такая уверенность. Раз говорит — значит, проверил. А каким образом — это уже его дело.

Мимо них бесшумно проплыла по течению байдарка. Молодой плечистый парень умело держал ее на стремнине, а спутница плела венок из кувшинок. Наверное, они плыли уже давно — девушка успела сгореть на солнце. Кожа на плечах так покраснела, что Корнилов поежился: «Дуреха! Неужели не чувствует, как пылает синим пламенем?»

Они молча проводили байдарочников взглядом, пока те не скрылись за поворотом реки.

— И чего же ты, Василий, от меня хочешь? Чтобы я бегал по окрестностям, пещеры искал? Выяснил, не прячется ли в одной из них пропавший фриц?

— Да что вы, Игорь Васильевич! — запротестовал Алабин. Но как-то не слишком энергично запротестовал. — Я посоветоваться заглянул. Порассуждать. Помните, как вы нам говорили: «Посидим, мужики, порассуждаем, может быть, обо что-нибудь и стукнемся». Странное же дело, как ни посмотри! Знать бы, что за люди эти германцы…

— И зачем к нам пожаловали! — усмехнулся Корнилов. — А ты не пытался запросить немецкую сторону?

— Вы что, шефа нашего не знаете? — мрачно сказал Алабин и скрипучим голосом провещал: «Вместо того чтобы убийцу искать, вы предлагаете выяснить, хорошим ли человеком был убитый? Алабин, Алабин, мыслите как муравей».

— Почему как муравей?

— Вот я и спросил его об этом однажды. И получил исчерпывающий ответ. «Потому, что муравей и вовсе не мыслит».

Корнилов почувствовал, что подполковник до сих пор переживает обиду и решил уйти от неприятной темы.

— Послушай, ты еще не проголодался?

— Да мы только что поужинали! — удивился Алабин. — И так плотно!

— Правда? А мне показалось, уже много времени прошло. Вспомнил, как ты закуски недоеденные в холодильник убирал… Кстати, а у тебя у самого есть рабочие версии по поводу убитого «спелеолога»?

— До рабочих версий пока далеко, но какие-то завалящие мыслишки появляются.

— Поделись.

— Вы только не улыбайтесь. А то опять про «Остров сокровищ» скажете.

— Давай, давай, не труси соломой Выкладывай!

— В этих местах имение Набоковых было. В Рождествене — дом дяди Владимира Набокова, миллионера Рукавишникова. Богатейшие люди. А ведь первые годы эмиграции Набоковы бедствовали. Мать писателя одно колечко сумела вывезти. Все ценности в России остались.