Золотая Орхидея (СИ) - Трефилова Майя

Заметив Руми, купец поманил её, и она медленно подошла. Тигр лениво зевнул и отвернулся. Лицом торговец походил на обезьяну, но никак не на феникса или кого ещё из Живущих на Земле. Он широко улыбнулся, словно не имел ничего против её мыслительных изысканий.

— Приветствую тебя, Руми Сингардилион, да будут благословенны твои дни, — сказал он, а она забыла, как дышать.

— Откуда вы меня знаете? Я вас ни разу не видела.

— О, тебя все здесь знают, а я очень внимательно слушаю. Ты живешь в храме и приходишь сюда каждый год в свой день рождения вместе с родителями. Сегодня, однако, я их не вижу. Кстати, меня зовут Ханум.

Договорив, Ханум бросил опахало, из бездонного кармана достал курительную трубку из слоновой кости с золотым мундштуком и стал её разглядывать так, будто видит впервые. О Руми, казалось, позабыл.

— Скажите, Ханум, откуда вы?

— О, это длинная история. Как-нибудь в другой раз расскажу. Я вижу, тебе интересно, почему здесь так много караванщиков. Спроси лучше об этом.

— И почему здесь так много караванщиков?

— В столице большой праздник. Со всех краев царь созвал народ полюбоваться на творение своих детей. Даже правители драконов обещались. А это отличная возможность найти покупателей, — Ханум опять полез в карман что-то искать.

— Детей? В смысле, Симериона и Диларам?

— Да. Других у царя, вроде, нет, — купец достал бархатный мешочек, перетянутый серебряной нитью, одной рукой ослабил её и отсыпал содержимое в трубку.

— Эээ… а тигр? — только и смогла выдавить Руми, глядя, как купец, зажимая в зубах трубку, снова что-то ищет.

— А что с тигром? — спросил он, после того как, чиркнув огнивом, раскурил своё зелье.

— Это странно. Никогда не видела, чтобы путешествовали с тигром, а не со слоном. Неужели я первая, кто об этом спросил?

— Конечно, нет. Согласен, что немного необычно. Однако, мы прекрасно ладим. Не представил, виноват, отвлекся. Это Игнэ, мой компаньон. А тут — Витэ, — он показал туда, где, как казалось на первый взгляд Руми, лежал большой черно-белый тюк, бывший тигрицей. Она тоже пряталась от солнца.

Игнэ очнулся ото сна и с интересом изучал Руми. Она продолжала стоять в изумлении, глядя то на него, то на Витэ. Ханум, меж тем, продолжил:

— Руми, почему бы тебе не посмотреть мой товар? Может, выберешь что-то для себя.

— Нет, господин, благодарю. У меня мало денег, и мне жаль отнимать у вас время.

— Ничего, уверен, за твою цену у меня что-нибудь найдется.

Руми показала ему свои медяки. Подумав ещё, Ханум добавил:

— Знаешь, путешествуя по разным странам, я услышал много необычных и невероятных историй. Можешь считать, что я ведаю обо всём на свете. Вот такой у меня личный интерес — собирать легенды, предания, даже слухи и домыслы, а потом их продавать за хорошую цену. Тебе готов сделать большую скидку в честь дня рождения. О чём хочешь узнать?

«Вот хитрец, — подумала Руми, — но ничего, раз так, сыграю по твоим правилам». А вслух произнесла:

— Значит, за мои монетки расскажете любую историю? Всё, что я пожелаю узнать?

— Да, — кивнул купец.

— Хорошо, — она вдохнула поглубже и на выдохе сказала, — тогда расскажите мне об Адзуне.

На миг Руми показалось, что окружающий мир замер и все на площади повернули в её сторону головы, хотя вряд ли могли услышать её. Игнэ не сводил с неё круглых оранжевых глаз, в которых читалось несвойственное животному осуждение. Витэ проснулась и тоже неодобрительно посмотрела на Руми. Ханум напрягся, хотя старался не подавать виду.

— Что именно ты хочешь узнать об Адзуне? — спросил он спустя продолжительное время.

— Как он стал Оссэ, — ещё не до конца веря в то, что говорит, выдала Руми.

— Хм… наверное, я бы предпочел, чтобы ты спросила о чём-нибудь другом… о чём угодно другом. Странно выведывать такие вещи у купца. Что ты уже знаешь?

— Только то, что Оссэ сделал. Но ни слова о том, почему стал таким.

— Мда… ну что ж, уговор есть уговор, присядь на что-нибудь. Мне надо подумать, как начать.

Ханум отложил трубку в сторону и, скрестив ноги, принялся раскачиваться вперед-назад. Игнэ и Витэ легли поближе к нему, решив не упускать возможность послушать рассказ на запретную тему. Руми села на траву рядом, не сводя любопытных глаз с купца, и терпеливо ожидала. Наконец, спустя долгих десять минут, он начал:

— Все знают, что Адзуне, как первому из Живущих на Земле, выпало бремя быть учителем всех народов, передавать знания о сути всего, что наполняет мир по замыслу Неру. Живущие на Земле друг от друга отличаются очень сильно: спокойные и созидательные фениксы, воинственные и отчаянные драконы, веселые и бесхитростные оборотни, наблюдательные и расчётливые эльфы. Всех подопечных посетил Адзуна и потратил не одну сотню лет на их обучение. Из Мелеха он начал путь на архипелаг Ливнер, затем на ледяной континент Нанрог, а после и в Каталисиан, в будущую империю Нэти. Системы власти, суды, торговля, искусство мира и боя — ко всему он приложил руку. Наделенный исключительным знанием, Адзуна охотно делился им, ловко находя подход к каждому народу. Более того, он и сам не гнушался обучаться у других. Он отличался от остальных фениксов — молчаливых и созерцающих, любящих мир таким, каким он создан. Долина Эю стесняла его, не давала развернуться мятущейся душе. До времени пробуждения нового народа он предпочитал странствовать, иногда в компании своей жены, но чаще один. Потом Адзуна остался не у дел. Он прибыл в Мелех и пытался властвовать, но вскоре забросил городские дела, оставив их Руне, а сам коротал дни в тоске. Всё ждал, когда пробудятся люди — народ Силинджиума.

Живущие на Земле должны выживать в хрупком мире после доисторического катастрофы, исказившей замысел Творца Неру. Половина континента Хавинор обратилась в безжизненную пустыню, а моря заселили жуткие чудовища, с которыми без устали борются драконы, наделенные особой силой перевоплощения. Но самое страшное, что Космическая Тьма, или, как её ещё называют, Скверна, проникла в души каждого, одаренного знаком Великих Духов, неважно, жив ли он сейчас и будет жить потом. Силинджиум попытался уберечь людей, сдвинув их пробуждение и сделав жизнь скоротечной. Всего век, ты представь! Этого не пожелали для своих народов остальные Великие Духи. Семена Тьмы плотно укоренились в живых душах, и даже свет Неру не смог их уничтожить.

— Интересно, какими будут люди? — прервала его рассказ Руми.

— Я не знаю. Силинджиум, считай, сравнял их с животными (не в обиду Игнэ и Витэ), лишь бы освободить от влияния Космической Скверны. Кто мы, чтобы судить Великого? А пока позволь мне продолжить.

Адзуна начал интересоваться Скверной. Он путешествовал в мертвые земли на юге и изучал останки существ, обрушивших гнев на наш мир. Этот черный яд, первородное зло, или, говоря языком эльфов, Оссэ, по крупицам он приносил в свою мастерскую. Вскоре он заметил влияние Оссэ на Живущих на Земле, включая себя самого. Скверна вовне и Скверна внутри стремились друг к другу. В этом Адзуна увидел возможность сотворить иную жизнь, в обход Неру и существующим законам природы. Богохульные чаяния настолько захватили его разум, что он, преступив совесть и мораль, был готов на любые эксперименты ради достижения цели. Первым представителем нового народа он решил сделать своего близкого друга, обманом заточил его в кузнях и мучил разными способами. В конце Адзуна сварил искалеченную телесно и духовно жертву в чане с принесённой из пустыни Скверной. В результате получилось ужасное чудовище, каких мир до этого не видел — перводемон. Способности существа превзошли все ожидания и не походили на дары Анариота и Левантэ. И ничего не осталось от доброго и миролюбивого феникса. Перводемон хотел лишь убивать и разрушать. Не знаю как, но Адзуна нашел способ контролировать это зло. Он использовал свои исключительные знания и изготовил Семилепестковый перстень.

До поры до времени никто не знал о его замысле, а жители Мелеха, меж тем, продолжали пропадать. Так Адзуна создал семь чудовищ-перводемонов. Хотя, как создал — просто изуродовал творения Великих Духов. Более того, его безумные эксперименты повлияли на души тех, с кем, казалось, он и не пересекался вовсе, побудив их богохульствовать и совершать ужасные преступления.