В мире слов - Борис Казанский

Так возникло выражение за баран — то есть в качестве подати, в качестве штрафа, — и баран стал обозначением всякого принудительного платежа.

Так как документов такого рода сохранилось много, то любопытно проследить, как изменяется та же формула постановления:

1337 г.: «…а друг у друга межу кто переорет (запашет) или перекосит — вины баран, а меж сёл межу — 30 белок».

1438 г.: «…а кто у кого межу переорет или перекосит, взять на виноватом за баран 8 денег».

XVII в.: «…кто у кого межу переорет — межевой баран 2 алтына, кто у кого перекосит — перекосной баран 8 денег».

Так на рубеже XIV века баран обратился из животного в подать и штраф, а вскоре стал таким отвлеченным термином, что можно было говорить о межевом, перекосном, огородном баране. Наряду с этими штрафными баранами был баран пошлинный.

При переходе из одной сельской общины в другую крестьянин должен был платить «перехожий баран».

На самом деле перехожим оказывался, конечно, не баран, а крестьянин, который при переходе из одной сельской общины в другую должен был платить пошлину под этим названием.

Вот какие удивительные превращения происходят с нашими словами даже такими простыми и, казалось бы, неизменными, как баран! Не будь в нашем распоряжении архивных документов, мы, пожалуй, никак бы не догадались, откуда взялось это старое слово баран (и боран) в смысле пόдать, штраф. Между тем далеко не все наши слова так хорошо документированы в древней письменности.

4. Обрусевшие иностранцы

Уж на что, казалось бы, исконное русское слово изба. И значило оно как будто всегда и всюду одно — крестьянское жилье. И, однако, это не так. Это слово имеет большую историю.

Оно усвоено было от нас степными кочевниками, половцами уже в ХН-ХШ веках. Но означало оно тогда еще не жилой деревенский дом, а баню. Эту важную вещь в древнерусском быту и заимствовали от нас половцы, а жилая изба была им, кочевникам, ни к чему. И первоначально это слово писалось истьба, истобка.

Так, киевский летописец, рассказывая о мщении княгини Ольги древлянам за убийство мужа, Игоря, повествует, что древлянских послов пригласили в «истобку», а когда древляне «влезоша и начата ся мыти», то дверь заперли и баню подожгли. То же значение бани имело это слово и в германских и романских языках, потому что баня (парная) — изобретение античное и появилось в Европе вместе с римлянами. Самое слово это даже не латинское, так как в основе его лежит греческое туфос, его значение — жар, отсюда и термин тиф, который в народе называют горячка.

Но латинское слово означало собственно не помещение, оборудованное, чтобы в нем париться, а вообще отопленное помещение, в котором римляне нуждались на севере: в Италии отопление было не нужно. То есть это помещение было снабжено печкой — до этого в Европе знали только открытый очаг для приготовления пищи да кузнечный и рудоплавильный горн. Естественно потому, что это слово у нас (и во всех славянских языках) пришло к значению жилое помещение (в немецком оно означает комнату), а прежнее значение перешло на баню (латинское слово). Комната же называлась на Руси горницей (отсюда горничная), буквально — верхней (во втором этаже), или светлицей, то есть снабженной окнами, в противоположность темным сеням, клетям и чуланам.

Вот какое сложное и большое прошлое у нашей избы. Да и не удивительно. Идея отопления и изобретение для этого закрытой печи создало новую эпоху в истории быта.

Правда, изба была курная, без дымохода. И поэтому, когда, опять-таки в античном мире, изобретена была печь с дымоходом, каминос (отсюда наш камин), то латинское камината, буквально снабженная печкой, в свою очередь распространилось по Европе: во французском это слово так и означает еще печку с дымоходом и трубой, у нас — комнату, то есть то самое, что в более простом виде выражалось раньше словом изба.

Кто подумал бы, что доска не родное русское слово? Трудно даже представить себе, как могло отсутствовать в языке такое понятие. Но люди быстро привыкают к вещам. Не верится, что картофель начал распространяться в России всего лет полтораста тому назад, табак столетием раньше. А привычка к вещи переходит и на слово.

Доска к тому же очень старое заимствование. Наконец, доска не такая простая вещь, как кажется на первый взгляд. Чтобы сделать доску, надо иметь большую пилу, а между тем слово пила ощущается, пожалуй, как более новое, и самая вещь как более высокая технически, чем доска. Пила, впрочем, тоже заимствованное слово. До этого важного изобретения доску заменял тёс, расколотое пополам или обделанное топором бревно.

Наше доска, славянское дъска, это — греческое дискос, обозначавшее металлический круг, диск, служивший для метательных упражнений, а также и подставку, поднос. У германцев оно перешло к значению блюдо, а затем стол (Tisch). Такой же переход произошел с латинским словом табула (доска), во французском табль (table) — это доска и стол. У нас доска не получило значения стол, вероятно, потому, что в русском языке уже было свое слово стол, связанное с глаголом стелить. Можно заключить из этого, что первоначально слово стол означало скатерть, покрышку, как постель. По-видимому, этим объясняется, что это слово означало в древней Руси не только стол, но и кресло, а в особых случаях — местопребывание князя. Отсюда стольный град — Киев, столица, престол (трон) — как бы первоначальная степень стола.

Пушкин, объездивший пугачевские места, собирая материалы для своей «Истории пугачевского бунта», передает, со слов старой казачки, о забавной ошибке Пугачева, который, войдя в алтарь церкви, сел на алтарный стол (в церковном словоупотреблении престол), сказавши: «Давненько я не сиживал на престоле».

Столь же удивительным производным, уже от слова доска, оказывается чан.

В этом случае сохранились в древней письменности и промежуточные формы тщан, тчан, щан, а также дощан (большая кадка) и доскан (ларь), досканец (табакерка, ящичек).

Наконец, возможно, что и наш стакан того же происхождения, как об этом свидетельствует старинная форма достокан.

Очень старым словом является товарищ — в старорусском языке оно означало соратника, соучастника похода или торгового путешествия. Товарищ образовано от товар, первоначальное значение которого — обоз, стан, а затем стадо и всё, добытое оружием или обменом, торгом.

Это слово восточное, может быть полученное еще от хазар. В тюркских языках оно означало караван, табун, имущество.

Прямым путем развилось значение однополчанина, сожителя, члена одной артели, соучастника предприятия. Из последнего вырос термин товарищество — в смысле торгового или промышленного предприятия, компании. Из косвенного значения спутник, которое было в ходу уже в старину, например «боярин (такой-то) со товарищи», выработалась должностная дореволюционная терминология: товарищ министра, товарищ прокурора, то есть помощник, заместитель министра или прокурора.

Политическое значение слова товарищ развилось под влиянием европейского камрад, пошедшее от испанского камарада, что значило буквально камерный, то есть солдат той же камеры (казармы). Это военное слово вошло в солдатскую речь всей Европы уже в XVII веке. Французская революция 1789 года была, однако, штатской и прежде всего чисто политической — дело шло об уничтожении феодальных прав и привилегий. Поэтому ведущим и сигнальным понятием ее стало гражданин.

Речь французского двора и дворянства перед революцией пестрела пышными феодальными титулами и чинами — господин маркиз такой-то, граф такой-то, синьор такого-то имения и замка. Так у Дюма Атос — граф де ла Фэр, синьор де Бражелон и т. д. Портос — барон дю Валлон, синьор де Бросье и де Пьерфон. В обращениях имена сопровождались титулами: ваша светлость, ваше сиятельство, превосходительство, монсиньёр и т. д. На этом пышном фоне — вдруг такие простые до суровости обращения, даже к главе государства, как гражданин Робеспьер, гражданин Бонапарт, — звучало мятежно и демократически.

Это демократическое движение было подхвачено и передовой русской интеллигенцией начала XIX века. Зазвучало восторженно и слово гражданин, собственно славянская форма нашего горожанина. Заговорили о «гражданской добродетели», «гражданском мужестве». Последнее стихотворение Рылеева озаглавлено «Гражданин». Сумасшедший император Павел запретил употребление этого революционного слова в печати.