Исторические очерки России - Михаил Венюков

Присоединение Амура так резко отличается от всех других завоеваний, совершенных Россиею в XIX веке, что заслуживает особой характеристики, как пример того, что может сделать одна сила ума и воли, без больших материальных пожертвований. Во-первых, завоевание это было бескровным. Ни один выстрел не раздался за все время действия наших войск в новом краю; напротив, занятие шло при непрерывных мирных сношениях с китайцами и туземцами. Даже число войск было чрезвычайно ограничено, никогда не превосходя трех батальонов, так что теперь для охраны новых владений мы употребляем вдвое более солдат, чем их было при завоевании. Это служит лучшим доказательством государственного ума Муравьева, умевшего понять слабость Китая и искусно воспользоваться ею. Во-вторых, завоевание это ничего не стоило России деньгами до самого заключения Айгунского договора. Амурский капитал, на который падали расходы по экспедициям, весь составлен был из экономии по управлению Восточной Сибирью, в чем опять нельзя не видеть важной заслуги Муравьева. В-третьих, идея о занятии Амура привела к освобождению более 70 000 человек из горнозаводского рабства, потому что, под предлогом усиления состава Забайкальского казачьего войска на случай войны с китайцами, Муравьев еще в 1851 году успел выпросить у императора Николая увольнение из горного ведомства всех крестьян, приписанных к кабинетским заводам Нерчинского округа. Из этих людей вышли потом первые поселенцы Амурского края. В-четвертых, занятие Амура совершилось во время войны России с сильною коалициею европейских держав и было ведено так искусно, что плававший в Тихом океане англо-французский флот нисколько не повредил совершавшемуся делу заселения далекого от России края и даже получил отпор, когда попробовал сделать высадку в заливе Декастри. Воспомним при этом, что у главного деятеля во всех этих событиях, Муравьева, были сильные враги в Петербурге, вроде графа Нессельроде, противившегося самой идее присоединения Амура, или графа Путятина, громко уверявшего, что Амур – болото. Эти внутренние враги были для Муравьева опаснее внешних, и потому не раз говорилось, что Амурский край завоеван не на Амуре, а в Петербурге. Заметим, что у императора Александра II достопамятный генерал-губернатор Восточной Сибири не пользовался тем личным расположением, как у его отца, и, наградив Муравьева лично титулом графа Амурского за Айгунский трактат, он сильно оскорбил его, не дав должных наград его подчиненным, которых этот энергический, честный и дальновидный человек мог удерживать на службе в диком краю только ценою внимания к их трудам и лично сам называл не подчиненными, а сотрудниками.

Конец ознакомительного фрагмента.

Примечания

1

Около великого князя – наместника стоят ближайшими помощниками генералы: князь Меликов, Лорис-Меликов, Тергукасов, Лазарев и др. из армян. Первый из них наводнил своими соплеменниками Дагестан, и они, еще недавно презираемые лезгинами, являются там господами, возбуждая своею алчностью ненависть туземцев к русскому владычеству, не умеющему обойтись без таких агентов.

2

Которое никогда не было осуществлено, так что край и поныне управляется «в виде опыта» по положению 1868 года, составленному Степною комиссиею Гирса и Ко. Собственные же проекты Кауфмана оказались никуда не годными.

3

Так, в 1874 г. не дозволено было генералу Колпаковскому воспользоваться беспорядками в Кокане для завоевания этого ханства, потому что находившийся в то время в Петербурге Кауфман берег этот подвиг для себя.

4

Сам министр иностранных дел, князь Горчаков, до такой степени был мало знаком с Азиею, что, напутствуя Кауфмана в Хиву, просил его «не ходить туда (из Ташкента) через Кашгар!» А когда по улыбке Кауфмана заметил, что сказал глупость, то наивно прибавил: «Я, может быть, сказал какой-нибудь вздор; вы извините. Я азиатскими делами не занимаюсь; на это у меня есть Стремоухов. Я смотрю только за тем, чтобы нам из-за Средней Азии не поссориться с Англиею».

5

Собственно укрепление основано в 1854 году, но станицы поселены в 1855.

6

Эта отставка Влангали и была, впрочем, целью всех махинаций Стремоухова, который видел в почтенном генерале скорого преемника себе по званию директора Азиатского департамента и потому старался его «утопить».