Золотая Орхидея (СИ) - Трефилова Майя

В кадках у колонн распускались двухцветные кустовые розы. Их привезла и посадила мама, госпожа Мирами. Ещё один подарок храму за опеку над дочерью. Руми коснулась бледными пальцами бархатного бутона, готового раскрыться со дня на день. Если о нём позаботятся. Прежде растениями заведовала Кимера.

Дневной свет не мог разогнать тоску, пронзившую сердце Руми. Её окликнули, но она не ответила, погрузившись в мрачные думы. Лишь когда позвали во второй раз, обернулась и увидела феникса в траурных одеждах. На его бледном лице застыло недоумение.

— Руми Сингардилион, зачем ты пришла? — холодно поинтересовался он.

— Проститься с погибшими фениксами, — она дрогнула, остро почувствовав его неприязнь.

— Кимера в своей комнате. Поторопись, её скоро унесут на погребальный костер.

— А Коуршан? — быстро спросила она, опасаясь, что больше феникс не захочет говорить.

Собеседник помолчал некоторое время, оценивающе глядя на Руми. Словно размышлял, достойна ли она знать, где лежит тело священника. Потом всё-таки произнёс:

— В зале Анариота.

— Спасибо, — она бросилась к покоям Кимеры, и вслед услышала:

— Не понимаю, почему Великие Духи оберегают её за счёт тех, кто больше достоин жизни.

Колкие слова ранили Руми, но она поспешила забыть обиду. Голову заняла встречей с матушкой. Последней встречей в этом мире. Руми бежала через боль, плача, а на пороге комнаты упала и застонала. Не сумев подняться даже с опорой на дверь, вползла в покои Кимеры.

Матушка лежала на кровати, сложив руки на груди. На бледном красивом лице застыла маска покоя. Каштановые волосы немного неряшливо выбивались из-под покрывала. Наверное, так сделали, чтобы Кимера казалась спящей. Серые легкие одеяния складками скрывали раны. Руми всхлипнула, и положив ладонь на ледяные руки своей наставницы, зарыдала в голос.

— Орхидею, бессмертие — всё забирайте, только верните её! — хрипела она, но никто не откликнулся.

Она слышала голоса фениксов в коридоре, но не обращала на них внимание, и они не вмешивались в её горе. Руми не могла перестать плакать, словно в ней море, которому через глаза не терпелось затопить всё. На этот раз Кимера не могла утешить, хотя была рядом. Сознание Руми не выдержало и погасло, но ладонь ещё лежала на руке матушки.

Кто-то потряс Руми за плечо, и она очнулась. Над ней стояло несколько фениксов с хмурыми лицами.

— Пора Кимере вернуться в огонь. Скажи последние слова и уходи.

— Я… да…

Склонившись над матушкой, Руми поцеловала её в лоб. Предательская слеза скатилась по щеке и упала на скулу Кимеры. Будто прервался смертный покой, и без времени погибшая тоже заплакала.

— Прости меня. Я должна быть с тобой, — сказала Руми, через силу не давая себе больше плакать.

— Глупости говоришь, — ответил один из фениксов. — Она этого не хотела.

После комнаты Кимеры ноги понесли Руми к залу Анариота. Она быстро добралась до места, хоть путь по лестнице вверх принес ей страдания.

Немногие оставшиеся тела, накрытые саваном, лежали у постамента статуи Великого Духа Солнца. Время от времени их уносили из зала на костер. После смерти фениксы теряли неуязвимость для огня и воссоединялись с ним. Таков последний путь.

К ногам позолоченного Анариота фениксы подняли одно тело. Руми сразу подошла к нему.

— Ты спас меня в первый миг моей жизни и в последний своей, а я ни разу не поблагодарила тебя, — произнесла она тихо, чтобы другие точно не услышали.

Откинув покрывало, Руми оцепенела. Голова Коуршана отделилась от тела и, зацепившись за ткань, повернулась набок. Память захлестнула волна жутких образов и хор ядовитых голосов.

— Прочь! Молчать! — закричала Руми и закрыла уши ладонями.

Всё фениксы в зале резко повернулись к ней. Двое подхватили смутьянку под руки и оттащили от тела Коуршана, другие повернули голову и накрыли саваном. Руми не сопротивлялась, только бессвязно хрипела. Когда её вывели из зала, один из фениксов сурово произнёс:

— Зря ты не сдержалась. Нельзя тревожить покой мёртвых, когда их готовят в последний путь.

— Я лишь хотела попрощаться с ним! — воскликнула она и рванула вперед, но фениксы не ослабили хватку.

— Поставь на алтарь Силинджиума, — сказал второй и сунул её связку тонких свечей. — За милосердный суд и скорейшую новую жизнь. Их тут двадцать четыре, ровно на всех.

— На всех… все погибли, кроме меня…

Совесть не позволила Руми отказаться. Пришлось идти к алтарю Духа Времени навстречу новым ужасным воспоминаниям. Крепко сжимая в руке свечи, она думала о безнаказанном преступлении. Гнев помогал справляться со страхом, и в зал Силинджиума Руми вошла уверенно.

Свороченную дубовую дверь унесли, осколки убрали. Половину лика Духа Времени отбил враг, сломал и все четыре крыла. Постамент же, служивший одновременно и алтарём, почти не повредил.

Выдохнув, чтобы освободить разум от ненужных мыслей и чувств, Руми начала убирать потухшие огарки и вставлять свои свечи в особые выемки у ног Силинджиума. Каждый раз она называла имя того, за чью душу возносила молитвы. Места для свечей едва хватило. Фениксы редко сталкивались со смертью, и лишь Казнь Мира показала, что могут погибать многие за раз.

Закончив, Руми поняла, что свечи зажечь не может и стукнула кулаком по алтарю. Вдруг на конце фитилей заплясало пламя. Внимательно Руми осмотрела свои руки. Нет, не могли они сотворить чудо до вспышки. И после вспышки не сумели бы.

За спиной раздалось покашливание. Обернувшись, Руми увидела феникса, которого сегодня в храме встретила первым. Тогда обо всём догадалась.

— Спасибо.

Она смущенно смотрела в его глаза, ожидая новых и более серьезных упреков. Феникс же спокойно произнёс:

— Пожалуйста. И прости за опрометчивые слова. Я не вправе судить о помыслах Духов.

— А… да… не стоило извиняться, — она повернулась обратно к алтарю. — Я и сама не знаю, почему меня защищают. Такую убогую.

— Всякая жизнь ценна в своем виде и со своими возможностями. Только Оссэ считал иначе.

Феникс быстро ушел, и Руми снова осталась одна. Пока свечи не догорели, она стояла недвижимо в тени изувеченного Силинджиума. За его спиной лежала поляна, где вчера цвела Золотая Орхидея. Где погиб Коуршан. Его кровь напитала землю. Его огонёк потух последним.

— Это чудовище! — взвыла Руми, едва переступила порог снятого купцом дома. — Убило всех! Прекрасных, праведных фениксов! Я найду его, и он пожалеет! Не знаю как, но я отомщу!

— Успокойся, — ответил Ханум, попивая чай, — ты даже не представляешь, как тебе повезло выжить после встречи с ним! Воистину, тебе благоволят Великие Духи! А пока набирайся сил, хорошо кушай. Я отвезу тебя в столицу.

— Кто он?

— Я не уверен, но судя по тому, что рассказали Игнэ и Витэ, это Аймери.

— Аймери?! — Руми казалось, что на её грудь упал камень, который не дает вздохнуть. — Перводемон?!

— Да, — кивнул Ханум. — Оттого я искренне удивлен твоей удаче.

— Но он же… погиб…всех перводемонов… убили… — еле выговорила Руми. От напряжения у неё потемнело в глазах.

— Значит, не всех. Досадное упущение, которое уже дорого обошлось твоим товарищам и может принести ещё много горя царству. Расслабленные здешние фениксы уже отвыкли от такого ужаса.

— Я слышала Скверну! — резко выдала Руми, перескочив с одной мысли на другую. — Что это значит для меня?

— Ничего не значит. Все слышат, — после этих слов Ханум вышел, видимо, опасаясь нового потока вопросов и возражений.

— Руми, — продолжил за него Игнэ, — то, что случилось прошлой ночью — ужасная трагедия, каких на этой земле не было уже несколько десятилетий, и этого не исправить. Лучшее, что ты можешь сделать — ухаживать за ранами и поправляться.

— Он прав, — сказала Витэ, такая же разумная, как её товарищ, — и давай подберем тебе одежду, от твоей одни лоскуты остались. К любой цели следует двигаться постепенно, я думаю, начать стоит с этого.

Тигры стали ворошить вещи огромными лапами. Руми поначалу наблюдала за ними почти безучастно, но по мере разведения беспорядка решила вмешаться. Она взяла первые попавшиеся рубашку и штаны, чтобы осталась нетронутой хотя бы часть товара Ханума. В душе Руми была приятна забота тигров.