В мире слов - Борис Казанский

5. Язык и родина

Мы приучаемся мыслить, усваивая язык, мы мыслим преимущественно с помощью слов, и самое сознание наше строится средствами языка. Наши чувства и мысли являются нам благодаря этому в формах мыслей и чувств той среды, которая нас воспитала, общества, в котором мы живем, народа, к которому мы принадлежим. Что бы я ни говорил, что бы я ни думал, это всегда будет неизбежно русская речь — потому что и речь и мысль строится у меня в системе русского языка. Тургенев большую часть жизни прожил во Франции. Но он писал свои произведения по-русски и с негодованием возражал ча замечания, будто он даже сочиняет по-французски: «Я могу творить только на русском языке».

И сознание самого простого человека, и гений величайшего поэта, выражаясь в том же языке, глубочайшим образом объединены между собой, потому что рождены в той же утробе родного языка и питаются его общими корнями. Они, можно сказать, вышивают очень различные по ценности и мастерству узоры, но по той же канве особого плетения и тем же особым набором ниток. Это единство основы и создает главным образом национальное единство. Язык — один из основных, характерных признаков народности. Это как бы самая ткань национальности, вторая, внутренняя родина, лоно души, в которой рождаются, вскармливаются и образуются наше сознание и наша личность.

Поэты-футуристы пытались составлять слова заново — из старых корней или даже прямо из отдельных звуков речи. Но это были довольно бесплодные усилия. Научная статья еще может быть написана в бесцветных международных терминах, математическая работа может быть изложена даже в чистых формулах. Но поэзия оперирует не только понятиями и воспринимается, конечно, не только умом, но и всеми чувствами, «сердцем», и потому не может пользоваться искусственными словами, не имеющими той внешней и внутренней резьбы, которая более или менее явственна в исторически сложившихся языках, и не вызывающими поэтому как бы по волшебству целого роя представлений, ассоциаций и воспоминаний, благодаря которым родное слово находит в нас живой, глубокий, полнозвучный отклик.

Французское бонёр (bonheur) или немецкое глюк (Glück) более или менее соответствуют по значению русскому счастье, но для нас они не обладают и в малой степени той полноценностью и полно-эначностью, не имеют того глубокого умственного и чувственного фона или ореола, которым обладает наше счастье: в этом слове нами чувствуется как бы сияние, пение, сладость — неуловимые, но властные следы пережитых нами счастливых минут.

В одном из рассказов Д. Острова кто-то, узнав, что птица по-немецки фогель (Vogel), говорит с негодованием:

— Тьфу! Разве это подходящее слово? В нем свиста нет. То ли дело наше птица — крылья растут, лететь хочется!

Для немца, конечно, наоборот, наше птица будет казаться невыразительным, ничего не говорящим сердцу словом.

Но отношение русского человека, и славянина вообще, к родному языку, пожалуй, отличается особенной полнотой и силой чувств. Славянские языки сохранили до сих пор большую отчетливость в строении слов и прозрачность их первоначальных, наглядных значений, — во французском или английском языках эта внешняя и внутренняя резьба уже сильно стерлась. Это делает русский язык ближе и глубже понятным, будящим более полный и живой отклик в русской душе. Недаром в основе славянских племенных имен лежит слово: словене, Бовины, словаки, словинцы, а язык у славян значило также и народ. Еще в «Памятнике» Пушкина это слово имеет значение народность.

Слух обо мне пройдет по всей Руси великой,И назовет меня всяк сущий в ней язык,И гордый внук славян, и финн, и ныне дикийТунгус, и друг степей калмык.

В других европейских языках этих замечательных особенностей нет.

Вряд ли не сказалась на русском языке и существенная особенность нашей исторической судьбы. Почти все европейские народы меняли родину, так как были пришельцами, завоевателями. И во всех европейских странах менялись — иной раз очень резко — как народность, так и язык. Во Франции и Англии это произошло трижды, в Испании четырежды. Русь была исконной нашей родиной и никогда не подвергалась завоеванию. Русская земля, русский народ, русский язык на всем протяжении истории сохраняли коренное и неразрывное единство. Это не могло не создать в русском человеке неотъемлемой патриотической преданности родному языку.

Глава II

СЛОВА И ВЕЩИ

1. Почему так называется?

Почему солнце называется солнцем, стол — столом, лампа — лампой?

Этот вопрос не всегда и не всякому приходит в голову. Кажется, так ясно и естественно, что солнце и есть солнце, а лампа — лампа. Потому что все так называют эти вещи, и мы с малых лет усвоили эти названия. Нам как-то странно даже узнавать впервые, что в других языках солнце или свет называются иначе. На первых порах нам почти смешно слышать, что стол по-немецки тиш (Tisch), а по-французски табль (table). Нам эти названия кажутся какими-то нелепыми, ненастоящими — настолько в нашем представлении слово крепко связано с самой вещью, как будто эта связь существует искони, установлена самой природой.

И дело тут не только в привычке. Связь слова с мыслью гораздо глубже. Ребенок мыслит предметно, и первые слова его — названия вещей. А он научается мыслить именно с помощью слова-названия. Слова — это как бы кочки, по которым шагает рождающаяся мысль. Без них мысль завязла бы на месте, в какой-то темной гуще.

В Швейцарии был произведен опрос детей лет 6–7 с целью выяснить, как они понимают, что такое слова.

— Откуда взялось название солнца? — спрашивали детей.

— Солнце само себя так назвало, и так и называется, — ответил мальчик семи лет.

— Бог сделал это название, когда создал солнце. Чтобы люди знали, что это такое, — сказала девочка.

— Нет, кто-то первый догадался, что это солнце. А потом уже каждый знал. Это был ученый, — сказал мальчик постарше.

— Как же он догадался?

— Потому что увидел его. Потому что оно светит, и желтое и горячее. И когда люди поняли, что это солнце, они так его и назвали.

— А если солнце бы назвали луной?

— Это нельзя. Луна — это луна, а солнце — солнце. Солнце греет, оно веселое, яркое, а луна только светит, как фонарь.

И не сразу удалось убедить мальчика, что не слово солнце желтое, яркое и горячее, а само солнце.

Зато когда дети это поняли, то от них не было отбоя учителям и родителям. Они без устали спрашивали, почему это называется так, а это так, и откуда взялось такое-то слово.

Между тем вовсе не просто ответить на все эти вопросы. История многих слов очень сложна. Уже более полутораста лет работают языковеды в этой области, и до сих пор мы не знаем происхождения многих слов. Например, мы как раз не знаем наверно, почему солнце называется солнцем, мы не знаем точно, что собственно значит корень этого слова. Оно для нас уже только название, почти только имя.

Людям удалось определить величину солнца, расстояние его от земли, его вес, его температуру, его химический состав и многое другое, хотя солнце отстоит от нас на сто пятьдесят миллионов километров. А вот определить с такою же уверенностью первоначальное значение этого названия, которое дано ему людьми же, нам еще не удается!

Качалка называется так потому, что в ней можно качаться. На качелях тоже качаются. Свечка — потому, что светит. Крыша и крышка, кров и кровля — потому, что покрывают или закрывают. Это очевидно всякому. Но уже крыло вряд ли сразу свяжется с крыть. Помогает сравнение со словом мыло — от мыть, било от бить, помело от мести. Суффикс — ло означает орудие для соответствующего действия. Крылья следовательно представлялись покрывающими птицу. А крыльцо, очевидно, казалось крылом дома — так и немецкое флигель (Flugel). Ну, а масло? Судя по этим примерам, — это производное от мазать и первоначальное значение Должно было быть мазь. Но почему? Потому, что масло намазывали на хлеб? Это могло бы быть так, если бы слово создавалось в наше время. Но оно возникло очень давно, когда не только бутербродов не делали, но и коровьего масла, пожалуй, еще не ели. Напротив, масло применялось тогда для цели, которая теперь, пожалуй, нам и не придет в голову. Подобно многим древним народам, славяне в старину имели обыкновение натирать тело маслом. До сих пор натираются жиром северные народности — эскимосы, лопари. Древние греки и римляне натирались растительным маслом. Так же поступают кое-какие африканские племена. Отчасти масло заменяло мыло, которое было тогда еще неизвестно, отчасти предохраняло от холода, зноя, вшей и блох. Не зная истории культуры и этнографии, мы бы не могли объяснить, почему масло (растительное, коровье и даже минеральное) так называется, даже если бы мы поняли, что это слово образовано от мазать.